судомойке пойди, ей и улыбайся!
Пронина передернуло. Но он сдержался и чрезвычайно вежливо отчеканил:
— Я в наших русских ресторанах не раз бывал. Служащие там образцовые. Большинство из них настолько воспитаны, что могли бы давать уроки вежливости даже иным господам с… «положением». И многие из них в прошлом… Впрочем, вы не эмигрант и многого не изволите знать или не желаете знать. Что же вам и объяснять. Чепуха.
Сахновский переглянулся с женой и посмотрел сбоку на Пронина: «Черт его знает, что за гусь» — и смолчал.
Уютный разговор подходил к концу. Благополучные ископаемые из Литвы жили, очевидно, на другой планете.
— А вы сами чем занимаетесь? — опасливо спросила дама.
Пронин чуть было не ляпнул: «Банщик, — в турецких банях квасом головы туркам мою»… Но удержался и, учтиво склонив пробор, доложил:
— Малярное дело у меня, сударыня.
— Собственное? — с благосклонным удивлением осведомился Сахновский.
— С компаньоном вместе держим. Сами директора и сами маляры.
— То есть как же это? — Дама нахмурилась, брошка с фотографией мужа так и заходила, словно на рессорах.
— Очень просто. Один раз я директор, а компаньон — маляр. Другой раз — наоборот. Когда спешная работа, третьего приглашаем. Вице-директором.
— Какая же, собственно говоря, разница? — оторопело спросил господин из Пропилишек.
— Разница в положении огромная. Директор обыкновенно обои клеит, это много легче. А маляр потолок белит — голову задирать приходится, белила на лоб капают… Потеешь больше. Вот мы и чередуемся.
Супруги опустили глаза. Оба густо побагровели, хотя на веранде совсем не было жарко.
Пронин поднял с пола котенка, посадил его к себе на плечо и встал.
— Что же вы… и на чай получаете? — складывая салфетку и глядя в сторону, ядовито процедила дама.
— Зачем же? Дело не такое… Сами консьержкам даем, когда работу через них получаем. Вот когда я… гарсоном служил, тогда и сам получал. А что? — спросил он в упор. — Почему это вас интересует?
Она промолчала. Но совершенно было ясно, что уж за Пронина, за выходящее из «их круга» знакомство с ним, супруг полную порцию в номере получит…
Но Пронина уютное семейство больше не занимало. Было и нет. Стоит ли из-за всякой пролетной моли печенку себе расстраивать.
— Рыбу пойдем ловить? — спросил он гарсона, возившегося в углу с посудой.
— О, сударь, конечно! — весело ответил гарсон. — Вот только стаканы вытру…
И с осторожной лукавостью показал глазами на напыжившихся супругов, с грохотом отодвигающих стулья. Русского разговора за обедом Жозеф, конечно, нс понял — но зато в интонациях разбирался отлично…
В это время дверь с лестницы на веранду хлопнула, и в столовую влетела запропастившаяся куда-то во время завтрака дочка Сахновских.
— Половина второго, мамочка! Я свою порцию в углу отстояла… Теперь до самого вечера шалить не буду.
— Молчать! — цыкнула на нее, словно прорвав предохранительный клапан, дама. — На кого ты похожа?! Посмотри на себя в зеркало! Судомойка ты, что ли, или моя дочь?
— Да я, мамочка…
— Сейчас же ступай к себе. Полчаса отдохнешь и опять на час в угол.
— Но, мамочка! Дядя Пронин обещал меня с собой на рыбную ловлю взять… Ну, я после постою…
— Сту-пай на-верх!
Голос главнокомандующего звучал так грозно, что девочку словно пылесосом выдуло.
Пронин поморщился. Ведь вот ей, мышонку бедному, два раза из-за него влетело. Что поделаешь…
Супруги выкатились. Он подошел к стеклу: вдали под метелками камыша проплывала парусная шхуна — ленивый Летучий голландец… Мимоза в воздухе чертила нежный узор, качалась, уводила глаза Бог весть куда. А над головой гудел потолок, перекатывалось кресло: должно быть, двухспальные дураки цапаются… Новоградоволынский аккомпанемент.
— Что же, Жозеф, скоро?
— Сейчас, сударь. А как вы полагаете, — он поднял глаза кверху, — карету «Скорой помощи» вызывать не придется?
Господин Бубнов, один из кротких и симпатичных устроителей «Парижского бала прессы» 13-го января вернулся на рассвете домой с первым метро. Воротник у него размяк, усы, щеки и уши обвисли, но зато душа расцвела, как подсолнечник. Слава Богу, все было кончено: желтая бальная лихорадка прошла и опять можно было дышать, завтракать и браниться с домашними в нормальном темпе.
Не раздеваясь, если не считать сброшенного на пол левого башмака, бросился он на кровать, прикрыл голову «Последними новостями» и блаженно закрыл глаза.
И вдруг… те-ле-фон! С отвращением высунул он нос наружу и схватил лежавшую на ночном столике трубку.
— Алло? В чем дело? Меня нет дома…
— Иван Кузьмич? Здравствуйте, здравствуйте! Сколько для бала чайной колбасы надо?
— Для какого, к черту, бала?
— Для бала прессы… Странный вопрос!
— Что?! Да ведь я только что с бала прессы вернулся.
Голос в телефоне изумленно фыркнул:
— Здорово! Вам бы, Иван Кузьмич, голову под кран сунуть надо. Ведь бал прессы сегодня…
Бубнов вскочил. Посмотрел на календарь — тринадцатое… О Господи! Схватил записную книжку, перелистал:
«Срочно добыть двух первоклассных девиц для продажи цветов — и одну обыкновенную в резерв».
«Съездить в типографию за программой и намылить корректору голову за опечатки».
«Кнопки и клей для лотереи».
«Уломать певицу К., чтобы она отложила свой грипп на сутки и пела».
«Кто взял на себя сахар?»
«Попросить конферансье, чтоб он попросил публику, чтобы во время чтения разговаривали не все сразу…»
«Кто взял на себя кильки?»
«Написать экспромт и не забыть постричься».
«Оставить для господина (фамилию по телефону не разобрал) столик. Чтоб он сгорел!»
«Кто взял на себя пирожки?»
«Перетасовать певиц в обратном порядке».
«Пригласить в кабаре д’Аннунцио… Путевые расходы за его счет».
«Кто взял на себя котлеты?»
* * *
Бубнов провел ладонью по глазам и отвернулся к стене… Пульс 140, давление 38…
Под дверью в парадной зашуршала почта.
«Коллега С. читать на балу не может: ячмень под мышкой. Желает успеха и прочее».
«Господин К. жертвует для лотереи детскую ванну и просит приехать за ней в Версаль. Свидетельствует свое почтение. Сейте разумное, доброе, вечное — и тому подобное…»
Чтоб он сдох!
«Скрипач Б., принципиально возмущенный тем, что заметку о его выступлении набрали петитом, отказывается выступать…»
Бубнов широко раскрыл рот. заплакал… и не стал читать дальше. Быстро подошел к аптечному шкафчику, схватил склянку с нашатырным спиртом, залпом выпил… и, как всегда полагается в таких случаях, — проснулся. В окне серело кислое утро.
Дрожащей левой ногой нащупал Бубнов туфлю и поплелся
