— Помню, как Карл уехал в Ригу, — снова теряя нужную гостю нить, продолжил старик. — Его любили, нашлись желающие помочь, сделали ему загранпаспорт.
— Фальшивые документы лучше всего делают за рубежом, в Тбилиси, — охотно поделился своими сведениями Николай и тут же направил искусствоведа снова на нужный путь: — Ценности он все, конечно, прихватил с собой?
— Ясное дело, прихватил. Как только стали у всех все отбирать, так он все перевез в Латвию.
— Отлично. А не ходили слухи — что-то оставлено в городе, скрыто, так сказать, до лучших времен от экспроприаторов? Я имею в виду этих ужасных, перепоясанных пулеметными лентами матросов. Не было таких разговоров?
В одном, рассказывали, до самых последних дней жили внучатый племянник и его жена. Фанден… Фан…
— Фандерфлит? Точно. Но сперва займемся домами. Где они находились? В одном, как бы сказали теперь, микрорайоне, а?
Старик замахал руками:
— Что вы, что вы! И в городе были, и за городом. Самый большой был на Старовоздвиженской, его каждый знал. Затем, на Офицерской, но они его, помнится, еще до революции продали. Огромный доходный дом, в нем снимали квартиры и поэт Старобельский, и ученый-арабист Кнушевицкий, тот, что расшифровал «Книгу польз» Ахмад ибн Маджира…
— Арабист, это тоже интересно, — прервал его Остап, — но хотелось бы получить адреса загородных домов. Это очень трудно?
Вместо ответа искусствовед кряхтя забрался на стул и с трудом вытащил с верхней полки шкафа рыхлый том в потертом коричневом переплете.
— Та-ак, — сказал он, держа том на весу, — смотрим на букву «Ф». Издавались ведь тогда книги, бумага — не чета нынешней — «Весь Петербург», любая справка… Фабрикант… Фабрициус… Фролов… Листаем обратно. Фаберже. Занимаемые посты не желаете?
— В следующий раз. Хотелось бы продолжить разговор о домах.
— Владеет домами… Ну, про дом на Офицерской я вам говорил. Дом в городе на Старовоздвиженской… За городом: усадьба в Царских Прудах и еще один дом — в Заозерске. Финские скалы, гранитные валуны, не приходилось бывать?
Николай торопливо записывал.
— А теперь поговорим о Фандерфлитах. Что случилось с юной четой, не знаете?
— Нет. Эвелин и Андре? Спаслись буквально в последний миг. Бежали ночью. К нам потом приходили от Урицкого. Трое в черной коже, как анархисты, морды зверские, все расспрашивали, не спрятали ли они, уезжая, что-нибудь. Даже список возможных вещей приказали составить. Большая часть изготовленных в мастерских предметов ведь сразу попадала в наши каталоги.
— Значит, бежали? — Николай довольно потер руки. — Куда, и если живы, то где сейчас?
Старик наморщил лоб.
— Была от них весточка. Некоторые наши сотрудники переписывались с эмигрантами. Была ведь, была. Нет, не могу вспомнить. Ничего не могу.
— Напрягитесь, что вам стоит. У вас ведь ясность мысли, как у академика Павлова. Старик до последних дней знал всех своих собак по имени.
— Провал. Затмение. — Искусствовед кряхтя слез со стула. — Посещение кладовых вдовствующей императрицей помню, концерт в Зимнем саду Шаляпина Федора Ивановича с Плевицкой Надеждой Васильевной помню. «Среди долины ровныя» исполняла. Трость наследника греческого престола Георгиуса, которой он защитил наследника российского престола от нападения японского злоумышленника в городе Оцу, помню, а это…
— Еще бы! — нетерпеливо перебил его гость. — Однако отдел, который я представляю, интересуют другие факты. Пустяк, попробуйте вспомнить: молодожены больше в город не приезжали?
— Андре и Эвелин? Пас… А впрочем — нет, я бы знал… Если что придет в голову — позвоню. Телефон музея у меня где-то записан.
— Изменился, — быстро проговорил Николай. — Дам новый. Как только включат, непременно сообщу. Благодарю за прием. Искреннее удовольствие побеседовать с человеком, который помнит Надежду Васильевну и лично прикасался к трости греческого наследника. Не провожайте, не надо. За адреса спасибо. На вашем месте я бы писал мемуары. Низкий поклон от будущих читателей.
И он захлопнул дверь, оставив старика одного в пустой комнате, в руках с раскрытым томом «Весь Петербург».
На ходу заверив еще раз поджидавшую его девицу, что она похожа на киноактрису
Зайцеву, искатель сокровища покинул квартиру.
«Итак, начало удачное — адреса домов у меня в кармане, можно приступать, — размышлял Николай, идя по коридору трехзвездочного странноприимного дома. — Подъем, господа! Пассажирам пристегнуть ремни. Отправляемся на первую ознакомительную экскурсию. Дом, который мы сейчас увидим — увы! — не загородный, не тот, в котором ждут нас припрятанные сокровища. Но это самый большой из домов ювелира. Преступлением было бы не познакомиться и с ним. Вдруг в доме живут люди, которые помнят Андре и Эвелин».
Разболтанный, гремящий трамвай, который вел молодой парень в рубашке свекольного цвета с надписью «Чикаго» и перед которым на стекле была приклеена фотография мэра города с оторванным адвокатским ухом, не торопясь довез их до остановки «Парк растениеводства и коневодства».
— Название — просто супер, — сказал Сэм, опуская ногу с трамвайной подножки на землю. — Парк, но при чем тут кони?
— А рекламные объявления на щитах лучше? — парировал Николай. — Хотя бы это: «У вас проблемы в семейной жизни? Мы решим их за один сеанс». В романе «Анна Каренина» три семьи, у всех проблемы, а гениальный старик так и не смог решить их. Теперь смотрите вон туда. Видите, над кронами деревьев крыша с десятком труб, как у английского дредноута? Эту железную кровлю явно красили последний раз в шестнадцатом году, когда Брусилов начал наступление в Галиции. Бьюсь об заклад, это и есть наш дом. Смело вперед!
Глава седьмая СРАЗУ ВИДНО, ЧТО ЗДЕСЬ ЖИВУТ ПОРЯДОЧНЫЕ ЛЮДИ!
Огромный старый четырехэтажный дом смотрел на кучку авантюристов, остановившихся у парадного подъезда. Окна первого этажа до половины были закрыты фигурными решетками. В чугунных переплетах плавали пучеглазые рыбы.
Пред домом стояли три машины: вишневый с помятою дверью «форд», светлая с двумя помятыми дверями «Волга» и совсем светлый «Москвич», у которого вдобавок к ободранным дверям была еще погнута крышка от багажника.
— Ого! — сказал Николай, рассматривая мемориальную доску у входа. — «Дом имени Козьмы Пруткова». С чего бы его так назвали?.. Но войдем, дотронемся до перил, которых когда-то касалась рука ювелира… Стоп. На двери запорное устройство с кодом. Конечно, можно набрать номер любой квартиры и сказать: «Почта. Вам извещение на денежный перевод из Торонто…» Но могут и не открыть — преступность в городе не уступает даже Екатеринбургу, — говоря так, Николай поспешно сделал шаг назад, — замок щелкнул, дверь отворилась, и из нее вышел человек в кепочке для гольфа с надписью «Уорлд кап».
— Уно моменто, — обратился к нему Николай. — Мы из ремонтно-строительного треста. Нужно осмотреть дом.
— Наберите три шестерки, спросите Маргариту Феликсовну. У нас кооператив. Она председатель. На первом этаже дверь с табличкой «Правление».
Шапочка уплыла, чтобы пересечь улицу и скрыться в парковой зелени.
— Кооператив, и самый главный человек в нем женщина. Это уже кое-что. Есть шанс. Женщины участливы. Разговаривая, они могут одарить вас неожиданными сведениями. Иду на абордаж! — весело объявил Николай.
Он набрал дьявольское число. В ответ на мрачное «666» из дырчатого жестяного кружка недовольный голос выкрикнул:
— Кто там?
— Почта.
Послышался ружейный щелчок, и дверь отворилась. Штаб кооператива был оборудован с больничной простотой: посреди оклеенной выцветшими обоями комнаты стоял стол из белой фанеры, а за ним, на таком же стуле, сидела мелкокостная, с нервическим лицом моложавая домоправительница.
«Мебель-то — зубоврачебный модерн. Для кооператива лучшие времена давно прошли», — быстро оценил обстановку гость.
— Докучаев здесь живет? В отделении посылка из Саратова, — быстро проговорил он, еще раз оглядывая комнату. Острый глаз гостя выхватил из бумажек, лежавших на столе перед председателем, рекламную листовку «Кандидат наук поможет одиноким аз.». Это могло означать, что кандидат наук собирается помогать только азербайджанцам или даже всем желающим, но с помощью газа азота. Разгадывать загадку времени не было.
— Кто вас ко мне послал? Нет у нас никакого Докучаева, — отбила первую атаку председатель, с неудовольствием разглядывая посетителя.
— Один из ваших жильцов, в кепке «Уорлд кап».
— Шпенглер. Он же прекрасно знает, кто здесь живет.
— Тогда еще вопрос. До революции здесь жил такой домовладелец Фаберже. Не осталось ли стариков, которые помнят его или его родственников?
