— Господи, ты права! Это невероятно. Ты когда-нибудь думала о том, чтобы стать психологом?
— Возможно, — улыбнулась она.
— Спасибо, Кэти.
— Да на здоровье. На вот, надуй золотой.
— Спасибо.
Когда зазвонил ее мобильник, она наполовину надула шарик, но выпустила его из рук, чтобы ответить. Звонила ее мать. Кэти побежала на кухню, чтобы спокойно поговорить с ней.
* * *
Джеральдина и Дэн стояли и смотрели друг на друга посреди гостиной.
— Не хочешь присесть? — неожиданно заговорил Дэн.
— А что, похоже, что я хочу присесть? — отреагировала Джеральдина.
Дэн посмотрел на нее. Джеральдина была одета в кремовый корсет с поясом, на который был прикреплен один чулок, второй — наполовину спущен, а на голове — фата и диадема.
— Не особо, — сказал он.
— Ты понимаешь, это плохая примета. То, что ты видишь меня во всем этом, — сказала она, уже зная, что это звучит странно.
Он виновато улыбнулся.
Джеральдина попыталась снять фату, но та зацепилась за диадему. Выйдя из себя, Джеральдина дернула фату и порвала ее. Она расплакалась.
— Джерри, не надо, — расстроенно попросил Дэн.
— Давай говори, — сказала она, стоя в разорванной фате, — давай покончим со всем этим.
— Но что…
— Ты понимаешь, — выдохнула она, — как это ужасно — стоять и ждать, когда тебя бросят?
Он нахмурился.
— Это похоже… — она закрыла глаза, — это похоже на тошноту. Когда ждешь, пока тебя вырвет. Ты чувствуешь это, но надо просто ждать, когда твое тело наконец изрыгнет из себя то, что ему не нужно. Так что прекрати топтаться на месте, Дэн, и просто выблюй меня наконец.
Он скривился.
— Говори! — закричала она.
— Хорошо! — крикнул он. — Я не могу на тебе жениться. Прости, я натворил много глупостей, но я просто не могу!
Слова повисли в воздухе.
Джеральдина неожиданно дернула диадему, выдирая ее вместе с волосами, но когда она заговорила, голос ее был спокойным.
— Мне нужно снять эту дурацкую одежду, — сказала она, направляясь в спальню.
— Я подожду здесь, — сказал Дэн.
— Конечно, — сказала она, оборачиваясь, — ты подождешь здесь, гребаный ублюдок. Ты что, думаешь, я позволю тебе посмотреть на меня еще раз, перед тем как ты меня бросишь? Я могла бы просто пнуть тебя как следует, так, чтобы ты улетел куда подальше.
Она повернулась, вошла в спальню и захлопнула за собой дверь.
Дэн упал в кресло и посмотрел на часы. Скоро начнется вечеринка. Кэти придется нелегко. Господи, почему он не сказал ей, что она для него значит, раньше? Он чувствовал себя обязанным обеим женщинам разрешить ситуацию должным образом и не заходить далеко с Кэти, пока не расстанется с Джеральдиной. Он понял, как сильно любит Кэти, только тогда, когда услышал, как она говорит о его обручении. Он почувствовал боль — не потому, что женится на Джеральдине, а потому, что навсегда расстается с Кэти. Он вздрогнул. Как странно. Казалось, он чувствовал, что жил во лжи с тех самых пор, как Джеральдина надела кольцо. Но это было не так. Он жил во лжи с тех пор, как снова начал встречаться с ней. Тоже нет. Он жил во лжи с тех самых пор, когда впервые начал встречаться с ней. Дэн покачал головой. Слишком долго он жил во лжи. Господи, да что он делал тут с ней все это время? Ждал чего-то? А если ждал, то чего? Того, что влюбится в Джеральдину? Или того, что найдет Кэти?
Он представил, как Кэти мечется по кафе, разговаривает с клиентами и берет заказы. Он представил, что они вместе владеют кафе, у них много дочерей (с медовой кожей и карими глазами), которые любят своих маму и папу. Он подумал, что Джеральдина заслуживает большего, чем он, бросающий ее. Он останется ровно столько, сколько понадобится. Он достаточно портил ей жизнь, он сможет провести с ней еще один вечер. Он может остаться даже до утра, поспит на диване. Кэти поймет. Он позвонит ей и все объяснит.
Когда Джеральдина вернулась, она была одета в свой деловой костюм, чулки и туфли. Она даже накрасилась. Она возвышалась над ним, скрестив на груди руки.
— Ну, — начала она, — давай поговорим, как двое взрослых людей. Выпьешь?
Она налила два бокала виски и села в кресло напротив него. Дэн почувствовал себя на интервью. В общем-то, так и было.
— Расскажи мне все, Дэниел, — сказала Джеральдина.
Кэти сидела, уставившись на духовку, а голос матери все еще раздавался у нее в ушах.
— Дорогая, — говорила Диана, — она умерла во сне. Это хорошая смерть. И у нее была прекрасная долгая жизнь.
— Я… Я т-только начала узнавать ее, — прошептала Кэти.
— Я знаю, — сказала Диана, — но ты, по крайней мере, узнала. Это останется с тобой навсегда.
Услышав слова матери, Кэти сказала, что пыталась дозвониться до тетушки, чтобы сообщить, что она решила не покупать Старый чайный магазин. К ее удивлению, мать не расстроилась, хотя это означало, что Кэти собирается остаться в Лондоне. Кэти принялась объяснять, что она хочет вложить деньги в кафе, в котором работает.
— Думаю, это как раз то, чего хотела бы тетушка Эдна, — закончила она, — я уверена.
Повисла долгая пауза.
— Моя дорогая девочка, — нежно сказала Диана, — думаю, ты не все поняла.
— Что?
— Эдна должна была встретиться с нотариусом на следующей неделе. Чтобы изменить завещание.
Кэти почувствовала, как ее кровь застыла в жилах. Она не слышала, что еще говорила Диана. Она поняла, что из-за того, что на ее решение, что делать со своей жизнью, ушло так много времени, «Кричтон-Браун» закроется и все они останутся без работы. Она и Дэн никогда не станут партнерами. Она никогда не станет своим собственным начальником в своем собственном ресторане. Она снова сделала это — оркестр завершил выступление, а она так и не сыграла на своем треугольнике.
— Ну, — повторила Джеральдина, глядя Дэну прямо в глаза, — я жду.
— Я влюблен в другую.
Из глаз Джеральдины покатились слезы, оставляя на щеках грязные потеки, и Дэн понял, что, возможно, единственная из всех людей на планете Джеральдина не пользуется водостойкой тушью.
— Кто? — выдохнула она. — Кто?
— Прости мне, Джерри, я…
— Просто скажи мне! — пугая его, закричала она.
— Кэти.
Джеральдина перестала плакать. Воцарилась тишина. А потом Джеральдина удобнее откинулась в кресле.
— Ты в порядке? — нервно спросил Дэн.
— Знаешь, — с полуулыбкой сказала она, — это почти что облегчение.
— Что ты имеешь в виду? — нахмурился он.
— Господи, ты должен считать меня идиоткой, — сказала она, отхлебнув виски и посмотрев на него.
— Ничего подобного.
— Не снисходи до меня!
— Я не снисхожу. Уж что-что, а ты точно не идиотка.
— Уф, — она снова сделала глоток виски, — я знаю, что ты встречался с ней, когда мы были не вместе.
— Да, только это закончилось плачевно.
— Ну, с тех пор у нее выросли крылья.
Она так терпеливо ждала.
— Прекрати, Джерри. Я не встречался с ней, пока мы не купили это кафе.
— Маленькая случайность, не так ли? — криво усмехнулась Джеральдина.
— Да, — сказал Дэн, — что-то вроде того, что мы собирались пожениться.
— Что? — ледяным голосом переспросила Джеральдина, впадая в ярость.
— Ну, — пожал плечами Дэн. — Я же не предлагал, правда?
— Какого черта ты имеешь в виду?
— Ну, мы обсуждали меню, и вдруг ты объявила моим родителям, что мы обручены.
— Мы были обручены! Я искала кольца! Для чего я их искала, для носа своего, что ли?
— Ну, ты же не подождала, пока я попрошу твоей руки, правда?
— В каком веке ты живешь?
— Я не говорю о том, что я обязательно должен был становиться на одно колено…
— Да уж, этого точно бы не случилось, да?
— Но было бы неплохо, — продолжал он, — если бы мы оба поговорили об этом.
— Как это могло случиться, если ты… ты… Он приподнял бровь, ожидая, что она скажет.
— Тебе и так было хорошо, — осторожно сказала она, — ты и не подумал о том, чтобы обременить себя обязательствами.
Дэн расхохотался:
— Мне никогда не было с тобой спокойно. Ты сама понимаешь, что значит жить на пороховой бочке?
— Это неправда! Да, у меня бывают перепады настроения, как и у каждого нормального человека, ну и что? Ты пытаешься меня в этом обвинить?
— Нет, — покачал головой Дэн, — я просто говорю, что мне никогда не было с тобой спокойно.
— Прекрасно.
Они сделали по глотку виски и уставились друг на друга. На просьбу Джеральдины не врать ей, если она задаст вопрос, Дэн утвердительно кивнул.
— Ты когда-нибудь целовался с Кэти, в то время как мы были вместе?
Он помолчал, и Джеральдина расплакалась.
— Один раз, — нарушил тишину он, — и оба мы чувствовали себя ужасно. После этого мы не разговаривали.
