Но Трифон умел разнообразить курсантский быт: вместо ускоренного марша в баню, он выслал вперёд группу имитаторов, которым по плану учений надлежало организовать нападение на колонну.
Дальнейшее мне рассказывал старшина имитаторов:
– Сперва из-за пригорка начал подниматься столб пара, а потом показался Большой Ком Грязи в количестве около 100 человек. Я сразу понял, что засада не покатит, и убрался в кузов, посоветовав водителю подготовиться к быстрому запуску и отрыву. Мои же бойцы, у которых ещё поигрывало детство в заднице, не смогли удержаться от искушения популять по колонне холостыми. Никто никаких команд курсантам не подавал, но уже после первого выстрела рота мгновенно развернулась в цепь и помчалась к месту засады. Затем в кузов горохом посыпались имитаторы, а водитель сорвал машину с места с визгом и пробуксовкой: ещё бы, вместо уставного «ура!» был слышен однородный угрюмый рёв, да и автоматы бегущие в атаку держали как-то странно – за стволы.
Место: станция «Динамо», что на Пироговской ветке, недалече от Мытищ. На запад от ветки – лесок, за ним владения Московского инженерно-строительного института, в том числе и военная кафедра; на восток – олимпийское стрельбище. Через лесок идёт асфальтовая дорожка, проходит мимо железнодорожного шлагбаума через пути и теряется в недрах стрельбища.
Время: осень 80-го года, столица только-только очухалась от олимпийского спецрежима.
Действующие лица: майор Трифонов, водители.
Исполнители: 4-е отделение 1-го «понедельничного»[107] взвода военной кафедры МИСИ.
Действие первое, на сцене – майор Трифонов и отделение.
Трифонов: Товарищи курсанты, в следующий понедельник у нас тактические занятия на местности, всем прибыть в одежде, позволяющей передвигаться по лесу и ползать по земле.
Действие второе, те же, но неделей позже.
Отделение обмундировано весьма замысловато: кто в туристские штормовки, кто просто в «старое – не жалко», отдельным бедолагам выдали танковые комбинезоны, войско вооружено учебными АК.
Трифонов: Выходим в лес, отрабатываем действия отделения. Направление… рубеж развёртывания в цепь… рубеж атаки – дорога в лесу, направление дальнейшего движения…
Отделение весело скачет в лес – чего бы не побегать вместо занудства в аудиториях, исправно разворачивается в цепь и выскакивает на опушку.
Действие третье, те же и водители.
Отделение с утробным «Ыррра-а-а-а!» цепью мчится к дороге, на которой у закрытого по случаю прохождения электрички шлагбаума стоит грузовик. Я не знаю, что себе подумали водители, увидев в подмосковном лесу группу откровенных партизан, но, судя по всему, говном к ветровому стеклу их припёрло основательно.
Отделение же, завершив атаку дороги, бодро убыло в направлении дальнейшего наступления.
Финал.
Майор Трифонов получает немеряных люлей. Основание – помянутый грузовик вёз на стрельбище патроны и двое в кабине были вооружены и, вообще говоря, обязаны были открыть огонь на поражение. К счастью, их просто заклинило от такой неожиданности.
BratPoRazumu Воспоминаниями Steel_major’a навеяло
– Что-о-о?! – рёв. Похоже, сейчас кого-то будут убивать.
– Влага… – а вот и жертва; говорить пока может, но уже как-то неубедительно.
Это парнишка из нашей группы экзамен сдаёт. Разгильдяй редкостный, но человек хороший. Плохому я б своей конспект не дал. Даже интересно что он на этот раз учудил.
– Что за бред?!!
– Тридцать процентов…
– Что за?.. Вы что пили?!!.. Вы хоть понимаете, что говорите?!!
– Вы сами так на лекции давали, вот, в конспекте…
– Й-о… Я такой хе… ерунды точно сказать не мог! Это ж бред!!!.. Бре-е-е-ед!!!
Блин, нормальный же у меня конспект! Он что, списал с ошибками? Или… без ошибок, слово в слово? Оп-па… Ну, тогда сейчас будет коррида…
Апрель в Киеве – дивное время. Позади слякоть зимы, на улицах зелень, солнце пригревает, ветерок не дует, а словно поглаживает… Так на волю хочется… Вместо этого сижу на лекции. «Конструкция авиационной техники. Гермокабины».
Народа в аудитории, прямо скажем, негусто: одни, участвующие в «Студвесне», (наш ответ КВНу) от занятий на время репетиций освобождены; другие, почуявшие весну, не поленились сбегать в санчасть за ОРЗ… причём и тех и других можно без труда отыскать в близлежащих пивнушках. Сходить к медицине я поленился, и сейчас конспектирую требования к пассажирским салонам. Скучно.
Добрались до условий внутри салона. Температура… скорость движения воздуха по салону… влажность… М-да, скучновато. И от скуки между «влажностью» и «давлением» вписываю до той поры неизвестный науке параметр – «влагалищность». С уточнением: «не менее 30%».
Ерунда вроде, а как-то повеселее на лекции сидеть стало. А там и пара кончилась, и вообще забыл я об этом случае примерно через час.
–– Так… – шипение, будто в аудитории паровоз избыточное давление сбрасывает или пара тысяч гадюк в брачные игры играют. – Так. И. Зачем. По. Вашему. Это. Нужно?!!
А вот ответ на этот вопрос в конспекте точно есть, сам поулыбался, придумывая…
И слышно бодрое:
– Чтобы экипажу скучно не было!
P.S. Когда прошли конвульсии и смех сменился всхлипываниями, преподаватель с трудом выдавил: «Три… балла… свободен… Бля… хорошо, что я у вас последний семестр вёл…»
Вы простите, я сегодня быстренько. Вспомнилось вдруг.
Занятия в учебке. Препод – майор объясняет что-то. Про железки, естественно. Все детали и агрегаты у майора иначе чем «Хренация» не называются. В моём взводе служил мальчишка один, узбек, по-моему. По-русски говорил, вроде, неплохо, но свой ступор содержал всегда в полной боеготовности.
На следующий день возимся в боксах – практические занятия как бы.
Вдруг ворота откатываются, и грузно заходят несколько чинов. Комиссия какая-то экспромтом нас посетила. Кто-то из пажей погорлопанил, молодое пополнение представил. Ну, и покатился самый главный в народ. Походил, попугал. Вспотели мы от страха. А тут подходит этот самый главный к узбеку нашему. Не помню уже, с чем он там возился, да только ключи от страха выронил, побелел, вытянулся.
– Как зовут?
– Алёша…
– А по-настоящему?
– Ахмат…
– Как служба?
– Харашо служба, служу Савецкому Саюзу!
Тут ряды немного колыхнулись от тихого счастья, потому что Ахмат в придачу выдал пионерский салют. Чин грозно оглядел нас, и мы присели. Со сплющенной физиономией он взял руку Ахмата и попытался опустить, но ступор включился, и это было нелегко. Потом чин плюнул дёргать его за руку, указал на какой-то узел и спросил:
– Это что?
Ахмат со всё ещё поднятой рукой побелел ещё немного, потом выдавил:
– У меня написан, я сейчас.
Офицер отреагировать не успел, Алёша опустил руку и быстро-быстро залистал свои записи.
– Вот, хренация .
У комиссии вывалились глаза, а у нас разогнулись скобы на ремнях. Но смеяться никто себе не позволял. Офицер на выдохе, указывая другой узел:
– Ну, а это что?
Ахмат опять залистал, залистал:
– Тож хренация !
Сзади раздался стон и глухой стук. Но никто на такие мелочи уже внимания не обращал.
– Хорошо, – сказал чин, уже плохо скрывая душащий смех. – Это хренация и это хренация . Чем они отличаются?
Ахмат думал совсем чуть-чуть.
– Это вчера биль хренация , а это – позавчера биль хренация .
Тут, значит, трупы повалились уже без всякого страха. Кажется, на ногах никто не устоял. А офицер взял руку Алёши, вернул её в пионерское положение, отдал ему такой же салют и, забрав свиту, отвалил.
И был объявлен перекур.
Вот и Новый Год, первый в армии, первый вдали от дома. Моя рота заступила на дежурство. Старшина решил ни с кем не конфликтовать по случаю праздника, и посты с часами были распределены волей жребия. Из окна казармы на втором этаже была видна пёстрая светская жизнь за хмурым кирпичным забором. Вернее, фрагменты её. Были видны штанги и заснеженные крыши троллейбусов, снующих туда-сюда, праздничный лозунг с пожеланиями, подвешенный на растяжке, гирлянда, спешащие граждане на противоположной стороне тротуара, стайки детишек, милиционеры, поедающие пломбир в вафельных стаканчиках. Напротив уже две недели торговали ёлками. Озабоченные горожане, укутанные в шубы и пришлёпнутые сверху меховыми шапками, хватали зелёную под мышку и торопились вернуться в дом. Тёплый дом. Где кухня работала на полную мощь, выдавая на гора салаты «Оливье», холодцы, винегреты, «Наполеоны» и прочую снедь. Тёплый дом, где поселилась праздничная атмосфера, и радостно щебетали около ёлки малые сестрички. Тёплый дом, где мама наводила порядок к приходу гостей, а папа, только что вернувшийся из города, с гордостью вынимал из портфеля добытые с боем две бутылки «Советского шампанского». Тёплый дом, где меня сегодня нет.
