— Ты мне что показываешь? Я тебе про полновесные рубли говорю, а ты мне фантики какие-то хочешь всучить! Щас вообще вот уйду отсюда, и плывите себе…
При этих словах гражданина, который, кстати, назвался Хавроном, из воды показалась здоровенная голова какой-то твари, смахивающей на крокодила, только совершенно белого цвета. Клацнув зубами в непосредственной близости от ног опрометчиво подошедшего близко к воде Жоржика, живность скрылась в мутных водах бурной речки.
— А давайте, Роман Львович, мы не будем тут плавать, а? — Голос стремительно отскочившего к стене французика был почти умоляющим.
Цан немедленно включил устройство для отпугивания диких животных, в том числе крокодилов, но, по его словам, против явных мутантов (таких, как белое чудовище) оно могло и не сработать.
Поняв, что других способов перебраться на ту сторону не будет, я пообещал расплатиться с паромщиком нашими монетами, показав ему издали свой лысенький рубчик.
Хаврон встал на платформу и, довольно шустро перебирая руками в рукавицах по тросу, подогнал плавсредство к нашему берегу.
— Деньги давайте!
Я один за другим стал передавать ему собранные мной у бойцов монеты. Правда, что-то мне подсказало свой личный платиновый рубль оставить в кармане, а ему отдать тот, который мне вручила, отбывая в медсанбат, Вера Григорьевна.
Мужик по одной брал разноцветные кругляши, осматривал их, пробовал на зуб, а затем клал в карман. Когда очередь дошла до никелированного и на вид самого нового рубля, он пощупал его, потер, а когда поднес к зубам, тот вдруг вырвался из его руки и сам влетел ему в рот.
— Фальшивый, — давящимся голосом прохрипел Хаврон, — он фальшивый! Правда, догадался паромщик слишком поздно: через несколько секунд рубль вылетел из самой макушки его лысого черепа, оставив в нем прямоугольную прорезь, аккурат такую, как делают в копилках. Мужик рухнул замертво.
— Правильно меня мама учила что попало в рот не совать, — оживился Жоржик, — вот не подумал гражданин о гигиене и все, труп!
— Уж кто бы говорил, милый Жожуньчик, о том, чтобы всякие там штуки в рот не брать! — вступил в дискуссию Шурик.
— А я, между прочим, только в презервативе, да и то редко, — стал возражать французик.
— Ну-ка замолчали все, быстро! — прикрикнул на оживившихся маньяков я. — Ишь, устроили тут орально-генитальный диспут! Шурик, вытащи у паромщика рубли из кармана и раздай личному составу, да и плыть нам уже пора.
Шурик забрал наши талисманы и стал раздавать их бойцам: Рамилю — его бронзовый, Рогалику — титановый, а Жоржику выдал сразу две монеты: его и Цана. Тот повертел их в руках и, собравшись отдать серебряный рубль хозяину, взял его в правую руку, держа свой, дырчатый, в левой. И тут началось что-то странное: французик покрылся плотным голубым свечением, которое затем перешло в синее, потом в зеленое, красное и стало ярко-желтым. Затем свечение погасло, и Жоржик рухнул на кирпичный пол, выронив монеты. Рогалик кинулась к нему и плеснула в лицо водой из фляги. Француз открыл глаза, огляделся, а потом сказал неожиданно погрубевшим голосом:
— Ой, какая у нас тут девочка-то симпатичная! А вечер у тебя сегодня не занят?
Мы, несколько удивленные его высказыванием, несколько секунд смотрели на то, как он поднимается, отстегивает и выкидывает раковину и стирает с губ помаду. Только тут я вспомнил о том, что алюминиевый и серебряный рубли вместе излечивают основные психические расстройства и извращения.
— Так, — сказал я, — не отвлекаемся. Теперь у Жоржика с ориентацией все в порядке, не правда ли, дорогой?
— Наверное, не надо меня так называть, Роман Львович, вы согласны? Лучше Жора, и без всяких там «дорогих».
— Согласен, согласен… Давай серебряный рубль Цану, да и двигаться пора.
Сам же я подобрал с кирпичного пола вылетевший через голову Хаврона рубль, пожертвованный Верой Григорьевной, который, вопреки ожиданиям, оказался на вид абсолютно стерильным. Вытерев его для порядка своим белоснежным носовым платком, я положил его в карман. Мало ли что еще может приключиться в этих катакомбах…
Переправа в два приема не заняла много времени, и через каких-то десять минут мы были на противоположном берегу темной реки, которую, если бы она не протекала под Мавзолеем, я принял бы за мифический Стикс. Прямо у воды был единственный вход в очередной подземный тоннель, который, как и предыдущий, был обложен красным кирпичом. Только вот шел он уже не вниз, а вверх. Побродив немного по различным ответвлениям (Цан с помощью навигатора сразу вычислял тупиковые ходы), мы вышли к очередной металлической двери, на этот раз серьезно побитой ржавчиной. Судя по экрану тепловизора и детекторам движения, за ней никого живого и шевелящегося не было. Замок довольно легко открыл Рамиль с помощью своей универсальной отмычки. Дверь со скрипом открылась, и мы прошли в очередной подвал со сводчатыми потолками, но на этот раз оштукатуренными и в духе социалистического минимализма покрашенными зеленоватой масляной краской. Назначение помещения совершенно явно было чисто техническим. Двери с табличками «Машинный зал», «Лаборатория», «Резервный генератор» и прочими скрывали за собой множество устройств, машин и приборов, которые поддерживали в надлежащем состоянии мумию Ленина. Но нас эти двери интересовали меньше всего, и мы устремились к горевшей в дальнем конце подвала ярко-зеленой табличке «Выход».
Между делом я вспомнил рассказ Богомолова о том, как его бывший друг Макаревич коллекционировал различные таблички советских времен. На стенах его квартиры висели такие художественно исполненные шедевры, как призыв: «Уважаемые женщины! Не бросайте вату и тряпки в унитазы и писюары!», «Торговля керосина с машины с 16 до 19», «Кабинет проктолога. А. М. Попин» и прочие глупости. Вспомнил и примеры из новейшей истории. Несколько лет назад, как рассказывают, подобная высокохудожественная надпись появилась на дверях Дома колхозника в далекой глубинке, в который на несколько дней заселилась съемочная группа фильма «Тихие омуты». Она гласила: «Уважаемые московские артисты! Не бросайте гондоны в окна — гуси давятся!»
Очередная дверь вывела нас к нижней площадке лестницы, которая вела из технических помещений наверх. Скорее всего, именно она и должна была вывести нас на финишную прямую. Навигатор Цана показывал, что до поверхности земли всего каких-то двенадцать метров. Так что до конечной цели оставалось около семидесяти метров по горизонтали и метров шесть вверх.
Поднявшись на два пролета, мы увидели коридор, который поворачивал вправо. Его отделка не оставляла сомнений в близости к цели: красный мрамор, черный гранит, бронзовые вставки на стенах, не менее бронзовые таблички с названиями должностей обладателей подземных кабинетов. Среди них мне запомнились две: «Смотритель Мавзолея» и «Управляющий делами Мавзолея».
В тот момент, когда мы рассматривали дверь кабинета коммерческого директора, которую Рамилю вздумалось открыть с помощью отмычки, неожиданно раздалась автоматная очередь и с потолка посыпалась гранитная крошка. «Сопротивление бесполезно, положите оружие на пол, выдайте нам китайца и можете идти». Голос с азиатским акцентом, похоже, принадлежал соплеменникам Цана. Я оценил ситуацию и счел ее не самой благоприятной: впереди и сзади нас на расстоянии метров десять стояли по четыре-пять китайцев в черных костюмах и галстуках, вооруженных короткими автоматами «узи». Судя по их воинственному виду, намерения у них были самые серьезные. Поэтому я дал приказ бросить оружие на пол, совершенно справедливо рассудив, что пока мы стоим плотной группой, то можем разоружаться лишь частично. Рогалик бросила на пол свой АКСУ, затем Жорж кинул свой уже начавший нравиться ему «Кипарис». В это время раздался чуть слышный щелчок, и Рамиль тихо сказал:
— Дверь вскрыта. Сейчас я бросаю дымовую и светошумовую гранаты одновременно. Всем открыть рот и закрыть глаза! После взрыва — все внутрь!
В тот момент, когда Шурик и Тыну одновременно кинули на пол пулемет и исчерпавший свой боевой ресурс огнемет, подполковник под нашим прикрытием бросил в сторону передней группы один цилиндр, а в сторону задней — другой. Раздавшиеся автоматные очереди потонули в грохоте шоковой гранаты, а ярчайшая вспышка в закрытом помещении ослепила китайцев. А затем все заволокло дымом.
За несколько секунд мы буквально вломились в кабинет коммерческого директора Мавзолея, который, как и положено, имел бронированную дверь. Она лязгнула, и Тыну быстро закрыл огромный засов, на который дверь запиралась изнутри. В небольшом, чуть задымленном кабинете стоял рабочий стол с компьютером и небольшой стайкой телефонов, в некоторых из которых я узнал так называемые «вертушки» АТС-1 и АТС-2. Рядом с ним было рабочее кресло, а чуть поодаль стояли кожаный диван и еще два кресла. В углу был здоровенный сейф, размером больше человеческого роста и, судя по солидному виду, весивший минимум тонну.
