– За родину! За Сталина! Ура! – размахивая пистолетом, побежал навстречу танкам.
Увлеченные его порывом, поднялись и бойцы. Расстояние между ними и танками стремительно сокращалось.
И вдруг – чего только в жизни не бывает – танки остановились. Эти громадные и некрасивые железные чудовища стояли и словно в нерешительности поводили дулами своих пушек туда-сюда.
Бойцы тоже остановились. От растерянности никому не пришло даже в голову залечь.
И вдруг, видимо получив команду по радио, все танки одновременно повернули на сто восемьдесят градусов и кинулись наутек.
Все опешили.
– Батюшки, что ж это такое? – удивился неподалеку от Дрынова пожилой красноармеец и перекрестился, не веря своим глазам.
– Ага, гады, струсили! – закричал Дрынов и побежал с пистолетом вдогонку. Кажется, он даже выстрелил раз или два, но, так или иначе, танки ушли.
Корреспондент «Правды» Александр Криницкий, узнав об этом от очевидцев (сам он видеть этого не мог, ибо старался описывать подвиги, глядя на них издалека), по телефону передал срочное сообщение в газету.
Утром, просматривая газеты, на эту заметку наткнулся Сталин.
– Что за несусветная чушь! – сказал он и приказал Маленкову позвонить в редакцию и от его имени передать корреспонденту Криницкому, чтобы врал, да знал меру. Маленков вернулся удивленный и сказал: Криницкий клянется, что на этот раз ничего не приукрасил, все так и было. Маленков звонил в штаб фронта, но и там ему подтвердили, что Криницкий не врет: остановленная армией Дрынова, танковая группа Гудериана отступила, и контакт с ней утерян.
И вот тогда Сталин приказал: генерал-майора Дрынова произвести в генерал-лейтенанты, представить к званию Героя Советского Союза и доставить на «подземную дачу» для личной беседы.
И то, и другое, и третье, разумеется, было выполнено немедленно.
На «дачу» Дрынов прибыл не один, а в составе группы генералов, каждый из которых чем-нибудь отличился.
Полководцев привезли в закрытом вагоне и в караульном помещении каждого подвергли личному обыску.
Тут произошла небольшая заминка – у одного из генералов в кармане кителя обнаружился плоский металлический предмет, а в нем что-то тикало. На вопрос о назначении предмета генерал объяснил, что это трофейный портсигар, который открывается только через определенные запрограммированные промежутки времени. Генерал хотел подарить этот портсигар товарищу Сталину, который, по слухам, в последнее время слишком много курит.
– Откройте! – приказал начальник охраны, худощавый грузин с двумя шпалами на петлицах.
– К сожалению, это невозможно, – улыбаясь, объяснил генерал. – В том-то и заключается принцип его работы, что время очередного открытия устанавливается изнутри.
Начальник охраны вертел портсигар в руках и испытующе смотрел генералу в глаза.
– Через сколько времени должен сработать механизм?
– Минут через пятнадцать, я думаю, – неуверенно сказал генерал, посмотрев на часы. – Я хотел приурочить к тому времени, чтобы как раз в момент передачи подарка товарищу Ста…
Не договорив, он опустился на стул, но тут же вскочил, стал шарить по карманам, что-то ища, очевидно, платок, но не нашел и стер пот с лица рукавом.
– Значит, в момент передачи? – переспросил начальник охраны, пристально глядя на несчастного генерала.
– Да, я думал…
– А почему вы волнуетесь? – перебил начальник охраны.
– Я… Я не волнуюсь, – пролепетал генерал совершенно убитым голосом.
Пока происходил этот разговор, несколько находившихся здесь охранников, рассредоточившись по комнате, взяли автоматы на изготовку и направили их на всех генералов.
Начальник охраны подошел к телефону, набрал номер и, не спуская глаз с подозрительного генерала, коротко с кем-то поговорил по-грузински.
– Бачевадзе! – положив трубку, обратился он к одному из своих подчиненных и, опять сказав несколько слов по-грузински, передал тому портсигар. Тот, схватив одной рукой портсигар, а другой придерживая перекинутый за спину автомат, торопливо вышел из помещения. Стало тихо. Генералы, инстинктивно отделившись от своего подозрительного коллеги, стояли посреди караулки, сбившись в кучу, как овцы. Все молчали. Один из генералов, маленький и толстый, дышал тяжело, слышно было, как у него в горле что-то свистит и клокочет. Толстяк первым не выдержал напряжения и посмотрел на часы. Вслед за ним и другие его товарищи задвигались и, отворачивая рукава кителей, стали смотреть на часы.
– Сейчас с минуты на минуту откроется, – сказал вдруг владелец портсигара, но не очень уверенно, начальнику охраны.
Тот ничего не ответил и снова посмотрел на часы.
Его подчиненные стояли возле стен, расставив ноги и держа оружие наготове. Но стволы все-таки слегка опустили.
Владелец портсигара, осмелев, подошел к Дрынову.
– Сейчас откроется, – сказал он Дрынову, но тот отвернулся.
Потом уже этот недотепистый полководец рассказывал, что, хорошо зная, что портсигар был именно портсигаром, и ничем иным, он тем не менее испытывал необъяснимый страх, что портсигар, вопреки своему назначению, взорвется. Дверь отворилась, это вернулся Бачевадзе. В одной руке он держал раскрытый портсигар, который был набит папиросами «Герцеговина Флор». Начальник охраны взял у него портсигар, повертел, положил на стол. И объявил генералам, что они в сопровождении дежурного могут проследовать к товарищу Сталину.
– А портсигар теперь можно взять? – спросил хозяин портсигара.
– Пока оставьте, – сказал начальник охраны.
– Но я же хотел подарить его товарищу Сталину.
Начальник охраны посмотрел на него и медленно произнес:
– Товарищ Сталин не любит подобных подарков.
Гостей под конвоем ввели в небольшую комнату, попросили снять шинели и построиться по ранжиру. Как только они это сделали, свет погас и тут же зажегся. И ослепленные генералы увидели перед собой невзрачного человечка в засаленном суконном мундире без знаков различия. Человечек сосал погасшую трубку и, шевеля выцветшими усами, волочил по лицам собравшихся цепкий настороженный взгляд. Генералы сперва удивились: что еще за явление, потом обмерли, и Дрынов, первым оценив обстановку, рявкнул, как на параде:
– Великому полководцу, товарищу Сталину, ура!
– Ура! Ура! Ура! – троекратно грянули генералы.
Сталину такой прием, видимо, понравился, тем более что он не был отрепетирован, а вождь любил искренние проявления любви. Он улыбнулся отдельно Дрынову и затем всем остальным и, сдавив трубку в желтых зубах, шутливо заткнул пальцами уши, показывая, что так можно оглохнуть, а затем стал хлопать в ладоши. Генералы, естественно, тоже. Дрынов, в восторге от того, что Сталин улыбнулся ему отдельно, аплодировал с остервенением, как мальчик на стадионе. Сталин заметил это и опять улыбнулся ему отдельно. Хлопали долго. Затем хозяин дачи прекратил это дело, дав понять, что прозвучавшие аплодисменты он считает достаточным выражением любви к нему лично и в его лице к партии, правительству, народу, к родине, к необъятным ее просторам и к отдельным березкам. Прекратив аплодисменты, товарищ Сталин пошел перед строем и стал совать каждому свою сморщенную ладошку для пожатия.
– Так вот вы какой! – сказал он, дойдя до Дрынова.
Дрынов с перепугу несколько перестарался. Великий вождь поморщился от боли и вскинул на Дрынова подозрительный взгляд. Но моментально понял, что генерал сделал это не из террористических побуждений, а от полноты чувств, усмехнулся в усы и сказал с заметным акцентом:
– Значит, есть еще в наших мускулах сила, товарищ Дрынов?
– Так точно, товарищ Сталин! – отрубил Дрынов.
– Так точно? – быстро переспросил Сталин с некоторым удивлением. – Вы что же, товарищ Дрынов, поклонник уставных выражений, принятых в царской армии?
– Никак нет! – гаркнул Дрынов и, осекшись, покраснел, а затем побледнел, чувствуя конец своей военной карьеры.
Сталин молчал. Он молчал и с любопытством смотрел на Дрынова, наблюдал, как меняется тот в лице.
– Почему же никак нет? – сказал вдруг Сталин и опять улыбнулся. – Нам не следует отказываться от того хорошего, что было в царской армии. Пожалуй, нам следовало бы вернуть некоторые хорошие традиции, принятые в старой армии. Вы со мной согласны?
– Так точно! – отрапортовал Дрынов уже без всякой опаски.
Своим поведением и внешним видом Дрынов так понравился Сталину, что тот попросил его задержаться после общего приема и провел с ним отдельную беседу. Поговорили об общем положении на фронтах и о положении на том участке, который контролировался дрыновской армией. Дрынов на все вопросы отвечал по-военному четко и кратко. Сталин поинтересовался его биографией, и Дрынов сказал, что он из простой крестьянской семьи.
Сталину это еще больше понравилось.
