Берд Генри Н & Кений Дуглас К
Пластилин колец
Генри Н. Берд, Дуглас К. Кений
Пластилин колец
Пародия на "Властелина колец" Дж.Р.Р.Толкина,
сочиненная Генри Н. Бердом и Дугласом К. Кении,
членами-основателями клуба "Гарвардский пасквилянт"
и переведенная с их английского языка
Сергеем Б. Ильиным
с посильной помощью
Александры В. Глебовской
Анонс от издательства:
Авторы уведомляют, что настоящее произведение, и никакое иное, была выпущено в свет с единственной целью: как можно быстрее заработать некоторое количество денег. Те, кто почитает для себя обязательным с почтением относиться к определенному автору, да не притронутся к этому злобному пасквилю и десятифутовым боевым копьем.
Содержание:
Предисловие
Пролог - относительно хоботов
История находки Кольца
1. Мои гости - кого захочу, того и замочу
2. Втроем веселее, а четвертый - что камень на шее
3. Несварение желудка в трактире "Добрая закусь"
4. Пусть отыскавший плачет
5. Чудище на чудище
6. Всадники Реготана.
7. Сарафан наоборот получается "на в лоб"
8. Логово Шоболы и прочие горные курорты.
9. Большой компот в Минас Термите.
10. Дальше будет только хуже.
Предисловие
Уведомление авторов по поводу настоящего издания
Авторы уведомляют, что настоящее, вышедшее в бумажной обложке издание, и никакое иное, было выпущено в свет с единственной целью: как можно быстрее заработать некоторое количество денег. Те, кто почитает для себя обязательным с почтением относится к определенному автору, не притронутся к этому злобному пасквилю и десятифутовым боевым копьем.
Генри Р. Берд, Дуглас К. Кенни
***
"Бродя среди наречий и племен в сияньи золотом прекрасных сфер, в тиши зеленых рощ, глухих пещер, где бардами прославлен Апполон, я слышал о стране былых времен, где непреклонно властвовал Гомер. Но лишь теперь во мне звучит размер, каким "Холестерин" был вдохновлен!..."
Джон Китс "Манчестерский соловей"
"Эта книга... трепет... манихейское чувство вины... экзистенциальная плеонастическая... чрезмерная..."
Орландо ди Бискуит "Напропалую"
"Несколько более вольное прочтение закона, согласно которому собак надлежит держать на привязи, разумеется, не позволило бы этой книге попасть на прилавки. Не знаю, как вышли из положения вы, но мой экземпляр настоятельно требовал долгих вечерних прогулок с непременным облаиваньем луны и перепортил все диваны, какие только есть в моем доме."
Вильмот Клаузула. "Литературные новости Скалистых гор"
"Одна из двух-трех книг..."
Фрэнк Прусский "Дублинская Газетт"
"Это истинная история нашего времени... ибо и мы колеблемся на грани войны, которой грозит нам наше с вами Кольцо, терзаемые угрозами со стороны драконов и иных злобных людей, и подобно Фрито и Гельфанду, сражающиеся с жестоким Врагом, который не остановится ни перед чем для достижения своих целей."
Энн Элегги "Старый флаг"
"Чрезвычайно интересно почти с любой точки зрения."
Профессор Хаули Халтур
- Ну что, нравится...? - промолвила сладострастная эльфийская дева, как бы ненароком раздвигая полы халата, чтобы виднее стали ее округлые, теряющиеся в тени прелести. Горло у Фрито пересохло, несмотря на то, что голова его кружилась от страсти и пива.
Прозрачные одежды, скользя, спали с девы и она, не стыдясь своей наготы, приблизилась к зачарованному хобботу. Рукой, исполненной совершенной красоты, она провела по его волосатым ступням, и уже не владеющий собой Фрито увидел, как они корчатся от неистового, неодолимого желания.
- Ну-ка, давай мы устроим тебя поудобнее, - хрипло прошептала она, копошась в застежках его куртки и со смешком расстегивая перевязь меча.
- Ласкай меня, о, ласкай же меня, - мурлыкала дева. Рука Фрито, как бы по собственной воле, вытянулась и коснулась нежного всхолмия ее эльфийских персей, между тем как другая, медленно обвивая ее тонкую, безупречную талию, все сильнее притискивала деву к его бочкообразной груди. - Как я люблю волосатые ножки, - простонала она, заставляя Фрито опуститься на серебристый ковер. Ее крохотные розовые ступни скользили вверх и вниз по роскошному меху его лодыжек, а нос Фрито уже утопал в теплом эльфийском пупке.
- Но я такой маленький и волосатый, а... а ты так прекрасна, тоненько пожаловался Фрито, неуклюже выпутываясь из своих перекрещенных подвязок. Эльфийская дева ничего не сказала, лишь издала горловой воркующий звук и крепче прижала его к своему роскошному, как у фавна, телу.
- Ты кое-что должен сделать для меня сначала, - прошептала она в его мохнатое ухо.
- Все что хочешь, - всхлипнул томимый жгучим желанием Фрито. - Все!
Дева сомкнула очи и, вновь растворив их, уставилась в потолок.
- Кольцо, - сказала она. - Отдай мне Кольцо.
Тело Фрито напряглось.
- О нет, - вскричал он, - только не это! Все что хочешь, но ... но не Кольцо!
- Отдай мне его, - сказала она нежно и настоятельно. - Отдай Кольцо!
От слез и замешательства у Фрито потемнело в глазах.
- Я не могу, - сказал он, - я не должен!
Но он уже знал, что решимость его ослабла. Рука эльфийской девы медленно, вершок за вершком, подползала к цепочке в его жилетном кармане, ближе и ближе подвигалась она к Кольцу, которое Фрито хранил столь долго и столь добросовестно...
Предисловие
Хотя мы и не можем с полным чистосердечием сказать, уподобляясь профессору Т., что "история разрасталась по мере ее изложения", мы готовы признать, что эта наша история (или вернее отчаянная необходимость подзаработать на ней, продавая ее хоть с уличного лотка по ломаному грошу за экземпляр) разрасталась в прямой пропорции к зловещему уменьшению наших счетов в банке "Гарвард-Траст", что в Кембридже, штат Массачусетс. Подобное снижение тургора, которым страдал и без того уже чахлый пакет принадлежащих нам ценных бумаг, само по себе не вызывало тревоги (или смятения, как мог бы выразительно выразиться профессор Т.), однако порождаемые им опасности и возможность получить оплеуху от первого встреченного кредитора таковую вызывали и весьма. Вконец изнуренные этими мыслями, мы уединились в читальне нашего клуба, чтобы подумать на досуге о
превратностях нашего существования.
Следующая осень застала нас еще в кожаных креслах, страдающими от просидней и явственно исхудавшими, но так и не придумавшими какой бы это лакомый кус швырнуть в пасть волкодаву, надежно расположившемуся у парадных дверей клуба. Именно тогда наши дрожащие руки нашли недолгий покой на потрепанном экземпляре девятнадцатого издания "Властелина Колец" доброго старого проф. Толкина. И хотя наши бесхитростные взоры застилало роение неотвязных долларовых значков, мы все же смогли углядеть, что эта книга и до сих пор распродается, как сами знаете что. Тогда-то, до коренных зубов вооружившись тезаурусамии копиями тех статей международного законодательства, что трактуют о публикации разного рода заведомо клеветнических измышлений, мы и заперлись в "Пасквилянте", в зале для игры в сквош, куда предварительно завезли любимые нами деликатесы (кукурузные хлопья "Фритос" и газировку "Доктор Перчик") в количествах, достаточных, чтобы прикончить лошадь. (Кстати сказать, для создания этой литературной прорухи, таки пришлось угробить небольшую лошадку, но это уже совсем другая история.)
Весна застала нас с подгнившими зубами и несколькими фунтами писчей бумаги, испачканной чернилами и исписанной как бы куриной лапой. Бегло перечитав наше творение, мы обнаружили, что оно представляет собой до изумления блистательную сатиру на лингвистические и мифологические построения Толкина, полную карикатурнахарактерное для него употребление древнескандинавских сказаний и фрикативных фонем. При всем при том, даже поверхностная оценка коммерческой ценности нашего манускрипта убедила нас, что заработать на нем хоть какие-то деньги можно, лишь используя его для растопки библиотечного камина. На следующий день, терзаемые без малого смертельным похмельем и утратой всех до единого волос, когда- и где-либо покрывавших наши тела (впрочем, это тоже совсем другая история), мы уселись за пару пишущих машинок "Смит-Корона" оборудованных дизельными двигателями с наддувом, что позволяет им развивать мощность в 345 лошадиных сил, и отгрохали опус, который вам предстоит проглотить одним махом и еще до завтрака (а в наших краях, ковбой, завтракают черт знает в какую рань.) Результат, как вы сейчас сами увидите, представляет собою книгу, читаемую с такой же легкостью, как "линейное письмо А", и обладающую примерно такими же литературными достоинствами, как приложенный к стихам Теннисона факсимильно воспроизведенный
