12 февраля 1987 года. Пара прилетела из Турагундей, привезла почту. Борттехник Ф. заправил вертолёт и собирался идти на обед. Уже закрывая дверь, он увидел несущегося от дежурного домика инженера эскадрильи. Он махал борттехнику рукой и что-то кричал. Борттехник, матерясь, пошёл навстречу инженеру.
– Командира эскадрильи сняли! – подбегая, прохрипел запыхавшийся инженер.
– За что? – удивился борттехник, перебирая в уме возможные причины такого события.
– Ты дурака-то выключи, – возмутился инженер. – «За что»! За хер собачий! Сбили его! В районе Диларама колонна в засаду попала. Командир, пока ты почту возил, полетел на помощь. Отработал по духам, стал заходить на посадку, раненых забрать, тут ему днище и пропороли. Перебили топливный кран, тягу рулевого винта. Брякнулся возле духов. Ведомый подсел, чтобы их забрать, тут из-за горушки духи полезли, правак через блистер отстреливался. А командир смог все-таки взлететь, и на одном расходном баке дотянул до фарахрудской точки. Теперь, оседлав ведомый борт, он крутится на пяти тысячах, чтобы координировать действия! Не меньше, чем на «Знамя» замахнулся, а то и на «Героя», если ещё раз собьют (тьфу-тьфу-тьфу)! Только что попросил пару прислать, огнём помочь и раненых забрать. Ты борт заправил? – закончил инженер.
Через пять минут пара (у каждого – по шесть полных блоков нурсов) уже неслась на юго-восток, к Дилараму. Перепрыгнули один хребет, прошли, не снижаясь над Даулатабадом («Какого черта безномерные со спецназом там сидят, не помогут? Две минуты лету…» – зло сказал командир), миновали ещё хребет, вышли на развилку дорог с мостиками через разветвившийся Фарахруд. Между этими взорванными мостиками и была зажата колонна, которая сейчас отстреливалась от наседавших духов. Сразу увидели место боя по чёрному дыму горящих машин. Снизились до трёхсот, связались с колонной, выяснили обстановку – духи и наши сидят по разные стороны дороги.
– Пока я на боевой захожу, работай по правой стороне, чтобы морды не поднимали! – сказал командир.
Борттехник, преодолевая сопротивление пулемёта на вираже, открыл огонь по правой обочине дороги, где, размытые дымом и пылью, копошились враги. Трассы кривыми дугами уходили вниз, терялись в дымах, и стрелок не видел, попадают ли они по назначению.
– Воздух, по вам пуск! – сообщила колонна.
– Пуск подтверждаю! – упало сверху слово командира. – Маневрируйте!
– Правый, АСО![75] – сказал командир и ввинтил машину в небо, заворачивая на солнце.
Обе машины, из которых, как из простреленных бочек, лились огненные струи тепловых ловушек, ушли на солнце с набором, развернулись, и, сваливаясь в пике, по очереди отработали по духовским позициям залпами по два блока. Справа от дороги все покрылось черными тюльпанами взрывов. Борттехник палил в клубы дыма, пока не кончилась лента.
– …Твою мать! – вдруг сказал командир, ёрзая коленями. – Педали заело! Подстрелили все-таки. И что за гиблое место попалось!
Борттехник, возившийся над ствольной коробкой с новой лентой, скосил глаза и увидел, что мешок для гильз под тяжестью последних двухсот сполз с выходного раструба, и крайние штук пятьдесят при стрельбе летели прямо в кабину. Большинство их завалилось за парашюты, уложенные в носовом остеклении под ногами борттехника, но несколько штук попало под ноги командира – и одна гильза сейчас застряла под правой педалью, заклинив её.
– Погоди, командир, – сказал борттехник и, согнувшись, потянулся рукой к торчащей из-под педали гильзе. Попытался вытянуть пальцами, но её зажало намертво.
– Да убери ты ногу, – борттехник ткнул кулаком в командирскую голень. Командир вынул ботинок из стремени, борттехник выдернул гильзу, смел с пола ещё несколько и выпрямился. – Все, педалируй!
– Ну, слава богу! – вздохнул командир. – Пошла, родимая!
Снизились, зашли на левую сторону, сели за горушкой. За холмом гремело и ахало. Загрузили убитых и раненых. Борттехник таскал, укладывал. Когда погрузка была закончена, солдат, помогавший борттехнику таскать тела, сел на скамейку и вцепился в неё грязными окровавленными пальцами.
– Ты ранен, брат? – спросил борттехник, заглядывая в лицо солдата. Но солдат молчал, бессмысленно глядя перед собой. Заскочил потный старлей, потряс солдата за плечо, сказал:
– Что с тобой, Серёжа?
И коротко ударил солдата кулаком по лицу.
– Беги к нашим, – сказал он.
Солдат, словно проснувшись, вскочил и выбежал.
– Спасибо вам! – сказал старлей, пожимая руку борттехнику.
Высунулся из кабины командир:
– Держитесь, мужики, «свистки» сейчас здесь будут, перепашут все к едрёне фене. Уходите от дороги, чтобы вам не досталось. Мы скоро вернёмся…
Взлетели и, прикрываясь горушкой, ушли на север. Перепрыгнули хребет, сели на точке под Даулатабадом, забрали ещё двоих раненых, которых привезла первая пара, ушли домой.
Сверху навстречу промчались «свистки», крикнули: «Привет «вертикальным»! «Летите, голуби», – ответил приветливо командир. Через несколько минут в эфире уже слышалось растянутое перегрузками рычание:
– Сбр-р-ро-ос!.. – и успокаивающее: – Вы-ы-во-од!
И голос командира эскадрильи сверху:
– Вроде, хорошо положили…
И голос колонны:
– Лучше не бывает. Нас тоже чуть не стёрли…
Долетели, подсели к госпиталю, разгрузились, перелетели на стоянку.
Борттехник Ф. вышел из вертолёта и увидел, что уже вечереет. Стоянка и машины были красными от закатного солнца. Длинные-длинные тени…
Его встречал лейтенант М. с автоматом и защитным шлемом в руках. На вопрос борттехника Ф., что он здесь делает в такое позднее время, борттехник М. ответил, что инженер приказал ему сменить борттехника Ф. Сейчас обратно полетит другой экипаж.
– Да ладно, – сказал борттехник Ф. – Я в хорошей форме. Я бодр, как никогда…
Он чувствовал непонятное возбуждение – ему хотелось назад. Он нервно расхаживал по стоянке, курил и рассказывал лейтенанту М. подробности полёта.
– Надо бы в этот раз ниже пройтись, если там кто остался. Далековато для пулемёта было, ни черта не понятно. Как метлой метёшь – так и своих недолго зацепить!– размышлял вслух борттехник Ф.
Тут прибежал инженер, сказал:
– Дырок нет? Хорошо. Все, другая пара пойдёт. Заправляйте борт по полной, чехлите, идите на ужин.
И убежал.
Отлегло. Залили по полной – с двумя дополнительными баками. Но не успел борттехник Ф. вынуть пистолет из горловины, как к вертолёту подошли командир звена майор Б. и его правак лейтенант Ш.
– Сколько заправил?
– Полный, как инженер приказал. Он сказал – другие борта пойдут…
– Да нет других бортов!– сказал Б. – Темнеет, надо высоту набирать, как теперь с такой заправкой? Да ещё раненых грузить. Ну, ладно, машина у тебя мощная, авось вытянем. Давай к запуску!
Тут борттехник Ф., который успел расслабиться после визита инженера, вдруг почувствовал, что ноги его стали ватными. Слабость стремительно расползалась по всему телу. В голове борттехника Ф. быстро прокрутился только что завершившийся полет, и борттехник понял, что второй раз будет явно лишним.
– Знаешь, Феликс, – сказал он, – оказывается, я действительно устал. Давай теперь ты, раз уж приготовился.
– Чтоб твою медь! – сказал (тоже успевший расслабиться) лейтенант М., и пошёл на запуск.
Солнце уже скрылось, быстро темнело. Пара улетела, предварительно набрав безопасные 3500 над аэродромом. Борттехник Ф. сходил на ужин, пришёл в модуль, выпил предложенные полстакана водки, сделал товарищам короткий отчёт о проделанной работе и упал в кровать со словами: «Разбудите, когда прилетят».
Ночью его разбудили. Он спросил: «Всё в порядке?», и, получив утвердительный ответ, снова уронил голову на подушку.
Утром вся комната ушла на построение, и только борттехники Ф. и М. продолжали спать. Через пять минут в комнату ворвался инженер:
– Чего дремлем, воины? Живо на построение!
– Я ночью летал, – пробормотал лейтенант М.
– Ладно, лежи, а ты давай поднимайся.
– Почему это? – возмутился лейтенант Ф. – Мы оба вчера бороздили!
– Не надо мне сказки рассказывать! – сказал инженер. – Ты на закате прилетел, в световой день уложился.
– Да я потом всю ночь не спал, товарищ майор! – вскричал борттехник Ф. – Я за товарища переживал!
1.
Раннее, очень раннее утро. Опять ПСО. Пара пришла к месту работы, когда солнце только показалось над верхушками восточных гор. Борттехнику Ф. после подъёма в полчетвёртого и после плотного завтрака страшно хочется спать. Он сидит за пулемётом и клюёт носом. Особенно тяжело, когда пара идёт прямо на солнце. Лётчики опускают светофильтры, а беззащитный борттехник остаётся один на один со светилом. Жарко. Он закрывает глаза и видит свой комбинезон, который он стирает в термосе. Горячий пар выедает глаза…
