– Самый малый вперед. Рулевой, держать нос на мидель крейсера. – начал закипать уже наш командир, надеясь вырваться на чистую воду. «Леги» нехотя дал ход, открывая нам путь на запад, и тут же пристроился в кильватере, приказав фрегатам «вести русского под руки». Сверху нашу «голову» прижимали прилетевшие с авиабазы Норт Айленд противолодочные «Викинги», подключившиеся к акции «устрашения». Какое уж тут устрашение, когда над головой летают «пылесосы» без оружия на внешних подвесках! Безуспешно применив весь незамысловатый иезуитский набор, «Леги» решил сменить кнут на пряник и попытаться поговорить с нами как флотский с флотским. С этого бы и начинал, глупый! А так упустил свой шанс, давя нам бока.
– «Чарли», мишень у вас?
– «Леш», вопрос не понял.
– Вчера она приводнилась у вашего борта. Вы ее видели?
– Видели! И что?
– Вы взяли?
– Нет. Она отдрейфовала от нас на… хм… в сторону. А что, вертолетчики ее все же утопили?!
– Спасибо за помощь! – обречено процедил сквозь зубы «адмирал».
И тут включился величайший демаскиратор всех времен и народов – Солнце, рассеивая остатки дымки и ярко освещая корму «Чарли», левая часть которой оказалась не шарового, а ядовито-зеленого цвета. «Рыбкина кровь» разбрызгалась!
– «Чарли», прошу возвратить американскую собственность, – воспрянул духом крейсер.
– «Леги», вас не слышу. Самолеты шумят. Повторите по слогам.
О, чудо! «Викинги» отвернули на юг и улетели, чтобы больше не показываться.
– Советский корабль, повторяю! Отдайте мишень!
– Что говорить? – посмотрел на черного как туча командира.
– Пошел он в Сан-Диего вопросы задавать! Ври дальше! Вахтенный, курс 270 на Владивосток. Командира БЧ-4 ко мне! – начал звереть Прокопыч.
– «Леги», повторяю – мишени на борту не имеем! – огрызнулся на «адмирала», и это прозвучало как каламбур в контексте ситуации.
Примчался Вова Пряник, главный связист, и, подходя к командирскому креслу, завернул влево ручку громкости радиостанции, пригасив занудное бормотание «Леги»: «Прошу… Требую… Настоятельно требую!».
– Срочно дать связь с оперативным штаба! – приказал Прокопыч.
Лучше бы не давал, так как совет дежурного из Владивостока оказался столь же бесполезен, как ветер для повесившегося слесаря Петрова.
– Что делать? – спросил командир перебиваемого атмосферными помехами оперативного.
– Что-что! Завернуть в брезент, положить груза и тихонечко ее за борт! Как в песне!
– Не могу – обложили со всех сторон!
– Тогда сообщайте в Москву и крутите… винты!
Опять прибежал Пряник и получил распоряжение Прокопыча «звонить» в Главный штаб.
Разговор с москвичами тоже ничего не принес – там мрачно выслушали доклад и дали лишь одну рекомендацию: «Морду топором, курс на Владивосток!», что уже почти шесть часов и делалось. Мимо проплыл Сан-Николас, на котором «скрежетал зубами и ломал об колено подзорную трубу» главный диспетчер полигона, уже получивший нагоняй от своей «бзби» и простившийся с личными субботними планами. Тут-то американцы и осознали – еще часов шесть этой гонки, и воскресенье накроется тоже! «Давить» русских за пределами полигона будет гораздо сложнее, а ночь поможет им, при желании, скинуть «рыбку» туда, где глубины более километра, компьютер – в карман и концы в воду. Опять позвонила «бэби» и сообщила о поломке газонокосилки, которой она пыталась «подстричь» выброшенную на улицу одежду мужа. И «Плид Контрол» вышел из себя, попутно вспомнив о долге!
– «Леги», на борту ракеты находится цифровой компьютер, пропажа которого чревата для вас! Приказываю провести специальную операцию против русских! – заорал он без стеснения, забыв, что «приговоренный» тоже слышит.
– Добро, – зверски улыбнулся командир, приняв доклад о планах американцев. – Старший помощник, играйте боевую тревогу!
Через десять минут по бортам «Чарли» лежали матросы с автоматами в руках, а на полубаке офицер и двое мичманов безуспешно пытались зарядить единственное достойное оружие корабля – шестиствольную «фукалку» АК, которая с момента постройки корабля всегда клинила после третьего выстрела. Отчаявшись зарядить ее, нештатные «артиллеристы» показали «Леги» средний палец и направили пустые стволы в его борт. «Адмирал» оценил жест и дал фрегатам отбой. Стволы американских орудий медленно поползли в исходное положение.
Дальнейшее совместное плавание стало приятной прогулкой под руки с холодно-галантными фрегатами, за действиями которых следил чапающий в кильватере крейсер. Теперь он молчал, смирившись с судьбой и надеясь на Всевышнего. По курсу лежал бескрайний Тихий океан, давно «утопивший» за горизонтом американское побережье и шумом волн заглушивший отборный мат «нервного» центра полигона.
Тут-то и подключился «Всевышний» – Большой Белый Вождь из Вашингтона, приславший приглашение советскому военному атташе посетить пятиугольный дом на берегу Потомака. Тот нагладился, надел ордена и прибыл…искать пятый угол. «Найдя» его, обиженно позвонил «Двенадцати Толстякам» из Политбюро. Выслушав атташе, они пригласили «на чашку чая» своего главного флотоводца, лучший друг которого, «Главный Толстяк», уже давно лежал у стены, и поэтому Горшкову стало сложнее защищать честь Флота. Получив вводную, адмирал начал действовать. Действие в тех высоких сферах – это бесконечные разговоры по телефону, позволяющие выяснить степень угрозы своему положению, найти рычаги для его сбалансирования и, уже исходя из этого, найти виновных и наказать невиновных. Горшкову же нужен был компромисс – сохранение «невинности» командира «Чарли» – ибо кто как не сам Сергей Георгиевич утверждал руководящие документы, сделавшие экипажи кораблей «клептоманами», прикарманивающими любую найденную железяку и делающими это настойчиво и последовательно!
Последним звонком в его списке стал звонок нашему кэпу. С приговором!
– Тащ командир, Главком на связи! – всхлипнул Вова Пряник, нервно почесывая «обожженную» руку, которая только что держала трубку «красного» телефона, печально глядя во внезапно ссутулившуюся спину Прокопыча. Зачем-то кэп взял в радиорубку и меня. Видимо, чтобы было кому вынести его грузное обесчещенное тело и бросить за борт в пустынные воды Тихого океана. До американского берега уже было миль триста…
Попрощавшись глазами с окружающими, кэп собрался, взял трубку и ЗАОРАЛ: «Товарищ Адмирал Флота Советского Союза, докладывает командир…». Слова его и Горшкова репетовались включенным динамиком, откуда донеслось в ответ: «Командир, ракета действительно у вас?».
– Так точно, товарищ Ад…
– Какого хрена вы ее взяли на борт!
– Добывали образцы оружия и боевой техники, тащ Ад… Флота.
– Приказываю! Срок полчаса!! Возвратить ракету американцам!!! Доложить об исполнении!
– Не могу, тащ Ад… С… С…
– Почему?
– Волнение пять баллов и ракета… эта-а… не в порядке… разобрана.
– Собрать и возвратить! – завизжал динамик.
– Не могу, тащ Ад. Ховюза! – и это было уже второе «немогу»!
– Па-а-а-чему!!?
– Мы ее топором ломали…
– Так бы сразу и сказал! Договорись с американцами о времени и условиях передачи груза. Об исполнении доложить! – почему-то смягчился Горшков, услышав о топоре. Ассоциации… Тяжела жизнь на Олимпе!
Усталый, но довольный тем, что кровь не пролилась, командир махнул мне рукой: «Иди, трепись со своим „друганом“! Обрадуй „Леги“, что мишень случайно нашлась».
Третьи сутки бесцельно телепающийся за нами обиженный крейсер на вызов отвечать не хотел. Ответил лишь тогда, когда я «оставил на его автоответчике» давно ожидаемое: «Леги», мишень у меня на борту. Готов обсудить процедуру ее возвращение».
Сказать, что американцы оживились, значит – ничего не сказать. Они возбудились, заулыбались, закудрявились и побежали звонить своим «бэбям».
– «Чарли», а как передавать будем? Ошвартуемся бортами? – спросил командир крейсера, подразумевая братание и «большой бэмс» с русскими. Ну их, «бэбей» этих! Мужской выбор!
– Он что, головой ударился! – заорал едва выживший Прокопыч. – Скажи, что передачи не будет. Вернее, будет, но потом… когда возвратимся на Пойнт Мугу и прикроемся островами.
Это сообщение не омрачило радость американцев, которые расступились и позволили нам беспрепятственно лечь на курс, ведущий обратно к Америке.
Возвратившись на почти штилевую воду восточнее Сан-Николаса, «Чарли» и его почетный эскорт легли в дрейф.
– Швартоваться бортами будем? – не потерял надежду «Леги».
– Скажи больному, что мы готовим специальный плот, на котором отправим «рыбку». Пусть ждут! – хитро улыбнулся кэп, зная, что механики уже сваривают две бочки из-под машинного масла, а боцман готовит настил из досок. Позже, когда «плот» был готов, принесли брезент, в который свалили то, что осталось от ракеты. Пчел чуть не рыдал, прощаясь с двигателем; матросы же, поглаживая «совканолевые» атласные трусы, радовались Шуркиному горю и своему нехитрому счастью. Вот и развязка: плот с пришкертованным тюком поднялся в воздух на кран-балке и осторожно лег на водную гладь. Спустившийся по шторм-трапу боцман дал ей прощальный пинок, и мы пошли на ходовой ждать неминуемые вопли и проклятия от «Леги», которому никто и никогда не говорил, что он получит «конструктор „Лего“ вместо целой и невредимой мишени, и будет ли среди „кубиков“ рыбкин мозг, и если будет, то в каком состоянии…
