– Начать поиск в том направлении! – Серафима махнула рукой в сторону поляны. С одного раза, если не споткнутся, с ними ничего не должно было случиться.
Ничего фатального, быстро поправила она себя. И продолжила:
– В пройденные места не возвращаться! Понятно?
– Так! Точно!
– Ваши жизни – его жизни! А сейчас Первый берет на руки меня, Второй – девушку, Третий – мальчика. Приказываю донести нас до берега большой реки и оставить там! Дальнейший путь продолжаете самостоятельно! Выполнять – бегом – марш!!!
– Есть!
Но когда Первый подхватил ее на руки, он заметила в корявых зарослях чего-то с белыми ветками и красными листьями нечто черное, металлическое, матово поблескивавшее так, что у нее руки затряслись и зачесались.
– Сто-ять!!! Четвертый! Подать мне меч! Вон там, в тех кустах, на которых синие яблоки рожи строят!
– Это не яблоки, это морды, а кустарник этот называется мордовник, ваше царственное величество, – тут же подсказала Находка.
Вернее, ее рот, с недавних пор заживший своей, отдельной и самостоятельной жизнью от мозга. Тот, казалось, временно вышел из строя из-за перегрузки, отказываясь переварить события последних минут, и лишь бестолково хлопал округлившимися еще больше глазами и таращился на окружающих.
– Это я и имела в виду, – приняла поправку Серафима, не замечая состояния октябришны.
Ей и в голову не приходило, что человека, выросшего бок о бок с мухами-дроздофилами, мордовниками и прочими блуднями, может удивить поездка на ручных умрунах.
– А вон еще один! – едва не вывернувшись из мягких, но крепких объятий своего гвардейца, закричал Саёк, указывая в траву – простую неэмоциональную сухую траву, не кровопийцу и не людоеда – шагах в пяти от него.
– Седьмой! Дайте и этот меч, – небрежно шевельнула пальцами царевна.
Не было ни гроша…
– Мне!.. Можно мне, ваше… Серафима!.. – умоляюще протянул к ней руки поваренок, чувствуя, что так просто из-под опеки своего умруна ему не вырваться. – Я ваш телохранитель! Я обязан быть вооруженным! Я на кухне с секачом работал два раза, я умею, я сильный!..
– Сейчас посмотрим, – рассеянно кивнула та и взвесила в руках оба меча, одним истосковавшимся взглядом профессионала прикинула качество заточки, баланс, сталь, удобство рукояти…
Офицерский меч отличался от сержантского как муха-дроздофила от мухи-дрозофилы. Зловещая черная сталь с текучим матовым отблеском, баланс как у экслибриста, рукоять, ложащаяся в ладонь, как влитая – совершенное орудие для подведения итогов и расставления точек над «и», не сделанная – созданная для избранных. То, что ей так не хватало эти последние месяцы. Не для расставления и подведения – просто для душевного спокойствия, как Ивану – «Приключений лукоморских витязей», а Елене Прекрасной – любимого ожерелья из стеллийских ракушек с кораллами и жемчугом.
Она сделала несколько пробных взмахов и выпадов, рассекая со свистом воздух клинком, и умруны с расступились с новым уважением. Вот теперь было ясно всем: это – командир.
Саёк вытаращил глаза и забыл канючить.
Находка задумалась: выйти ли ей, наконец, из ступора или провалиться в него еще глубже…
Удовлетворенно усмехнувшись, царевна осторожно замотала лезвие в опашень и пристроила меч на руках, как ребенка.
Что делать со вторым?
В конце концов, кто сказал, что тринадцатилетних героев не бывает?
Легким пританцовывающим шагом – откуда только силы взялись – подошла она к умруну с поваренком на руках, протянула своему малолетнему защитнику – рукояткой вперед – сержантский меч и сказала торжественную речь посвящения:
– Теперь ты – мой оруженосец. Но помни, что это не освобождает тебя от приготовления обедов. Держи хорошо, не порежься, это тебе не секач. Будет время – научу. Первый, поднимай командира! И – рысью – вперед!..
Бережно опустив их на травку на берегу Октября и отсалютовав на прощание, умруны галопом понеслись дальше по песку вдоль воды. А маленький отряд, смерив взглядом ширину реки в этом месте – метров двести, не меньше – не сговариваясь, уставился на Находку. Та важно откашлялась, оправила платье, сделала торжественное лицо и повернулась к реке с поклоном:
– Здравствовать изволь, батюшка-Октябрь. Обращается к твоей милости дочь твоя недостойная Находка. Дозволь, Октябрь-батюшка, пройти нам на тот берег – шибко надо. Не оставь нас своею милостию, батюшка-Октябрь, пособи перебраться – до Черемшура добраться.
– Пожалуйста, – добавил волшебное слово Саёк.
– Просим, – подтвердила Серафима.
Ветерок обдувал усталых путников. Солнышко из последних своих осенних сил нажаривало, хоть с грустью и сознавало, что жара того едва хватило бы, чтобы растопить мороженое. Дрозды-болтуны, опасливо поглядывая по сторонам, примостились на ветках спокойно шелестевшего метрах в пятидесяти за их спиной остатками листвы леса и вспоминали приличествующие случаю слова. Прошелестела по песку и бросилась с разбега в воду водяная змейка…
И все.
Больше никаких изменений ни царевна, ни Саёк не заметили, как ни старались – ни отринувшей в разные стороны воды, ни мокрых старцев – отцов нации, ни хотя бы шальной волны, выхлестнувшей на брег с туманным намеком на ответ.
Ничего.
Не дожидаясь нового вопросительного взгляда от своей царицы, Находка нахмурилась, поджала губы и приказала Сайку:
– Пойдем в лес. Надо набрать грибов, ягод, орехов, плодов – я тебе покажу, каких, чтобы принести Октябрю-батюшке в жертву. Будем проводить обряд.
– Какой обряд? – полюбопытствовала Серафима.
– Обряд обращения. Как в заветах. Видать, то ли некогда ему, то ли не в духах сегодня – за просто так не отзывается.
– А может, проще брод поискать?
– А чего его искать? – удивилась октябришна. – Ближайший брод километрах в пятидесяти отсюда по течению, я и так знаю.
– М-да… – почесала в затылке царевна. – Тогда и вправду лучше пойдем орехи собирать.
– Нет-нет, – умоляюще вскинула ладони Находка. – Вы, ва…Серафима, тут оставайтесь, а мы с Сайком все соберем и быстренько вернемся.
– Но…
– Ну не царское это дело, не царское!.. – просительно прижала руки к груди октябришна, чуть не плача.
И Серафима сдалась.
– Ладно. Я тут вас подожду. Меч только оставь, оруженосец – против орехов он тебе не помощь.
Саёк неохотно воткнул меч в прибрежный песок и со вздохом поспешил за Находкой – та уже была на полдороги к лесу, по которому они несколько минут назад так резво промчались на гвардейцах Костея.
Серафима еще несколько секунд провожала их взглядом, потом опустилась на песок и устало вытянула уже отчаявшиеся получить передышку ноги.
Только бы не заснуть. Если бы хоть было с кем поболтать…
Прямо перед ней на песок приземлился черный дрозд с голубоватым отливом.
– Болтун? – просто для того, чтобы не дать себе соскользнуть в забытье сна, спросила его царевна.
– Болтун, – неожиданно подтвердил тот.
После нескольких часов, проведенных в Находкиной Октябрьской ненормалии, царевна больше не представляла, что может ее удивить теперь. Но уж, конечно, какой-то говорящий дрозд не имел никаких шансов.
– Как дела? – по-дружески спросила она у птицы.
– Дела – как сажа бела. Дела – не разгребешь без помела. Кончил дело – гуляй смело. Дело мастера боится. Делу – время, потехе час, – отрапортовал довольно дрозд и выжидательно уставился на Серафиму. – Чего сидим?
– Сидим – на воду глядим, – проникнувшись духом беседы, отозвалась царевна. – Сидим – ничего не едим. Нечего потому что. Сел – посиди, встал – так иди. Раньше сядешь – раньше выйдешь…
– Куда идем? – не унималась любопытная птица.
– Идем своим путем, – сурово оборвала подозрительные расспросы Серафима, но, увидев расстроенный вид дрозда, смягчилась. – В Черемшур идем. Только по воде не очень-то походишь, поэтому больше сидим, чем идем. Народ в лес убежал – за продуктами, будем Октябрю-реке обряды проводить, чтобы пропустил. Хотя если пропустит, вот тогда я по-настоящему, наверное, удивлюсь. Что бы Находка ни говорила, а все равно не представляю, как это по реке пройти можно. Пусть даже с ее согласия. Тут глубина, поди, метров двадцать будет.
– К броду иди, – посоветовал дрозд, оглядев внимательно ее сначала одним голубым глазом, потом другим. – В огне брода нет. Не зная броду – не суйся в воду. Броду ищи в любую погоду. На реке брод – как на лугу крот: поискать – найдешь.
– Пятьдесят километром пешком переть?! – возмутилась Серафима, позабыв, что говорит всего лишь с глупой птицей. – Хотя, если так-то, то потихоньку-то мы бы и дошли, да ведь только нас раньше догонят, скрутят, и если под горячую руку не прибьют, то отвезут к одному уроду и вот тогда – конец. Пришел урод – позабудь про брод, – нашло на нее запоздалое вдохновение.
– Кто урод? Кто урод? – забеспокоился дрозд.
