Александр Иванов - Плоды вдохновения

Откопан был старинный манускрипт.
Скорей листать страницы! Шорох. Скрип.
Стихи. Представьте, ничего себе!
Инициалы автора – В. Б.
Наверно, это рукопись моя.
Что ж, у шедевров жизнь уже своя…
Нет, что вы, что вы! Никаких намеков.
Жаль, оказалось, это – Виктор Боков…

Лежала кошка на спине,
Устроившись уютно.
И никому та кошка не
Мешала абсолютно.

И вот, зажав в руке перо,
Подумал я при этом,
Что это для стихов – хоро-
Шим может стать сюжетом.

Она лежала – я уви-
Дел, – хвост игриво свесив.
Что знать могла она о дви-
Жущем весь мир прогрессе?

Мешала узость кругозо-
Ра кошке знать ленивой
О том, что, как и где изо-
Брели на данной ниве.

Сказать по правде, просто ни
О чем не знала киса.
И я закончил ирони-
Ческие экзерсисы.

Лился сумрак голубой,
Шло к июлю лето.
Провожала на разбой
Бабушка поэта.

Авторучку уложила
И зубной порошок,
Пемзу, мыло, чернила
И для денег мешок.

Говорила: – Ты гляди,
Дорогое чадо,
Ты в писатели иди,
Там разбой что надо!

Ты запомни одно,
Милый наш дурашка:
Золотое это дно –
Крошка Чебурашка!

Не зевай, не болтай,
Дело знай отменно.
Ты давай изобретай
Крокодила Гену!

Ты, гляди, не будь дурак,
Ром не пей из бочки.
И старушку Шапокляк
Доведи до точки…

…Долго пела она,
Целовала сладко.
До чего же умна
Старая пиратка!

Это сущий пустяк –
Ремесло пирата…
Ну, а если что не так –
Бабка виновата…

На берегу пустынных волн
Стоял я,
Тоже чем-то полн…
И вдаль глядел.
Стояло лето.
Происходило что-то где-то.
Я в суть вникать не успевал,
Поскольку мыслил. Не зевал,
Как Петр Первый. Отовсюду
Шли валуны.
Качалась ель.
И мне подумалось: я буду
Грозить издателям отсель!
Закончил мыслить.
Прочь усталость!
Сел на валун.
Мне так писалось,
Как никогда! Смешать скорей
Курей, пырей и сельдерей,
Все, что мелькает, проплывает,
Сидит, лежит и навевает
Реминисценции. Увы,
Не избежать, как видно, снова
Ни в критике разгона злого,
Ни унизительной молвы.
Меня ли
Тем они обидят?!
Да я чихал! Пусть все увидят,
Как, глядя в синюю волну,
Я сочинил
Пять тысяч строк!
Таких пять тысяч
За одну
Я променял бы.
Если б мог…

Мне мила любая
Черточка твоя,
Словно голубая
Лирика моя.

Трепетна и томна,
Чуточку сладка,
Несколько альбомна,
Капельку горька.

Я всегда с тобою.
Ты всегда со мной.
Небо голубое,
Шарфик голубой.

Быть с тобою сладко.
Ты мила, я мил.
Острая нехватка
Розовых чернил.

Мой пес и я!
Нельзя словами
Нас достоверно описать.
Есть много общего меж нами –
Чутье и верность, ум и стать.

Есть даже общее в обличье,
Не то чтоб сходство, а чуть-чуть…
Но ряд существенных различий
Я не могу не подчеркнуть.

Не курит он, хоть это жалко,
А то ведь мог бы угощать.
Мой пес не ездит на рыбалку
Денька на три, четыре, пять…

Все понимает он отлично,
Но молчуном слывет зато.
Он ест все то, что я обычно,
Но пьет совсем, совсем не то…

Короче, лишена собака
Нам, людям, свойственных грехов.
Но что ценней всего, однако,–
Не пишет, умница, стихов!

Как у нас в Гиперборее,
Там, где бегают кентавры,
Соблазнительные феи
Днем и ночью бьют в литавры.

Там лежит раскрытый томик,
Не прочитанный Сатиром.
Там стоит дощатый домик,
Называемый сортиром.

Одиссей свое отплавал,
Греет пузо под навесом.
Перед богом хитрый дьявол
Так и ходит мелким бесом.

Едут музы в Сиракузы,
Не убит еще Патрокл.
На Олимпе в моде блюзы,
Гоголь-моголь и Софокл.

Зевс в объятиях Морфея,
Вельзевул песочит зама.
Незаконный сын Орфея
Спит, наклюкавшись бальзама.

Сел Гомер за фортепьяно,
Звон идет на всю катушку.
Посреди дубравы рьяно
Соблазняет бык пастушку.

Пляшет Плоть в обнимку с Духом,
Сладко чмокая и блея.
А в углу, собравшись с духом,
Сочиняю под Рабле я…

Покамест Пушкин есть и Блок,
литература нас врачует.
Литература нам не впрок,
покамест Кобзев есть и Чуев.

Покамест все чего-то ждут,
и всяк покамест что-то ищет.
Покамест нищие живут
и на кладбище ветер свищет.

Мы будем жить, а выйдет срок,
то пусть земля нам будет пухом.
И в жизни тот не одинок,
кто уважает нищих духом.

Покамест жив, цени свой труд,
в бессмертье душу окуная…
А пародисты не умрут,
покамест не иссяк Куняев.

Мне рано в Европы, ребята,
Меня не зови, Лиссабон:
Мне ехать еще рановато
В Мадрид, Копенгаген и Бонн.

Билет уж заранее куплен
В деревню, где буду бродить.
Не сетуйте, Лондон и Дублин,
Придется уж вам погодить.

Мужайся, красавица Вена,
Боюсь, мы не свидимся, Киль…
Ведь мне, говоря откровенно,
Милей вологодская пыль.

Не ждите, Альпийские горы,
Не хнычьте, меня не виня…
Какие поди разговоры
В Европах идут про меня!

Смеются Женева и Канны,
От смеха Афины в слезах:
– Мадам, вам действительно рано,
Сидите в своих Вологдах…

Когда пьешь кофе натощак
И забываешь о еде,
Ты поступаешь, как Бальзак,
Который Оноре и де.

Когда в тебе бурлит сарказм
И ты от гнева возбужден,
Ты просто вылитый Эразм,
Что в Роттердаме был рожден.

Когда, освободясь от брюк,
Ложишься навзничь на диван,
То поступаешь ты, мой друг,
Как мсье Гюи де Мопассан.

Когда ты вечером один
И с чаем кушаешь безе,
Ты Салтыков тире Щедрин
И плюс Щедрин тире Бизе.

Когда ж, допустим, твой стишок
Изящной полон чепухи,
То поступаешь ты, дружок,
Как Кушнер, пишущий стихи.

Быть может, я опасность прозевал,
А может быть, дорога виновата,
Но на меня наехал самосвал,
И я подумал: вот она, расплата!

За то, что был я с женщинами крут,
За грубый нрав – солдат ведь, не овечка.
В стихи мои доныне так и прут
Соленые солдатские словечки…

И я сказал, отряхивая пыль
И глядя на обломки самосвала:
– Вы верьте мне.
Так было.
Это – быль.
Хоть не могло так быть
и не бывало…