– Ну, ты этого Мандана дай мне почитать. Интересно же, на кого я похож… Как книга-то называется?
– «Опыты».
– Опыты? Насчет этого я любому философу фору дам! Тюряга, армия, стройка, бомжевал долго… Никакому Мандану не приснится…
Один красавец-гомосексуалист как-то предлагал мне брать его с собой вместе на тусовки, чтоб, во‑первых, тетки завидовали и чтоб свой смокинг заодно прогулять.
Но потом мы с ним поссорились.
И мне придется, чую, брать с собой на всякие такие мероприятия, типа кинопремии нашей «Ники», Коляна.
Колян говорит:
– Че с пидором-то ходить? Ходи со мной! Надо бы мне смокинг прикупить, морду побрить и выучить хотя бы три умных слова.
– Тебе какие слова сказать – длинные или короткие? (спросила я).
– Короткие. Длинных несколько я и сам знаю. Например: гомосексуализм.
– И еще пирамидон и норсульфазол? (Ну, как Куравлев в фильме Шукшина.)
Колян говорит:
– А чё, киношники все время про болезни говорят?
…Слышала я как-то, как Николай (слесарь) и Колян обсуждали топ-моделей. Коляну нравится Наоми. Николай говорит:
– Вот еще! Черномазая! Ни за что!
– Будто она тебе предлагалась (ехидно говорит Колян). У ей мужик-то побогаче тебя будет!
– Белый? (спрашивает Николай, большой расист).
– Как сахар (коварно улыбаясь, говорит Колян).
– Может, мода такая? (растерянно спрашивает обычно самоуверенный Николай).
– А может, любовь?
– Чево? (с презрением говорит Николай).
– Ты че, в любовь не веришь?
Николай надолго задумывается. И говорит вдруг:
– Верил в девятом классе. Но эта Верка мне сказала: пойду, говорит, за Витьку… У него мать завмагом работает…
– Любишь ли ты Родину, Колян? (сказала я сурово, глядя ему в глаза).
Колян как всегда почесал в затылке, сдвинув ушанку на лоб и спросил как-то неохотно:
– А че? Уже пора?
– Отвечай по существу! (крикнула я).
– Люблю! (закричал мне в тон Колян). А че надо делать? (сбавив тон, спросил он осторожно). – Трубы тебе на кухне прочистить? Как ты говорила, че-то там про малое дело… по-маленькому че-та надо делать, ты говорила…
– «Теория малых дел»?
– Точно! – Давай прям сейчас и прочищу… Бесплатно… Что тебе, женщине, в говне ковыряться? А я привыкший.
– Колян, ну а родина-то тут при чем?
– Вот я тоже подумал, но промолчал. Я родину вечером буду любить. Под пивко и все такое… Ребята-таджики звали на плов. А щас могу и трубы прочистить, и все такое… Пива утреннего я уже принял, почти трезвый.
– Ты не романтик, Колян, ты циник…
– А че такого? Ты прям как прапор наш в армии, который орал: я тебя научу, тварь, родину любить! А потом так мочил, что у меня до сих пор шрамы остались. Говорил, что он-то любит родину, мать вашу. А мы типа не любим… И под это дело мы целыми днями, когда салагами были, то генералу одному дачу строили, то сортиры мыли. И жена генерала, толстая такая была баба, страшная с виду, кадушка поперек себя, но добрая, кормила иногда вкусно, тайком от генерала, ихней же едой хорошей: так вот она тоже все время говорила, что надо любить родину. Мне восемнадцать было, и я так тогда и понял, что лучше всего родину любить, когда кому-нибудь бесплатно дачу строишь. Такие вот дела…
Рассказала Коляну анекдот: типа мужик приходит в собес и говорит, чтобы ему дали пособие, потому что он участник Куликовской битвы. А ему говорят, чтобы документы представил, а он – что, мол, сеча такая была, все утеряно, а ему тогда говорят: что, мол, странно – татары вот всегда приходят с документами!
Смешной, на мой взгляд, анекдот, очень даже.
Хотела Коляна повеселить.
Но Колян почему-то закручинился.
Я-то думала, Колян, как всякий почти русский простой человек – ксенофоб, а Колян мне и говорит:
– Аккуратный народ они, татары! Не то что мы! Это ж надо – пятьсот лет документы хранят!
Я подначиваю:
– Еще и на бересте написано: удостоверение такое личности. И на бересте, представляешь?
Колян говорит:
– А на бересте берут?
– Вот не знаю: надо в Инете посмотреть (говорю), – берут ли на бересте… Может, и берут… Сейчас много нововведений – Русь такая типа изначальная…
Колян говорит:
– Ну если с нами в девяностые рисом на заводе расплачивались, почему бы не взять на бересте-то? А один чудак на букву «м», новый русский, я ему печь клал на даче, хорошо положил (Колян вообще-то рукастый) – знаешь, чем со мной расплатился?
– Чем?
– Пустыми бочками!
– А ты что?
– А я его жидом обозвал!
– Колян!
– Молчу, молчу!!!!!
Колян говорит:
– Ну что, таки едешь? В Америцу эту?
– Таки да… Еще в Сан-Франциско, а там – мне вчера рассказали – парк с секвойями, какие-то чудеса красоты… А Нью-Йорк так вообще – столица мира.
– Бухло дешевое есть?
– Не спросила вот.
– Сядешь под секвойей и портвейн три топора вскроешь… Хорошо-то как!
– Тебя вспомню…
– Ух ты! Под секвойей меня еще никто не вспоминал! Хотя бабы были, были, и рыдали, когда я от них сбегал… Я по молодости был о-ого-го! Но вот под секвойей – такого не было, чего не было, того не было…
Как-то меня поздравили с Днем писателя.
Колян сказал:
– А персонажам не наливают?
Я, конечно, дала ему на чекушку. Такой день, вы что?
На что мама сказала:
– Если бы еще персонажам давали бы на чекушку, Анна Каренина все время под столом валялась бы. Или Джульетта вместе с Ромео. И добавила:
– Какой праздник, такой и персонаж. О «писателе», который пьет с персонажем, я вообще молчу… А то ты пол так и не вымоешь…
Все любят Ди Каприо. Восхищаются им. Смотрят этого его «Волка». А я люблю что-нибудь попроще: типа Коляна.
Мама говорит:
– У него вроде, у этого Ди Каприо, бабушка была русская?
– Ну да.
Мама задумалась ненадолго и говорит:
– Если бы его бабушка не эмигрировала в Америку, то Ди Каприо постепенно стал бы Коляном, а если бы бабушка Коляна увезла бы его в Америку, он стал бы Ди Каприо.
– Представляешь, тогда Ди Каприо стоял бы у магазина и сшибал бы мелочь, а Колян жил бы в «Ритц-Карлтоне» в Каннах!
– А ты напиши такой сценарий: «Ди Каприо и Колян» (посоветовала мама). Причем они могут играть сами себя. Потом Колян станет звездой, и тоже будет жить в «Ритц-Карлтоне»…
– И там уже сшибать мелочь, по привычке-то?
– Не, он не будет. Он интервью будет всем давать: и вы к нему в очередь построитесь, а тебе даст по блату, без очереди.
У магазина видала Коляна. Колян замерз, и я ему дала на шкалик. Колян хотел честно со мной поделиться, но я сказала, что с утра водку не пью. Сообщила, что этот «Однако здравствуйте» теперь нефтью будет заведовать. Колян говорит:
– А ты пойдешь в замы, штоле?
– Не (говорю), – меня позвали возглавить ликеро-водочный.
Колян оживился:
– Меня возьми грузчиком!
Я говорю:
– Ты ж тырить с завода будешь!
Колян немного обиделся и говорит:
– Будто этот «Однако» не будет!
Видела сегодня Коляна. Колян поздравил с НГ, а потом говорит:
– Слыхала? На Марс полетят! Безвозвратно причем!
– Ты бы хотел? (спросила я).
– Да куда там! Там, наверно, одни блатные… Евреи одни…
– ??!!!!
– Дык русских не возьмут – набухаются они по пути, сломают что-нибудь…
– Так там русских, говорят, больше полсотни!
Колян почесал в затылке:
– А! Это так, чтобы баланс типа соблюсти… Под присмотром евреев: без них наши весь Марс расфигачат.
Потом помолчал и говорит:
– Я наших вообще не взял бы: они и евреев этих марсианских споят. Вот увидишь…
Как-то Колян мне сказал, что, мол, женился бы на мне, но тогда придется чаще мыться и меньше пить.
Мама говорит:
– Тебе меньше пить и чаще мыться? Так выходи за него!
Мама меня так встретила сегодня:
– Помнишь, – говорит, – Довлатов писал автобиографию: типа – отрочество, первые пьянки, неодолимая тяга к плебсу…
– И что? (спросила я грозно).
– Нет, ничего, это я так (сказала мама, испугавшись, что я буду ее подозревать в снобизме). – И Колян мне в принципе нравится: вежливый такой, предупредительный… Но, честно говоря, простоват.
– Простоват????
