Я погрузился в созерцание и без труда понял беднягу Китекэта. Дочь леди Дафны и наследница покойного П. Б. Винкворта была стройна, белокура и утонченна, в противоположность своей мамаше, которую я теперь признал в особе, сидящей от меня по левую руку, – эдакая могучая фигура в полусреднем весе, что-то в духе Уоллеса Бири. Глазки у Гертруды были голубые, зубки – жемчужные, и вообще все при ней. Я легко представил себе, что произошло с Китекэтом. Согласно его собственному признанию, он прогуливался с этой девушкой по старому парку в вечернем сумраке при луне, в кустах сонно щебетали птицы, на небе друг за дружкой зажигались звезды, ну, и естественно, ни один самый твердый духом мужчина не мог бы не поддаться в подобной обстановке действию таких чар.
Я сидел и размышлял о взаимном цветении двух этих любящих сердец прекрасной весенней порой и, мужественно растрогавшись, прикидывал, много ли у них шансов доскакать до счастливой развязки, когда застольная беседа коснулась предстоящего концерта.
До сих пор говорили о разной местной специфике, приезжему человеку в этом не разобраться. Сами понимаете, одна тетя говорит, что получила с вечерней почтой письмо от Эмили, другая спрашивает, пишет ли она что-нибудь про Фреда и Алису, а первая отвечает, что у Алисы и Фреда все благополучно, так как Агнес уже передала Эдит то, что Джейн говорила Элеоноре. Такой междусобойчик.
И вот теперь тетя, которая в очках, сообщает, что встретила сегодня утром местного викария, бедняга метал громы и молнии из-за того, что его племянница мисс Перебрайт настояла на включении в программу концерта, как она выразилась, скетча с колотушками и диалогом невпопад в исполнении полицейского Доббса и племянника Агаты Уорплесдон мистера Вустера. Что такое скетч с колотушками и диалогом невпопад, лично она не имеет ни малейшего представления. Может быть, вы нас просветите на этот счет, Огастус?
Я обрадовался случаю ввернуть от себя пару слов в общий разговор, так как после смущенного хихиканья при входе в столовую я до сих пор больше рта не раскрыл, но чувствовал, что в интересах Гасси пора бы нарушить безмолвие. А то еще немного, и вся эта публика ринется к своим секретерам писать письма вышеупомянутой Бассет, умоляя ее хорошенько подумать, прежде чем вручить свою судьбу такому бессловесному обормоту, который вполне способен испортить даже самый удачный из медовых месяцев, записавшись в трапписты и приняв обет молчания.
– О да, со всем моим удовольствием, – отозвался я. – Это такие сценки про Пата и Майка. Двое выходят в зеленых бородах, вооруженные зонтами, и один спрашивает другого: «Кто эта женщина, с которой ты давеча шел по улице?» А тот отвечает этому: «Да Боже ж ты мой милосердный, это вовсе не женщина, а моя законная жена». Ну, и тогда второй ахает первого зонтиком по кумполу, а тот не остается в долгу и тоже бабахает этого зонтом по макушке. И так до бесконечности.
Мое объяснение не получило восторженного приема. Все до единой тети возмущенно охнули.
– Какая вульгарность, – произнесла одна.
– Ужасная вульгарность, – добавила вторая.
– Отвратительная вульгарность, – подтвердила леди Дафна Винкворт. – Как раз во вкусе мисс Перебрайт – вставить подобный номер в деревенский концерт.
Остальные тети не сказали: «Точно!» или «Правда твоя, Даф!» – но своим видом выразили примерно это. Губы собрали в трубочку, носы свесили. И я начал понимать, что имел в виду Китекэт, когда сказал, что здешние дамы неодобрительно относятся к Коре Тараторе. Ее акции стояли очень низко, и повышения на бирже не ожидалось.
– Хорошо еще, – промолвила тетя в очках, – что это не вы, Огастус, а мистер Вустер намерен опозориться участием в таком непристойном представлении. Воображаю, что почувствовала бы Мадлен!
– Мадлен бы этого не пережила, – согласилась тощая тетя.
– Душечка Мадлен вся такая духовная, – заключила леди Дафна Винкворт.
Сердце мое словно сдавила холодна ладонь. Я почувствовал себя, как Гадаринская свинья перед тем, как устремиться солдатиком с крутизны в море. Вы, наверно, не поверите, но клянусь, мне это до сих пор и в голову не приходило, ведь и вправду Мадлен Бассет, узнав о том, что ее возлюбленный подвязал зеленую бороду и бил служащего полиции зонтом по голове, будет уязвлена этим до глубины души. И как только слух об этом до нее дойдет, тут же их помолвке и конец! С этими романтическими идеалистками надо постоянно держать ухо востро. Гасси при зеленой бороде не лучше, чем Гасси в кутузке.
Как ни больно мне было отказываться от роли, тем более я рассчитывал на сенсационный успех, но увы, я знаю, когда моя карта бита. И я принял решение завтра же утречком, чуть свет, послать Тараторке известие о том, что Бертрам выходит из игры и ей придется искать другого исполнителя на заглавную роль Пата.
– Из того, что я слышала про мистера Вустера, – заявляет тетя с крючковатым носом, продолжая тему разговора, – такое вульгарное дурачество будет как раз в его духе. А где он сейчас, кстати сказать?
– Да-да, – подхватила другая, что в очках. – Он должен был приехать еще до обеда, но не прислал даже телеграммы.
– Видимо, крайне рассеянный молодой человек, – высказалась третья, с морщинистым лицом.
Тут леди Дафна возглавила обмен мнениями, как школьная директриса на педсовете.
– «Рассеянный», – говорит она, – чересчур мягкое определение. А он, судя по всему, совершенно безответственный человек. Агата рассказывала, что по временам у нее просто руки опускаются. Она даже подумывает, не поместить ли его в какое-нибудь соответствующее заведение.
Можете себе представить чувства Бертрама, когда он услышал, что его родная плоть и кровь имеет привычку так беспардонно перемывать ему косточки при всем народе. Не то чтобы я надеялся дождаться от нее благодарности, нет, конечно, но после того, как человек не пожалел трудов и денег, чтобы сводить сына своей тетки в театр «Олд Вик», по-моему, естественно ожидать, что она будет к тебе относиться как тетка, чьего сына сводили в «Олд Вик», – иначе говоря, проявит хоть толику доброжелательности, справедливости и взаимной терпимости по принципу: «живи и давай жить другим». Помнится, Дживс как-то говорил, что острее змеиного зуба неблагодарность родного дитяти, так вот, неблагодарность родной тети, уверяю вас, не лучше.
Я густо покраснел и осушил бы свой стакан, содержи он что-нибудь горячительное. Однако ничего горячительного он не содержал. Для кого-то рекой лилось шампанское превосходного разлива, рука дяди Чарли онемела подливать, но мне, из уважения к известным всем и вся вкусам Гасси, подливали лишь мерзкое питье, которое образуется, когда на соковыжималку накладывают половинку апельсина и давят вращательным движением.
– Создается впечатление, – продолжала леди Дафна тем холодным, укоризненным тоном, которым в прежние времена отчитывала какую-нибудь Мод или Беатрису за тайное курение в кустах, – что его эскападам конца не будет. Совсем недавно он был задержан и оштрафован за то, что стащил у полицейского на Пикадилли каску.
Здесь я мог бы ее поправить. И поправил.
– По причине досадной оплошности, – уточнил я. – Когда стаскиваешь каску с полицейского, важно, как вы, без сомнения, сами отлично знаете, сначала потянуть на себя, чтобы нижний ремешок снялся с подбородка. А Вустер этого не сделал, в результате чего и поплатился упомянутым вами образом. Но надо учесть, по-моему, что дело происходило в день Гребных гонок, и притом час был довольно поздний, когда лучшие из людей уже не вполне ясно соображают. Впрочем, не важно, – поспешил я добавить, почувствовав, что симпатии слушателей не на моей стороне, и ловко меняя тему. – А вот слышали ли вы последний анекдот про стриптиз и дрессированную блоху? Или нет, этот, пожалуй, лучше не надо. – Я передумал, спохватившись, что анекдот, который я имел в виду, не совсем подходит для дамских и младенческих ушей. – Лучше про то, как двое едут в одном поезде. Анекдотец, правда, с бородой, так что, если кто слышал, скажите сразу.
– Просим, просим, Огастус.
– Двое глухих едут в поезде…
– Наша сестра Шарлотта, к сожалению, плохо слышит. Глухота – большое несчастье.
Тощая тетка вытянула над столом шею.
– Что он говорит?
– Огастус рассказывает анекдот, Шарлотта. Пожалуйста, продолжайте, Огастус.
Само собой, такой оборот дел поубавил у меня задора, я меньше всего хотел выставить на посмешище физический недостаток престарелой девы, но откланяться и уйти со сцены было уже невозможно, и я стал рассказывать дальше.
– Ну, так вот, два глухих типа едут в поезде, поезд остановился, один выглядывает в окно и говорит второму: «Вот уже и Торнвик». А тот ему: «Да? Я думал, понедельник». Ну а первый на это: «Я тоже не бездельник, знаете ли».
Я мало надеялся на успех. Что-то подсказывало мне с первой же фразы, что я буду освистан. Так что я договорил и громко расхохотался, но моему примеру почему-то никто не последовал. На том месте, где все тети должны были дружно покатиться со смеху, возникла довольно зловещая тишина, точно у гроба дорогого покойника, и прервала ее только тетя Шарлотта, которая спросила, что я сказал.
