— А зачем мне врать?! До могилы-то… Он, значит, сразу же подошел к тому большому шиповнику… Ох, и сукин же сын!.. Встал там и нужду свою справил!
— Прямо под большой шиповник?!
— Да, ага. Прямо под большой шиповник.
Дядюшка переменившись в лице, схватил отца за руку:
— Вот видите!.. Англичане… любым способом стараются мне досадить! Это — часть их плана! Они пытаются сломить мой дух, чтобы заставить меня безоговорочно капитулировать! Они начали психическую атаку!
Внезапно, откинув полу дорожного сюртука и схватившись за кожаную кобуру подвешенного к поясу пистолета, дядюшка закричал:
— Я этого индийца убью собственными руками!.. Под мой большой шиповник!.. Это — борьба недозволенными средствами!.. Даже если мне потом придется погибнуть под пытками англичан, я накажу подлеца!..
Отец положил руку ему на плечо:
— Успокойтесь… Неосторожный муравей, свалившись в таз, себя не силой, а терпеньем спас… Терпите!.. Когда сюда прибудут ваши друзья, они разделаются с индийцем.
Дядюшка прорычал:
— Я сам, собственными руками его на виселицу вздерну!
Маш-Касем закатил глаза:
— Аминь!.. Я уж и не хотел вам все-то рассказывать… Но этот сукин сын потом еще хуже сделал…
— Что еще? Почему не договариваешь?
— Зачем мне врать?! До могилы-то… После того, как он нужду справил, он еще и другую пакость учинил, да так, что в другом конце сада слышно было!
— О аллах! Дай мне случай отомстить коварным англичанам и за это оскорбление!
Через несколько минут после того, как и отец и я вернулись к себе домой, в нашем дворе снова появился дядюшка. Он знаком подозвал отца, и они вместе пошли в гостиную. Я, помня о настоятельной необходимости быть полностью в курсе событий, немедленно залез в кладовку.
— Когда дела делаются в спешке, обязательно что-нибудь упускается из виду. Я только сейчас сообразил, что не написал в письме, каким условным знаком или паролем их агент должен дать мне знать о своем появлении. Сами подумайте, их человек захочет со мной связаться, а как он мне представится? Откуда я буду знать, что он от них?
Отец собрался было заявить, что это не столь важно, но, тотчас сообразив, что в дядюшкиных словах есть логика, сделал вид, что задумался, а потом сказал:
— Вы правы. В такой ситуации следует все предусмотреть. Необходимо назначить зашифрованный пароль. Может быть, вы?…
— Я подумал, что, наверно, нужно взять в качестве пароля какое-нибудь число.
Отец поскреб подбородок:
— Неплохая мысль, но число вам придется записать, а при настоящих обстоятельствах вы не можете себе позволить оставлять улики в письменном виде. Не забывайте об агентах противника. Я думаю, что можно было бы… — И он задумался.
Дядюшка спросил:
— А если в пароле упомянуть о ком-нибудь из родственников?
У отца заблестели глаза:
— Неплохо. Например, пусть их агент упомянет вашего покойного деда, но надо сделать так, чтобы никто другой не сумел составить похожую фразу. — Как насчет такого пароля: «Покойный дед ест бозбаш[26] с Жаннет Макдональд»?
Дядюшка возмутился:
— По-моему, здесь шутки неуместны!
— Я не шучу. Я же вам сказал, что надо так зашифровать пароль, чтобы вражеские шпионы ни о чем не догадались.
Прерывающимся от гнева голосом дядюшка заявил:
— Я лучше отправлюсь на эшафот к англичанам, чем допущу, чтобы имя Великого Праотца стояло рядом с именем какой-то потаскухи!
Отец пожал плечами:
— Вы хотите и капитал приобрести, и невинность соблюсти. Если вы и в самом деле против… Что ж, тогда положимся на милость судьбы. Да и вообще вовсе не обязательно, что англичане решат вам отомстить. Возможно, после стольких лет они вас простили.
— Вы, кажется, решили надо мной издеваться?! Вы же лучше всех других знаете, какие ужасные козни готовят против меня англичане. Как вы можете так говорить, когда под большим шиповником еще не высохли следы преступного деяния этого мерзкого индийца!..
— Тогда почему же вы так несговорчивы? Вы думаете, если бы Наполеон на подобном же условии мог избежать заточения на острове Святой Елены, он бы хоть секунду колебался? Вы принадлежите не себе. За вами — великая семья, наша столица, вся наша страна. И они ждут от вас подвига!
Дядюшка закрыл глаза и прижал руки к вискам:
— Во имя народа я даю согласие. Где мое письмо? Я должен сделать приписку про пароль.
Отец протянул ему конверт с письмом и принес чернила и перо.
— Пишите!.. Нижайше прошу Вас отдать распоряжение, чтобы для установления контакта с Вашим покорным слугой агенты пользовались нижеследующим шифрованным паролем… Написали?… Теперь поставьте кавычки и пишите: «Покойный дед ест бозбаш с Жаннет Макдональд».
На лбу у дядюшки выступила испарина. Он пробормотал:
— Всевышний, прости меня, что ради спасения своей жизни мне пришлось потревожить дух Великого Праотца!
— Уверяю вас, что, если бы Великий Праотец был жив, он бы одобрил ваш поступок.
Произнеся небольшую речь о своей врожденной отваге и приведя несколько подходящих к случаю примеров жизни Наполеона, дядюшка пошел домой.
Я остался в полном недоумении. Сколько я ни думал, мне так и не удалось понять планы отца. Спал я в ту ночь беспокойно. Утром я принял решение вновь обратиться за помощью к Асадолла-мирзе. Но когда я пришел к нему, его не оказалось дома. Я прождал его весь день — он так и не появился. Я мучался от тревожных мыслей, и день тянулся для меня бесконечно. Меня очень беспокоило поведение отца и странное выражение, застывшее на его лице. Он ходил с довольным видом победителя.
Дядюшку я в тот день не видел ни разу. Под вечер мне удалось перекинуться несколькими словами с Маш-Касемом, когда он вышел поливать цветы. Глядя на дядюшку, Маш-Касем тоже пребывал в тревоге и унынии.
— Это дело нешуточное, милок. Ага не зря ночами спит. Англичаны-безбожники все ближе подходят. Не приведи господь, уже и человека своего выслали, чтобы с агой расправиться. Нам с агой теперь недолго жить осталось. Я хоть всю эту ночь под дверью аги с ружьем спал, ага все равно раз десять просыпался. А стоило ему заснуть, кричать во сне начинал: «Они уже здесь!.. Здесь!..» Будто ему англичаны уже нож к горлу приставили. Мне и самому худо, я только на бога и надеюсь… Но ведь, ежели разобраться, англичаны по-своему правы. Я б на их месте тоже не оставил в живых человека, который мне столько бед учинил.
— Маш-Касем, я не думаю, что тебя-то они так уж…
Он поставил лейку на землю и перебил меня:
— Э-э-э, голубчик! Англичаны и я — это все равно, как кошка и собака! Ну хорошо, забудут они, к примеру, про битву при Мамасени, а как с Казерунской битвой быть?! А Казерунскую кампанию забудут, про Гиясабадское сраженье вспомнят — тогда что?… Я тебе, милок, так скажу. Зачем мне врать?! До могилы-то… Я уж согласен, чтоб они меня под дуло поставили, только бы агу не трогали!
И Маш-Касем пустился рассказывать о своих подвигах, о том, как он наносил сокрушительные поражения британским войскам, но при этом несколько раз намекнул, что надежда спастись все-таки есть.
Следующий день, к счастью, был выходным. Я несколько раз заходил к Асадолла-мирзе, но его старушка-служанка сказала, что князь приказал не будить его до одиннадцати даже если начнется всемирный потоп. В одиннадцать его сиятельство изволили пробудиться. Когда я вошел в его комнату, князь завтракал. Было видно, что он отлично выспался и пребывает в прекрасном расположении духа. Он с аппетитом поглощал яичницу с помидорами под громкую музыку, лившуюся из трубы граммофона. Меня он встретил широкой улыбкой и предложил разделить с ним завтрак, но у меня аппетита не было и в помине.
— Почему не хочешь? От любви аппетит потерял?
— Нет, дядя Асадолла, дело не в этом. Тут такое творится!
Когда я рассказал ему о разговоре в доме проповедника и о письме дядюшки к Гитлеру, он расхохотался, а потом сказал:
— Не знаю, что твой отец затеял против аги, но в какой-то степени он имеет право держать против него зло. Пока у него была аптека, он был человеком состоятельным, а сейчас стал жить скудно, как мы, государственные чиновники. Дядюшка под корень его подрубил. А теперь он собрался с дядюшкой то же самое проделать. Если б во всей этой истории не была замешана еще и твоя любовь, мы бы спокойно смотрели, как они друг друга мордуют, и только посмеивались бы.
— Но, дядя Асадолла! Вы должны что-нибудь придумать. Я и вправду не могу понять, что у отца на уме.
— Моменто! Ты особенно не переживай. Отец твой не такой дурак, чтобы отправить это письмо Гитлеру или вообще кому-нибудь его показать, потому что его же первого схватят за воротник и потребуют объяснений.
— Тогда для чего, по-вашему, он продиктовал его дядюшке?
— Я думаю, это ему нужно, чтобы потом шантажировать дядюшку и заставить его плясать под свою дудку. А может быть, он хочет с помощью этого письма превратить старика в посмешище… Так ты говоришь, они и пароль придумали?
