Там, где для памятника места нет, но глазу всё равно хочется на чём-нибудь отдохнуть, в Москве сажают разные цветы, которых к середине лета становится так много, что их даже не рвут и не продают у метро ушлые бабки.
В Петербурге цветы не приживаются, потому что болото, зато вместо клумб здесь любят устанавливать разные абстрактные композиции. Идет приезжий мимо бывшей клумбы и видит, что из нее трубы торчат и железяки ржавые. «Нехорошо, — говорит, — Некультурно строительный мусор на клумбу класть!» Возьмет да и уворует композицию себе на дачу. А петербуржец — человек тонко чувствующий. Он сразу догадывается, что никакой это не мусор, а чистое искусство. Кто не понимает, что символизируют собой эти трубы и железки — тот бескультурщина и серая масса.
Однажды, когда москвич и питерец были детьми, каждого из них навестила фея и спросила: какую игрушку ты бы хотел получить на день рождения? Только подумай хорошенько: игрушка эта во многом определит твою дальнейшую жизнь. Взмахнула волшебной палочкой — и перед детишками развернулась многокилометровая витрина, уставленная самыми соблазнительными штуковинами.
— Вот этого хочу! — радостно закричал москвич и указал толстым пальчиком на вожделенную игрушку.
— Робот-трансформер на колёсиках, с ключиком в попе? — уточнила подслеповатая фея, — Ты хорошо подумал?
— Хорошо! — закричал москвич, подхватил игрушку и убежал во двор — хвастаться. Там, конечно, его поймали старшие мальчишки, робота отобрали, колёсики ему отвинтили, а ключик выбросили — он показался им неинтересным. Маленький москвич поплакал немножко, постучал кулаками в стену собственного дома, хотел даже головой об неё побиться, но тут заметил в траве ключик. Подобрал, пошел дальше — и нашел колёсики. А потом и самого робота увидел — старшие мальчишки оставили его под скамейкой, а сами убежали курить за гаражами.
Робот был целёхонек — а когда москвич вставил ему в попу ключик — побежал по детской площадке без всяких колёсиков. Он же трансформер — ему не страшны никакие препятствия. «Какая игрушка! — восхищённо сказала самая красивая девочка двора, когда ловко запущенный москвичом робот-трансформер остановился возле самых её ног. — Только почему она перестала бегать?» «Хочешь — заведи его сама!» — покровительственно произнёс маленький москвич, протягивая ключик самой красивой девочке двора.
А питерец тем временем всё ещё ходил вдоль витрины, рассматривал, выбирал. Плюшевый мишка был очень симпатичным — но если выйти с таким во двор — засмеют, и мишка сразу станет дурацким. Машинка с открывающимися дверцами выглядела шикарно — но родители же не разрешат с ней играть, поставят высоко-высоко на полку, и тогда — какой смысл в том, что у машинки открываются дверцы? Робот-трансформер… Такого точно отберут во дворе… Книжка с движущимися картинками — быстро истреплется. Настольная игра — так ведь фишки потеряются. Черный пистолет, совсем как настоящий, в кино про Глеба Жеглова… Уж слишком он как настоящий. Велико искушение пойти грабить кассу, или богатея Тычинского из соседнего двора.
— Ну, не бойся. Выбирай, что хочешь! — подбодрила питерца добрая фея.
— Вот это, — зажмурившись, он ткнул в витрину наугад.
— Фарфоровый Пушкин с трещиной вдоль всей головы? Ты в самом деле мечтаешь о такой игрушке?
Маленький питерец мечтал не об игрушках, а о совершенно отвлечённых предметах, но признаться в этом фее было стыдно — она ведь взрослая, может рассердиться, а если рассердится — вообще ничего не подарит.
— Да, фарфоровый Пушкин! — гордо ответил малыш.
— Ну что ж… — сказала фея.
Фарфорового Пушкина у Питерца никто не отобрал. Даже родители не поставили его высоко-высоко на полку, а наоборот, попросили прятать в ящик стола, когда к ним приходят гости. И только много-много лет спустя одна взрослая девочка сказала: «Надо же, у меня в детстве был точно такой же Пушкин, только без трещины в голове. Кстати, трещину можно обмотать тряпочкой, и получится как бы модный Пушкин-пират. А полку, на которой он стоит, не мешало бы протереть. А у тебя на воротнике — жирное пятно. Не сутулься. Не забудь вынести мусор, когда пойдёшь за хлебом. Завтра у нашего сына выпускной — оденься поприличнее, он приведёт на обед подругу, или друга, я не поняла. Зачем ты подарил внуку своего дурацкого Пушкина с трещиной в голове???»
Однажды питерской девушке надоедает одиноко возвращаться домой с каждого свидания, и она становится феминисткой. Питерцы, завидев ее, перешептываются, толкают друг друга локотками и говорят: «Смотри-ка, феминистка идет! Умей понравиться ей — и твоя жизнь превратится в праздник!» Счастливый питерец, выбранный феминисткой, с удивлением обнаруживает, что после свидания необязательно прощаться с предметом обожания на крылечке дома или даже у ближайшей к этому дому станции метро. Можно вместе продолжить путь, который приведет к весьма приятным последствиям.
За питерской феминисткой не нужно ухаживать. Не нужно открывать перед нею дверь в ее квартиру, подавать ей руку при выходе из ее автомобиля, угощать мороженым (за ее счет), восхвалять в стихах и песнях (переписанных из книг, взятых в ее шкафу). Главное — не злить ее и делать всё, как она скажет.
Вкусы питерской феминистки меняются часто, поэтому у каждого питерца есть шанс на своей шкуре узнать, как правильно вести себя на свидании. А когда феминистка отправит его в отставку — попробовать повторить этот трюк с какой-нибудь другой питерской девушкой. Впрочем, питерцы, даже обученные самыми опытными феминистками, часто говорят себе, что «вот сейчас еще не пора, а через десяток-другой свиданий будет самое время», поэтому всё больше и больше питерских девушек, не дождавшись этого «самого времени», становятся феминистками.
Московская девушка становится феминисткой, когда ей надоедает отбиваться от навязчивых москвичей крошечной сумочкой-косметичкой, не забывая при этом мило улыбаться и пищать: «Ну, Дима, Дима, ну всё, всё, не надо, ну, пожалуйста».
«А не пошел бы ты, Дима, куда подальше?» — грозно выкрикивает московская девушка, подпрыгивает на полметра в воздух, как Тринити, которую внезапно подключили к высокоскоростному Интернету, и пинает Диму в живот так, что незадачливый ухажер и в самом деле улетает довольно далеко.
После этого удивительного случая московская девушка активно начинает бороться за свои права. Этот стиль еще называют борьбой без правил.
«Берегись, чувак, она феминистка!» — перешептываются москвичи, показывая друг другу ее фотографию. Вскоре все они понимают, что тут ловить нечего.
Обнаружив, что ей теперь не надо отбиваться от десятков алчных москвичей (что очень экономит время!), московская феминистка записывается в спортзал и становится чемпионкой мира по борьбе без правил в супермодном весе. Ее имя даже хотят присвоить самому неотразимому удару, но она из скромности предлагает назвать его просто «Прощай, Дима!»
Москвич не оптимист — он просто знает главное правило жизни. Если ты бежишь быстрее всех — получишь вон тот симпатичный золотой кубок. Он, конечно, бронзовый и немного пластмассовый, частично деревянный, но подставка точно залита свинцом — в случае чего можно будет от преследователей отбиваться. Москвич верит, что он самим фактом рождения на этой планете заслужил такой оригинальный многозадачный кубок. Поэтому он стремится, и борется, и бежит вперед по первому снегу, по последним желтым листьям, даже не останавливаясь на секундочку полюбоваться их красотою, по горячему еще асфальту, оставляя неровную цепочку следов, отмахиваясь дипломатом от возмущенных его поступком дорожных рабочих, по коридорам власти на цыпочках, по служебным лестницам через три ступеньки, обгоняя скоростные служебные лифты. В итоге кубок ждет москвича — там, где и должен был ждать. И, поставив его на свой рабочий стол, этот суровый воин роняет на дорогой галстук слезу, которая тут же становится бриллиантовой запонкой.
Питерца многие считают пессимистом — а зря. Таких оптимистов даже на Ямайке уже не осталось — всех прибрал Джа. Питерец не бежит, не борется и не стремится. Кажется, что вон тот миленький кубок, издали так похожий на золотой, ему совсем не нужен. Что ему вообще ничего в жизни не надо, что он не верит в себя и опустил руки. Однако это иллюзия. Питерец прекрасно понимает, кто на самом деле достоин кубка, и ждет, когда это дойдет до окружающих. Сначала окружающие (даже если они тоже питерцы) смеются над питерцем, шпыняют его, дразнят, прогоняют в конец очереди, надвигают ему шляпу на глаза, пишут на двери обидные, но справедливые слова, но проходит год, проходит десять лет, и все те, кто дразнил питерца, неожиданно преподносят ему на день рождения кубок. Без пластмассовых вставок, без деревянных узоров и уж конечно — без свинцового днища. Обычный такой, скромный, цельнозолотой. Питерец фотографируется в обнимку с подарком, корчит смешные рожи, закидывает кубок на антресоли и продолжает жить, как жил. И искренне удивляется, почему окружающие (даже не питерцы) так почтительно с ним обращаются. А если что и пишут на двери — так только «ура!» (вместо «дурак») или «хочу от тебя рибенка!» (вместо всех прочих ругательств) — непременно с восклицательным знаком.
