— Странно, что я ничего не слышал… Хотя наш дом в стороне стоит, а я еще вздремнул малость…
— Ослепи господь их косые глаза, — сказал Маш-Касем. — Спаси бог от англичанов этих…
Похоже было, что он хотел таким образом подбросить Практикану ключ к решению загадки. Но тот резко проговорил:
— Молчать! Я согласен вести дело с условием, что никто не будет вмешиваться. Гамар-джан, возьми-ка Али.
Практикан передал малыша Гамар, вытащил из кармана лупу и принялся разглядывать осколки стекла. Сынишка Гамар был на редкость красивым ребенком. Хотя наше семейство силилось доказать, что всеми чертами и особенно круглым личиком он смахивает на сестру Практикана, в глаза бросалось его сходство с Дустали-ханом.
Сам Дустали-хан последнее время почти не появлялся в семейном кругу. Он, бедняга, через два-три месяца после свадьбы Гамар начал усердно хлопотать, чтобы Практикан дал ей развод, но тому удалось так завладеть сердцем толстушки, что их мечом острым невозможно было разлучить, тем более что муженек проведал о размерах наследственного состояния Гамар и не желал выпускать из рук этот жирный кусок.
Хотя ему сразу же дали еще денег, чтобы он выполнил прежнее обещание, Гамар в последнюю минуту подняла такой шум, что все планы сорвались. Глупышка всей душой полюбила мужа, да и Практикан мало-помалу искренне привязался к ней. Присутствие в доме матери и сестры Практикана послужило поводом к тому, что Дустали-хан и Азиз ос-Салтане съехали и поселились в другом своем доме поблизости. Конечно, Азиз ос-Салтане вынуждена была поддерживать отношения с дочерью и зятем, но Дустали-хан жаждал крови Практикана и его родичей. Тем более, что Практикан, притворившийся ни к чему способным калекой, на самом деле оказался совсем не таким. Не только Гамар, но и кое-кто из соседок, состоявших прежде на частичном попечении Дустали-хана, были им вполне довольны. Прошел даже слух, что Практикан завел интрижку с Тахирой, женой Ширали.
Практикан внезапно остановился и поднял голову:
— Сейчас поглядим! Кто из вас первым услышал взрыв?
Дядя Полковник, который рыхлой кучей развалился на стуле, фыркнул:
— А какое это имеет отношение к делу?
— Я спрашиваю, кто находился ближе всех к месту взрыва и раньше прочих услышал грохот?
Маш-Касем вылез вперед:
— Эх, зачем врать? До могилы-то… — и, показав пальцем на меня и Пури, продолжил: — Я сам-то не видел, но слыхать — слышал… Эти вот два барчука вроде пораньше моего услыхали…
Практикан обратился к Пури:
— Какой звук вы слышали? Похожий на взрыв обычной петарды или другого рода?
— Как от петарды, только…
Я вмешался:
— Нет, на петарду совсем непохоже было… Вроде бомбы грохнуло.
Практикан тут же повернулся ко мне:
— А где ты слышал взрыв бомбы? Отвечать быстро, немедленно, точно!
— В кино, в фильмах про войну… Ну, знаете, военная кинохроника…
Пури поспешно сказал:
— Вздор он мелет, больше всего похоже…
Но я не дал ему договорить:
— А вот и нет! Хотите, спросите человека, который здесь был. Об этом…
— Кого спросить? Отвечай! Быстро, немедленно, точно!
Пури понял мой намек и, чтобы заткнуть мне рот, смущенно проговорил:
— Ну, пожалуй, немного похоже на взрыв бомбы… Бам! Бам! — вот так.
Но Практикан не отставал от меня:
— Ну-ка говори, кого надо спросить? Ну? Живо отвечай, раз-два!
Мне пришлось сбавить тон.
— У Маш-Касема, — промямлил я. — Он ведь тоже поблизости был.
Тут завопил дядя Полковник:
— Сколько будет продолжаться эта комедия? Давайте ближе к делу!
Но Практикан, подражая своему старому начальнику, инспектору Теймур-хану, рявкнул в ответ:
— Тихо! Разговаривать во время расследования запрещено! Пока я не спрошу… Маш-Касем! Отвечай! Какого рода звук ты слышал?
Маш-Касем поднял брови:
— Зачем врать? До могилы-то… Как я собственными ушами слышал, звук этот, значит, был… вроде как пушка и ружье и бонба вместе трахнули… И на выстрел похоже, и на бонбу, и на рыканье тигра тоже… А еще вдобавок иростат гудел, понимаешь…
Асадолла-мирза со смехом прервал его выступление:
— Моменто, а может, еще звук кеманче[39] Абу-Ата сюда примешался?
Практикан бросил на него быстрый взгляд, но симпатия и даже любовь, постоянно выказываемая им к Асадолла-мирзе (причиной которых было дружелюбие самого князя) помешали ему перейти на крик. Он только с мягким упреком сказал:
— Ваше высочество, позвольте мне продолжать расследование.
Практикан опять нагнулся к земле со своей лупой, помедлил, а потом твердо заявил:
— Все совершенно ясно. Эта бомба относится к тому виду, который называют «гранада».
Дядюшка Наполеон с вытаращенными глазами привстал и быстро спросил:
— Чье производство?
Практикан почесал голову:
— Ей-богу… надо бы еще… Ну, либо бельгийское, либо английское… Одно время у англичан много таких было.
Дядюшка опять откинулся на подушку, которую подложили ему под голову:
— Теперь видите? Поняли теперь? Вы ведь убеждены были, что я ничего не понимаю, ну, теперь удостоверились?… Или сомневаетесь еще? Все считаете, что ненависть англичан ко мне — сказки? По словам Наполеона, глупость — вот что не знает предела.
Голос дядюшки становился все громче. Лейли жалобно воскликнула:
— Папочка, не надо волноваться, вам вредно… Умоляю, не волнуйтесь, пожалуйста!
Но возбуждение дядюшки не проходило.
— Когда я, несчастный, говорю, кричу, призываю, никто слушать не желает, никому дела нет, головы никто повернет…
От дядюшкиного рева зазвенели стекла, на губах у него выступила пена.
— Но… но… англичанам до меня не добраться… Я уничтожу… Спалю их всех… Пусть бомбы бросают, пусть гранаты… А-а-а…
Теперь он уже корчился в судорогах, закатив глаза, потом потерял сознание.
Все засуетились, загалдели. Но голос Асадолла-мирзы прорвался сквозь общий шум и гам:
— Да что же здесь творится? Хотите угробить старика?… Маш-Касем, бегом за Насером оль-Хокама!
Припустившись к выходу, Маш-Касем успел все-таки сказать:
— Говорил я вам, ваше высочество, дай я их перебью всех… Они самые враги господина и есть…
Присутствующие продолжали шуметь и суетиться, Лейли — рыдать, пока не появился доктор Насер оль-Хокама со своим саквояжем.
— Жить вам не тужить, жить не тужить, что случилось?…
Врачебный осмотр длился несколько минут. Все, затаив дыхание, не сводили с доктора глаз. Наконец он поднял голову и сказал:
— Жить вам не тужить, сердечная недостаточность! Надо срочно отвезти агу в больницу.
— А не опасно перевозить его в таком состоянии?
— Во всяком случае, не так опасно, как стоять сложа руки. Я сейчас сделаю ему укол, а потом повезем. Пошлите за машиной.
Два человека побежали за машиной, а доктор начал кипятить шприц. Лейли продолжала плакать. Дядюшкина жена, которая вернулась домой за несколько минут до случившегося, тоже рыдала.
Я, потрясенный и виноватый, стоял в стороне, когда Асадолла-мирза подошел ко мне и пробормотал мне на ухо:
— Стыдись, сынок! Смотри, какой переполох ты поднял из-за своей неспособности к одному короткому путешествию!
— Я откуда знал, дядя Асадолла…
— Теперь иди запасай ящик гранат… Потому что через три месяца здоровье этого осла мордастого поправится, и тебе надо будет опять бросать гранату. Еще через три месяца — другую, а там мало-помалу придется увеличить рацион, кидать по три, по четыре зараз.
— Дядя Асадолла, я принял окончательное решение, что…
— Что — прокатиться в Сан-Франциско? Браво, отлично… А ты не мог принять это решение на два дня раньше, чтобы не доводить старика до такого состояния?
— Нет, дядя Асадолла…
— То есть как «нет»? Что у тебя два дня назад — дорожные принадлежности еще не были собраны, а сейчас ты их собрал, так? Ну что ж, и на том спасибо.
— Нет, нет, нет! Вы все шутите… Другое решение, вовсе не Сан-Франциско ваше…
— Лос-Анджелес?
Я чуть не завопил во все горло, но, хоть и с трудом, взял себя в руки и прерывающимся голосом сказал:
— Я принял решение… покончить с собой!
Асадолла-мирза посмотрел на меня, улыбнулся:
— Ах, какой молодец, это тоже прекрасно. Ладно, а когда же, помоги тебе бог?
— Я серьезно, дядя Асадолла!
— Моменто, моменто, полегче, значит, путь выбираешь… Человек всегда ищет, что попроще… Для многих перекочевать к праотцам легче, чем отправиться в Сан-Франциско… Что ж, такова человеческая натура. Если ты обанкротился, если, по словам сардара, сила твоя отказ делать, в Сан-Франциско нечего и соваться, отправляйся в гробницу.
— Дядя Асадолла, перед вами человек, принявший твердое решение. Не надо шутить.