Вот Маськин с Плюшевым Медведем и пустились в этот самый танец, и стоило им овладеть основными движениями, как стало проявляться удивительное свойство их хореографического искусства. Никто – слышите, никто – не мог удержаться от дикого безудержного смеха, стоило ему хотя бы краешком глаза увидеть Маськина с Медведем, танцующих танго.
Сначала покатились со смеху Шушутка и Кашатка, потом за животик схватилась и учительница танцев мадам Выдра. Ну а затем начал покатываться со смеху целый свет, ибо такой талант смешить окружающих нельзя было держать взаперти, его нужно было проветривать на просторах мировых сцен, даря радость и вызывая улыбки на лицах разных цветов кожи и выражений рожи.
Первым публичным выступлением новой пары танцоров стал городской танцевальный конкурс, с которого мэра, упавшего от смеха со своего стула, пришлось срочно госпитализировать с диагнозом «пересмеялся». В больнице ему в качестве лечебных процедур назначили просмотр записей сессий местного парламента, после чего смех у болящего ещё пробивался, но уже сквозь слёзы, и к утру удовлетворённый персонал застал мэра беспросветно рыдающим, с чем он и был благополучно выписан на волю, поскольку рыдания считаются нормальным проявлением человеческого оптимизма в условиях больниц и других мест лишения свободы, а вот смех давно уже рассматривается как серьёзная патология с возможным смертельным исходом, – правда, не сразу, а когда-нибудь потом, в самом конце жизни смеющегося.
Мэр, выписавшись из больницы, немедленно издал указ запретить Маськину и Плюшевому Медведю танцевать танго прилюдно, ибо было совершенно очевидно, что это подвергало опасности население его славного города.
Но как страстно танцующим душам можно запретить жадно глотать бодрящий нектар ритмичных шагов танго? Друзья продолжили свои гастроли и покорили один за другим все шесть земных континентов, имея особый успех, как это ни удивительно, в Антарктиде. Там пингвины пришли в такой неописуемый восторг от Маськиного танго, что даже сами начали, в подражание Маськину, собираться в пары и выводить характерные па.
Этот вид танца получил название антарктического танго, которое необходимо исполнять с пингвиньим яйцом, зажатым между колен. Эксперты предсказывают, что вскоре антарктическое танго вытеснит аргентинское на всех танцплощадках старого и Нового Света, что, к сожалению, будет не трудно, поскольку люди давно перестали находить отдохновение от сумрачных будней в простом, как сон, движении танго, исполняемого под музыку судьбы.
Когда Маськин с Плюшевым Медведем зашли на третий круг мировых гастролей, Маськин загрустил и заявил, что скучает по своим собакам, и вообще, ему надоело танцевать и быть посмешищем всего света.
Плюшевого Медведя всё устраивало, потому что на гонорары от гастролей он постоянно позволял себе покупать манную кашу и мёд вагонами, и стал крупнейшим каше-мёдовладельцем в мире. Плюшевый Медведь планировал взвинтить цены на каше-медовом рынке, а потом распродать свои запасы исключительно по спекулятивным ценам, а на вырученные от этой каше-медовой афёры деньги наконец уже вдоволь приобрести себе каши и мёда, которые, впрочем, и так всегда были у Плюшевого Медведя в достаточных количествах. Плюшевому Медведю просто было приятно возиться в дебрях каше-медовой индустрии, только и всего. Хотя вам, дорогой мой читатель, я могу посоветовать вкладывать свои средства именно в кашу и мёд, причём съедать и то и другое незамедлительно. Поверьте, это самый надёжный способ вложения капитала в нашем неспокойном мире. Ибо съеденное вряд ли кто-нибудь сможет у вас отобрать, и даже если ему это удастся, я не уверен, останется ли он действительно доволен отобранным.
Плюшевый Медведь всё-таки очень любил своего друга Маськина и решил бросить ради него свои каше-медовые авантюры, тем более, что у него на загривке уже сидел каше-медовый картель, который всячески пытался воспрепятствовать плюшево-медвежьим планам на каше-медовое господство.
Так ли тяжёл выбор между карьерой и домашним уютом? Так ли действительно манят нас высоты профессионального успеха, что мы можем ради него отказаться от теплоты семейных уз, радости взаимного внимания и доброго ужина в кругу близких, в доску родных людей? Увы, пред этим выбором рано или поздно встаёт каждый, кто ступил на шаткую дорожку успеха, прогресса и стресса, которые неизменно сопутствуют любому деловому начинанию. Почему нервная среда карьеры столь неблагодатна для выращивания роз нежных чувств и сосредоточенного созерцательного спокойствия, которое может подарить нам здоровая, незлобная семейная обитель (что, кстати, тоже весьма редкое явление)? Так что же, так ли действительно тяжело выбрать между адом карьеры и райскими кущами родных пенат, или меж адом домашней тусклости и ярким светом блестящих карьер?
Только не говорите, что это дело вкуса, только не водите меня за нос, ибо я, кажется, подошёл к самому краю разрешения этого вечного вопроса выбора между тем и этим, и за тем краем находится не пропасть, а нечто, что можно положить на алтарь читательского внимания. Так дайте же мне собраться с мыслями, и сейчас я скажу то, что в последующие времена станет путеводной звездой для всех, повенчанных со своей работой и разлучённых со своей семьёй.
Итак, и то и другое можно вполне достойно сочетать, если только поднапрячь обсыпанные нафталином мозги. Большая часть любого труда состоит из рутины. Сам творческий импульс занимает немного времени и вовсе не обязательно должен лишать вас семейного счастья. Научитесь разделять рутинную работу с другими, и у вас всегда найдётся свободное время для чашки чая в кругу семьи. В большинстве случаев люди пропадают на работе не потому, что работа того требует, а оттого, что им просто не хочется возвращаться домой. Можно поверить, что какой-нибудь один год или даже несколько лет работа может требовать полной отдачи, но если человек привязан к дому, он всегда найдёт путь, как достигнуть компромисса. Конфликт между карьерой и семьёй есть надуманный миф, на самом деле это лишь конфликт внутри себя самого, только и всего.
Я вас разочаровал? Мне опять не удалось решить извечной проблемы? Ну что ж, не обессудьте. Вы можете обсудить возврат денег за книжку с продавцом книжного магазина, в котором вы имели несчастье её купить, только вряд ли он вернёт вам деньги, поскольку вы уже дочитали до сорок первой главы и явно запачкали несколько страниц либо кофе, либо соком неосторожно надкусанного персика, либо слезами умиления и смеха, что исключает возможность возврата книги, потому что она явно потеряла товарный вид и не может быть снова продана потенциальному читателю, впрочем, также обречённому на неминуемое разочарование. Ну а поскольку деньги вам уже не вернут, то я предлагаю дочитать книжку до конца, если у вас, конечно, нет дел поважнее, скажем, продвижение собственной карьеры!
Между тем любой успех является чрезвычайно бренным и скоропортящимся товаром, рано или поздно он блекнет, заляпанный пальцами завистливых окружающих. Вот и Маськино танго развлекало его самого до поры до времени, но теперь наскучило ему хуже горькой редьки, а редьку Маськин не любил, даже несмотря на своё чуть ли не религиозное вегетарианство.
Поверьте, что результаты не имеют значения, они либо в прошлом, либо в будущем, а мы всё равно заключены, словно провинившиеся узники, в каземате текущего момента, и никуда нам из этого карцера не выбраться, не деться, как ни стенай на его непроницаемые стены.
Стремясь к успеху, мы уподобляемся путникам в пустыне, преследующим зыбкие миражи. Чем ближе, нам кажется, мы приближаемся к своей цели, тем дальше она отодвигается от нас. Мы ставим себе в пример идолы прошлого, людей-глыбищ, вечных знаменитостей – Цезаря, Шекспира, Эйнштейна, кому кто больше нравится, не понимая, что этих людей-глыбищ никогда не существовало. Эти идолы не имеют ничего общего со своими прототипами, они являются плодом нашего общественного мифотворчества и столь же далеки от настоящих личностей, их породивших, как, возможно, мы далеки от того, чтобы понять этот самообман. Стремясь подражать этим идолам, мы понапрасну растрачиваем крупицы наших текущих моментов, того единственного, что представляют собой наши уже насквозь прокуренные жизни.
Также нет и злых несчастных дядей откуда-нибудь из захолустного Нью-Джерси, которые правят свой невесёлый конспирационный бал, пытаясь всех обмануть и посмеяться над обманутыми. Всё это дурные иллюзии, якобы за всем хорошим стоит кто-то, кого можно беспредельно восхвалять, а за всем плохим – серые личности сомнительного толка. В мире нет крайних, как нет края у самого мира, потому что он имеет счастье или несчастье являться нам во всей своей круглой и даже в некоторой степени шарообразной красе. Как Земля не имеет края, за который можно было бы зацепиться или с которого можно было бы упасть в ухающую бездну, так нет и крайних людей, на которых можно было бы вполне сконцентрировать своё почитание или ненависть. Люди перетекают друг в друга, постепенно принимая причудливые нечеловеческие формы, они становятся змеями и волшебными замками, они становятся кем угодно, только не крайними, чёткими прототипами добра или зла.
