— Что вам предложить, господин Асгар-хан? Чаю, шербета, вина? Будьте как дома, не стесняйтесь!
Асгар, который, оказавшись в таком обществе, вероятно, чувствовал себя не в своей тарелке, сдавленным голосом отвечал ему:
— Очень вами благодарны, спасибо, я уже кушал.
— Да вы не тушуйтесь! — вступил в разговор Асадолла-мирза. — Пиво тоже есть.
— Премного благодарен… разве что пивка…
Ахтар, громко смеясь, сказала:
— Ваше высочество, Асгар у меня просто стеснительный. А вообще-то он что поднесут, то и выпьет.
— Моменто, моменто, от нас так скоро не отделаешься. Хоть вы и стесняетесь, но за здоровье Ахтар-ханум надо ведь выпить! Прошу вас!
Асгар-Трактор, опустив голову, промямлил:
— Ну тогда, ежели позволите… может, водка виноградная найдется? А коли нет — не беда, сойдет и пиво, будьте добреньки…
— Пожалуйста, извольте, — встав с места, проговорил Асадолла-мирза. — Эй, Маш-Касем, подай ту бутылку с виноградной водкой.
Хмурый и мрачный Маш-Касем принес бутылку водки и несколько стаканов, поставил их на столе, возле вазы с фруктами.
— Пожалуйста.
— Пью за ваше здоровье! — И Асгар одним глотком осушил стакан.
Асадолла-мирза принялся угощать мать Практикана:
— Ханум, отведайте и вы глоточек!
Бородатая старуха басом захохотала, показывая редкие гнилые зубы:
— Вай, чтоб вам до старости дожить! Да разве я пьющая?
— Ну, что за важность, в такой-то день… Вы, слава богу, сынка женили, да еще какого сынка… — И он всучил бородачихе стаканчик с водкой.
— Господи помилуй… Правду говорят, что имама Резу бородатая баба убила… — услыхал я над ухом шепот Маш-Касема.
Пока продолжалась эта сцена, дядюшку Наполеона сотрясала дрожь, точно вулкан перед извержением. Все, кто сидел вокруг коменданта, с изумлением внимали разговору в нашем углу. Только сам комендант с откровенным удовольствием, улыбаясь, разглядывал сестрицу Практикана. Асадолла-мирза и ее угостил стаканчиком.
В это время отец, сочтя момент подходящим, обратился к генералу:
— Ваше превосходительство, мы сегодня вечером радуемся от всего сердца. Ведь наш дорогой зять — один из сотрудников тайной полиции!
Дядюшке, который разгадал намерения отца, пришлось молча проглотить этот выпад. Но комендант, пропустив две-три рюмки коньяка, пребывал в полном благодушии.
— Ну-ну, очень рад… Надеюсь, бог благословит… — Тут он повернулся к Практикану: — Господин Гиясабади, в каком отделе тайной полиции вы служите?
— В отделе расследования уголовных преступлений, ваше превосходительство.
— А с кем вы там работаете? Начальник ваш кто?
— Господин Теймур-хан, он тоже должен был сегодня прийти. Не знаю, что могло его задержать…
— Какой Теймур-хан, тот, что возглавлял одно время тайную полицию Хорасана?
— Нет, ваше превосходительство, он никогда…
Тут дядюшка Наполеон воспользовался появлением доктора Насера оль-Хокама, чтобы как-то замять опасный разговор:
— А, господин доктор, здравствуйте! Милости просим, проходите сюда! Что это вы так поздно? Господин генерал, я не помню, вы знакомы с доктором Насером оль-Хокамой?
Обмен любезностями между доктором и комендантом, которые, очевидно, встречались прежде, затянулся надолго. Асадолла-мирза вполголоса произнес:
— Не знаю, куда мог деться Дустали-хан? А, вот он, легок на помине! Господин Дустали-хан, пожалуйте! Господи, где ты до сих пор пропадал, Дустали?
Вид у Дустали-хана был необычайно мрачный и расстроенный, я сразу догадался, что его планы сорвались. Силясь изобразить веселость, он выдавил из себя:
— Да я хотел еще артистов пригласить. — Подчеркивая каждое слово, он продолжал: — У Аббас-хана в ансамбле один малый есть — Черным Абдаллахом зовут, так негра изображает — живот от смеха надорвешь!
Теперь я окончательно понял его замысел. Черный Абдаллах, о котором он говорил, был внуком сводной сестры моего отца. С детства ленивый, никчемный, он рано пристрастился к опиуму, стал наркоманом и ушел из дома. Год назад на одном свадебном торжестве, когда музыкантов попросили выступить перед гостями, мы вдруг обнаружили среди них Абдаллаха в роли негра.
Дустали-хан, видимо, обегал весь город, чтобы разыскать Черного Абдаллаха и привести его к нам на праздник: он хотел посчитаться с отцом, но, как на грех, Абдаллаха нигде не оказалось, и затея его лопнула. Тогда он решил отыграться за счет своего злого языка. Он хлебнул водки и продолжал:
— Нет, правда, забавный черномазый. Ну, он, само собой, наркоман и проходимец, но очень смешной! Жаль, что мне не удалось его найти.
— Да, в самом деле жаль! — поддержал его комендант. — Я обожаю, когда негры выступают. Если вам известно, где он бывает, я отправлю за ним своего шофера на машине.
Тут Асгар-Трактор, который вливал в свою утробу один стакан водки за другим, и теперь в голове у него, видно, уже зашумело, с громким смехом заявил:
— Генерал-джан, я тоже страсть люблю, когда эти черные представляют, кабы знать, где он, я бы сам за ним сходил…
Дустали-хан поскреб за ухом, потом обратился к отцу:
— А вы не скажете, где его найти? Ведь вы… он, кажется, имеет к вам отношение? Он вроде сынок сестрицы нашей…
Отец с такой силой стиснул зубы, что раздался громкий скрип. Он хотел что-то сказать, но не мог выговорить ни слова. Асадолла-мирза ринулся на поле боя:
— Здесь ведь есть граммофон, почему никто не ставит пластинки? Хотя да — Ахмад-хан нас сегодня услаждает… Ахмад-хан, что же вы замолчали? Играй, братец!
И этот славный человек, чтобы пресечь начинающуюся ссору, вскочил с места и пустился в пляс, подпевая себе:
Что за денек, что за денек, радость кипит ключом:
Жених и невеста, жених и невеста за праздничным столом.
Будет им счастье, будет им счастье, бог благословит!
И мы поздравляем, мы поздравляем невесту с женихом!
Ахмад-хан начал подыгрывать ему на таре и тоже запел в полный голос, гости подхватили, прищелкивая пальцами, атмосфера разрядилась, а отцу представилась прекрасная возможность овладеть собой.
Когда Асадолла-мирза, усталый и потный, вернулся на свое место, а веселье опять немного утихло, отец, который за это время собрался с силами, уже разработал новый стратегический план. Подливая Асгару-Трактору водки, он обратился к матери Практикана:
— Наверное, душа покойного отца господина Практикана сейчас любуется на нас из райских садов. Ведь каждый отец мечтает справить свадьбу своему сыну.
Мать Практикана по настоянию Асадолла-мирзы выпила-таки две-три стопки водки, и теперь багровевшие сквозь бороду щеки выдавали ее хмель. Невпопад захохотав, она ответила:
— Покойничек… Да… Он однажды под конец жизни в лавке у плиты пережарился, домой пришел — худо ему стало. Ну, позвали мы лекаря, а муж мне и говорит: «Нане-Раджаб, знаешь, есть у меня одно-единственное желание: чтоб, пока я жив, женили бы мы Раджаба…» Но такой уж бессовестный парень уродился — с тем дорогой покойник и помер…
Чтобы рассказ старухи не остался, не дай бог, незамеченным, отец немедленно переспросил:
— У плиты? А чем занимался ваш покойный супруг?
— Да он, покойник, последние-то годы вареной требухой торговал… Ну, а помоложе был — кяризы[35] рыл, а потом…
Тут Нане-Раджаб, как видно, сообразила, что наговорила лишнего, она поднесла руку к своей бороде и покаянным тоном произнесла:
— Ох, очень извиняюсь, конечно… Это все князь виноват, напоил меня… Согрешила! А так-то я уж сколько лет ни словечка…
Отец, который не пропускал ни малейшей возможности прицепиться, тотчас сказал:
— Ну что вы, ханум, неужели нужно стыдиться того, что ваш покойный муж торговал требухой?… В наше время это не имеет никакого значения! Богу угоден тот человек, который добродетелен, а профессия это не мерка. Правда, господин Дустали-хан?
Отец обращался к Дустали-хану, но настоящей его мишенью был дядюшка Наполеон, лицо которого, все перекошенное, бледное, как у мертвеца, было страшно.
Дустали-хана прямо затрясло от злобы, жилы на его шее надулись, он посмотрел на дядюшку, который взглядом призывал своего любимца успокоиться. Между тем отец, нанеся удар, принялся спокойно чистить огурец. Асадолла-мирза хотел отвлечь гостей от этого инцидента, но тут Дустали-хан не выдержал:
— Что же вы с такими взглядами насчет равенства и братства не пускаете к себе в дом родного племянника? Помните тот случай, когда он пришел к вам за помощью, а вы — с полицией — выставили его на улицу?
Отец, стараясь сохранить хладнокровие, возразил:
— Его профессия тут ни при чем. Это произошло из-за того, что он растоптал свое человеческое достоинство, из-за того, что он стал наркоманом, пристрастился к опиуму. Он запятнал мою честь…
