Как-то после сытного обеда и святого послеобеденного сна наш симпатичный мичман напялил китель с белоснежным подворотничком, снаряжение под пистолет, взял в руку портфель со всем необходимым для несения суточного боевого дежурства, который собрала ему любящая супруга, нежно и сладко поцеловал последнюю в жаркие губы и отправился заступать. Да, я совсем забыл сказать, что секция была на первом этаже.
Козлу понятно — ни на какое дежурство наш жгучеглазый не собирался. Просидев до полуночи у приятеля и попив шильца, он, крадучись, подобрался под карниз окна, за которым его уже ждала гнусная совратительница, извиваясь от испепеляющего либидо. После подачи условного сигнала окно моментально было открыто, и через пять минут темпераментный кавказский штекер уже воткнулся куда надо (вернее, куда не надо).
Часам к четырем ночи резервуар был полностью опустошен, а грозный брандспойт превратился в пипетку. Умный соблазнитель, наверное, смылся бы тем же способом, что и пришел. Наш умным не был. Наш половой гаргантюа банально завалился спать возле теплой удовлетворенной дульсинеи — общеизвестно, что чем больше внизу, тем меньше вверху — закон сохранения, восьмой класс. Да и шильцо сделало свое дело.
А еще ближе к утру в паху у джигита, как положено, зазвонил будильничек Кашпировского, настойчиво призывая его к опустошению иного, более полного резервуара. Сын гор, не просыпаясь, встал с кровати и, как был, потопал в гальюн, одев, правда, свои цветастые трусы. Надеюсь, уже понятно, что, опорожнившись, он вернулся не к дульсинее, а туда, куда на полусонном автопилоте возвращался после гальюна тысячу раз — в родную свою комнату, где молодой жене как раз снилось прекрасное будущее. Что поделать — рефлексы. Молодая жена спросонья была приятно удивлена таким ранним приходом любимого мужа с дежурства, да еще в таком виде. Потом до нее дошло. В порыве небывалой страсти она неоднократно прошлась по повергнутому джигиту своими изящными стопами в военторговских шлепанцах, размазывая в безнадежную яичницу такие родные любимые штучки, предмет личной гордости и зависти подруг... Потом в ход пошла посуда и другое оружие массового поражения.
Комендатура находилась через дорогу напротив. Бдительный дежурный по гарнизону, проснувшись среди ночи от грохота, звона и воя, в мгновенье ока определил, откуда все это проистекает и, не подумав, послал на корриду ни в чем не виноватый патруль, которому больше всего досталось в той беспощадной битве, получившей название «Чуда в чудильнике», потому что муж и жена — одна сатана, и они объединились вместе с дэвушькой против ненавистных и непрошеных третейских судей с повязками, а когда те с позором ретировались с поля боя, троица еще аж до полудня продолжала громкое и захватывающее выяснение отношений, и атмосфера секции была очень наполнена...
Что? Мораль?! Я вас умоляю. Почитайте десять заповедей и отстаньте, ради Бога.
И нет бы раскошелиться
И накормить пришельца...
из Владимира Семеновича
...альфа Волопаса увеличивалась в размерах. Она притягивала и манила. Она переливалась лучистым бело-голубым цветом. «Кто ты, брат?» — спрашивала она, протягивая добрые умные ладони. «Кто ты, брат? Ответь пред ликом Великого Космоса!» — «Я человек планеты Земля... планеты Земля... планеты... Земля... мля... мляяяяя...»
...мляяяяя!.. Я с трудом разлепил глаза. Я находился в собственной спальне и в пустыне Калахари одновременно. Я сгорал от жары снаружи и внутри. Все пылало — и вдыхаемый воздух, и выдыхаемый; внутренности кололо нестерпимым огнем, головной мозг отсутствовал как таковой, а вместо него был сухой жаркий песок с редкими жуками-чернотелками и раскоряками саксаула. Запекшиеся губы были склеены намертво, окружающая действительность была четырех— и пятимерна. Все плавало вокруг.
Но я попытался привстать.
Это мне удалось.
Почти с первой попытки.
Передо мной был трильяж. А в трильяже был кто-то. Этот кто-то, предположительно, был офицером — наглухо застегнутый китель с планками двух медалей, белым «поплавком» училища и значком «За дальний поход»; теплые кальсоны; распухшее лицо без глаз. Он был капитан-лейтенантом — если судить по погонам. Я спросил его:
— Ттты хто?
Он не ответил.
Я обвел глазами окружающее. Окружающее теряло очертания и обретало вновь.
«Я — это ты.»
Спасибо... я уже и сам допер... это я. Ну и харя! А почему в кальсонах? теплых? На дворе июль... или июнь? Но — лето. Уй, духота... А где часы? Ебть... я ж должен быть на службе... начало одиннадцатого!., ох, ни фига ж себе... справили... а что справляли? наплевать... кто был? Ляшик был с гитарой, и Ленка Трушина, тоже со второго этажа... еще кто-то. Оооооооох... Пели, да. Еще как пели. Про Севастополь пели, ну да. Потом расползлись, во сколько? а я остался висеть на открытом окне... курил, надо было продышаться... звезды мне еще светили... и зажигалку уронил вниз, это я помню...
Какая, в анус, зажигалка?! Я же полмесяца как помощник главного инженера! Мне ж на базе надо быть... бумаг ведь груда... послезавтра почта... главный убьет... акты... заявки... форма 8ГДОМ... из управы звонить будут и пороть, пороть... надо ж так нажраться. Надо вставать, и бегом... воды!!!!!!!!!!!!! Оооооооо, твою ж налево... ы-ы-ы-ы-ы...
Автобус, минут десять езды на истерзанном сиденье... фуражка сдавливает башку, как бочку обод. Кочки — как воздушные ямы на Ту-104. Мать, не надо на меня ТАК дыбиться... окошко лучше открой... или сверху там... тяжко мне, не видишь, трах твою в клюз... какие ж вы все, люди...
...а от конечной до базы еще пятнадцать минут, по бетонке, среди лесу. Жарища... легкие — как горн кузнечный. Помощник главного инженера... твою мать... каста... главный убьет... 8ГДОМ, сов. секретно, в 5 (пяти) экз. Исполнил Завражный, отпечатала Новикова... А надо еще данные собрать... Комары, мля, даже близко не подлетают... а висел на окне, эта альфа Волопаса, или Сириус... его знает... светили... Призывно так, а Космос — он такой бездонный, оказывается. Не черный, а темно-темно-синий. И бездонный. И зовущий... а тут, как дурак... по жарище, топтоп-топ, подошвами шварк-шварк-шварк... а зачем брюки прямо на теплые кальсоны напялил? Вот же идиот-то... лето... жара... Сириус... Плеяды...
Сунул пропуск в окошечко на КПП, у девчат глаза — как у лемуров. На часы — без пятнадцати одиннадцать. Мимо дежурного по базе... «Юрик, тебя главный сто раз уже спрашивал!»
Пашшел ты!.. ясно, спрашивал... щас вставит. Щас шашку расчехлит, и — вжить! И вася.
Дверь помещения номер 26. Тук-тук-тук... и — отдышаться... «Прошу добро?»
— Прибыли? — наш главный принципиально был со всеми на «вы».
— м-м-м-м... — выдавил я вместо «Так точно».
— Ну, и?..
Что — «ну и»? Видно же невооруженным глазом, что нажрался каплей, нажрался просто до чертиков. Всю ночь сливу квасил, песняка давил. И на службу проспал, скотина. Шашка у главного острая... щас вынет...
— Ну, что стряслось, Ю-Ю?
Надо что-то говорить. Срочно. Что сказать? Почему шашку не достает? Надо правду... «и ничего, кроме правды»... «товарищ капитан второго ранга, виноват, не совладал, напился как свинья, накажите, имею право быть наказанным, прошу разрешения приступить к исполнению...» А вместо этого:
— Меня... м-меня... инопланетяне украли...
— Кто?!
— И... инопланетяне.
Боже, что я несу??????? Я напился, на окне висел, очухивался, Сириус, зажигалка упала, проспал. Влепите мне строгий выговор, два, НСС! Я ПРОСТО НАЖРАЛСЯ! И до сих пор...
А подлый язык, еле ворочаясь во рту, через ссохшиеся губы:
— ...я окно открыл... ночью... свежий воздух... подышать... и з-закурил... а зажигалка выпала... а я за ней... непроизвольно... четвертый этаж...
Главный слушает, глядит, не мигая, рожа серьезная, улыбаются только глаза. Сейчас вызовет машину и в дурдом отправит... Заткнись, заткнись немедля!!! ЧТО ТЫ НЕСЕШЬ? Говори — напился... ну?!
— ...а до земли не долетел... такой корабль космический... подхватили...
— Корабль белый был?
— ...б-белый... — А он откуда знает? Тьфу...
— А в корабле?
ВЫРВИТЕ МНЕ ЯЗЫК!!!!!!!!! Я НЕ ЭТО ХОЧУ СКАЗАТЬ!!!!!!! Я ХОЧУ СКАЗАТЬ, ЧТО...
— ...двое, мужчина и женщина... красивая, с длинными волосами... в серебристых таких скафандрах... они сказали — не бойся... я... это... мы только информацию считаем, и все... положили на... на стеллаж такой. И датчики приклеили... за ушами...
Я сдался. Язык работал отдельно от мозгов. Хотя — каких же мозгов?
— Информацию — секретную? Или не помните?
— ...нет... помню... не служебную... это... о человечестве. Все, что знаю... я не знаю, что они считали...
— А потом? — главный слушал с живейшим интересом. Еще бы! Живой идиот перед глазами. Да по мне же любой психиатр докторскую напишет!
— ...и вернули в квартиру... сказали, что наутро я себя буду чувствовать великолепно... — и тут я осекся. Неожиданно я ОЩУТИЛ, что язык вновь повинуется мне и только мне. Но после всего сказанного я уже ничего говорить не мог.