14
Чья разумность, впрочем, всё равно нуждалась бы в отдельном детальном рассмотрении и доказательстве.
И продолжающих сужаться.
Вообще-то, «ура» задумывалось просто троекратным, но отсутствие репетиций, компенсированное изобилием энтузиазма и уходящими на это самое «ура» хозяйскими промышленными запасами чуть подкисшего пива, картину изрядно смазали.
Единственного человека на Белом Свете, в двери которого он очень быстро научился стучать, прежде чем войти. Всего с трех попыток. Превращение в хомячка, удар молнией и покрытие чешуей сделали за несколько дней то, что не удавалось ни одному из его наставников за долгие семнадцать лет.
Учитывая длину кровати, срочно сколоченной персонально для него конюхом – мастером на все руки – постельного белья и прочих принадлежностей ушло на нее вдвое больше, чем на обычную.
Но отчаянная и даже почти увенчавшаяся успехом попытка сделана была.
Или, скорее, тем, что под них попалось: Адалет – посохом, Иван – шапкой, Сенька – мечом, Олаф – проводником. Но не со зла. Иван очень сильно подозревал, что инструкцию мага держать проводника под рукой ответственный отряг понял слишком буквально.
Или разочаровать?
Гуго довелось потрудиться в два раза больше остальных: кроме коня, ему приходилось удерживать от повального дезертирства еще и самого себя.
Это только Иван на его месте сперва уточнил бы: «Это вопрос экзистенциальный или риторический?».
Адалет – посох, Олаф – топоры.
Для холодных прохладительных напитков погода была несколько несоответствующей. А для примитивной заменой их горячительными не было одобрения его строгого величества.
Старинная багинотская скороговорка.
Собаки и дети – впереди с большим отрывом.
Народ был уже далеко, министры – те, кто услышал – посчитали себя убежавшими и спасшимися, а король счел ниже своего положения прислушиваться к кому-то, висящему вверх ногами с беспородного рыжего мерина.
Рекламный щит с сообщением о сем бескорыстном деянии через два часа уже красовался над входом в кондитерскую: «Боевой маг-хранитель Адалет, непобедимый победитель туманных тварей, предпочитает исключительно наши сладости!»
Специальное гостевое меню. Салат из весенней зелени – одуванчиков, крапивы, щавеля; жидкий вегетарианский супчик; перловая каша с пахнущей мясом сарделькой и прозрачный и бледный, как слеза ребенка, вишневый компот. За поеданием второго блюда неотрывным умильным взглядом наблюдал любимый песик короля, судя по гастрономическим предпочтениям – сардель-терьер.
Впрочем, «словно» в данной ситуации можно и опустить. Если бы проворные лакеи – хранители королевской двери – не распахнули бы обе створки настежь за пять метров до его приближения, то оставаться бы им без работы до окончания восстановления дверей, косяков и стены.
Если не печатать непечатные выражения, больше они не издали ни звука.
Оставив за спиной лишь один топор и надвинув рогатый шлем на глаза.
Насчет всего живого чародеи мук совести не испытывали: на захваченной туманными тварями территории ничего живого, кроме них самих, не оставалось очень скоро.
Громче самого тихого шепота и длиннее одного слова.
С точки зрения Масдая.
И, в случае ковра, неизвестными современной магии чувствами.
Горное эхо – презабавная штука.
За спинами всех остальных он пропал сразу же, как гигантская фигура конунга втиснулась в и без того не слишком широкий проход.
И даже почти без сомнений.
В основном, из-за нежелания подрывать авторитет лидера. Но в некоторой степени и из-за опасения выяснить, что такие средства всё же существуют.
Не то, чтобы для появления туманных тварей когда-либо настал момент подходящий.
И еще меньше – к непраздным. Потому что тоскливых перспектив им хватало и в своих головах, без того, чтобы прибавлять к ним еще и кошмары товарищей по несчастью.
Который больше всего напоминал танкер, ведомый двухвесельной шлюпкой.
В полученных по неосторожности и неуклюжести синяках, ссадинах и шишках.
Самое разумное – в сторону, противоположную источнику крика обожженного волшебным огнем.
О происхождении лепешки конунг тактично умолчал.
С двенадцатой попытки. Под яростное ворчание «Я вам, между прочим, боевой маг, а не домработница какая-нибудь», бедные минералы побывали фетровыми гладиолусами, дохлыми змеями, перезрелыми огурцами, мотком колючей проволоки и еще множеством самых неожиданных, удивительных и порой пугающих предметов и явлений.
Постояв несколько минут над ассортиментом из «Медведеведения», «Лоселогии», «Грифографии» и прочих «Зайцезнаний», грустный перед открывающейся перспективой напрасно потерянной ночи лукоморец, надеясь на читательскую удачу, выбрал некую «Батрахомиомахию» – хоть непонятно так уж сразу, про что, и есть надежда…
У Адалета гораздо лучше они получились, не без гордости отметил Иванушка. Хоть и пытались расползтись при каждом удобном случае.
Олафа.
Адалета.
Масдая.
Иванушке.
И, в случае Гуго, поскакала на одной ноге, опираясь на них.
Он неправильно истолковал взгляд отряга. На самом деле тот смотрел на него так, словно Иванушка один из вредности расправился со всеми противниками, не оставив ему ни одного, самого завалящего.
К чьей светло-тупой голове конкретно относилось сие замечание, Адалет не уточнил.
