заходом солнца, и не злоупотребляю ли натощак маринованной сельдью, и прочее.
Расспросил все. что полагается, а потом скороговоркой и говорит:
— Избегайте грибов, бобов и сыров. Как увидите, сейчас же избегайте!
— Черного мяса не ешьте, белого мяса не ешьте, никакой рыбы не ешьте и овощей тоже не ешьте.
А все остальное ешьте!
— Спите при открытых окнах, прямо на подоконнике.
Дышите правильно, правой и левой грудью попеременно!
— По утрам заваривайте крутой кипяток для чаю, но только чаю. Боже вас сохрани, не сыпьте, а прямо так, один чистый кипяток сверху донизу на себя и лейте!..
Для правильного кровавого обращения.
— Перед сном делайте легкую гимнастику, вытягивайтесь на носках и потом приседайте, так час-полтора, не больше.
После чего немедленно в аптеку бегите и на весы кидайтесь.
А с весов домой, на подоконник — и спать!.. Поняли?
— А главное, — говорит, — климат переменить надо и, ни в каком случае, в метре не ездить!.. Поняли?
— Как не понять!.. Может. — говорю. — обращение у меня и кровавое, а только. — говорю, — извините, голова у меня, слава Богу, в порядке-с…
И заплатил ему, сколько надо, и вышел.
Даже дверью от досады хлопнул.
Полез в Норд-Сюд, чтобы климат переменить, трясусь по второму классу и думаю:
— Оно, конечно, великая вещь медицина, но не про нас, эмигрантов, писана…
А потом такая меня тоска взяла, что хоть вешайся.
Вылез я на какой не помню станции, зашел в угловую бистру и так этим самым пиконом ихним наложился, что только под утро и опомнился.
Стал на углу и думаю:
— Как-никак, а и доктора ошибиться могут… Ведь вот, можно сказать, полный солнечный восход солнца происходит, а у меня, между прочим, под последней ложечкой сосать начало…
«Дорогая редакция Задушевного Слова!
Папа говорит, что я совершенно де-на-ци-о-на-ли-зи-ро-ванный ребенок и что ничего путного из меня не выйдет, потому что, когда ему было одиннадцать лет, так он не ходил с голыми коленями, а бегал в прерии и жил в настоящем вигваме у них на даче и, вообще, была романтика, а я хожу с голыми коленями и бегаю только к эпи-сьерке, когда мама приходит из кутюра и посылает меня купить шикоре.
Но папе хорошо так говорить: он задавил старуху, потому что плохо знает французский язык, и мама носила ему кушать два с половиной месяца за неосторожную езду.
А вот дядя Петя говорит, что это ничего, лишь бы я учился на казенный счет и мог бы быть химиком, потому что когда мы поедем обратно в Россию, то химики будут первые люди, которые все возродят, тогда папа ему опять говорит, что канализация гораздо важнее, потому что на одних аперитивах далеко не уедешь, как дядя Петя.
Они очень кричали и даже закрыли двери, но я подслушал. что у Коли — Коля это я — взболтанные мозги, и он помешан на бициклетках без единой басни Крылова.
Прошу вас, дорогая редакция, напечатать, что я не согласен, потому что мне уже тринадцать лет и я вовсе собираю почтовые марки, и что мама гораздо добрее, хотя у нее зрение от болгарских крестиков, но она говорит, что я недюжинная натура, потому что я подаю ей надежды и все, что она просит.
У нас самый лучший лицей и самый первый по футболу хоккей, но очень строго по калькюль, потому что если получаешь стипендию, то надо все знать наизусть по-французски, потому что по-русски со мной занимается папа по воскресеньям и заставляет писать диктант, Василий Шибанов, или прямо из русских газет, чтоб я знал всю изящную словесность, но, слава Богу, не наизусть, а то можно с ума сойти, так много.
Но я больше люблю фильм — компле [1] «Шпионка с черными глазами» и «Роковой поцелуй на Ниагарском водопаде», только для взрослых; относительно сильно-комических, то Шарло и этот толстяк Понс, помпье [2] без квартиры.
Я имею двух товарищей, один Жан-Жак и другой Жан-11<>ль, они раньше удивлялись, что я им набил морду.
Они говорят, что из-за русских все стало дорого, потому что все русские ездят на такси, а ихние папы должны терять на царских бумагах и ходить пешком, но я им обещал, что когда буду химиком, то все уплачу до копейки. а если будут приставать, то опять набью, и они замолчали, но, в общем, они ни черта не понимают, потому что за одну советскую с могилой Ленина дают три новых Гваделупы.
Из русских детей я знаю только Вову Шмендрикова, но мне не позволяют с ним встречаться, потому что его дедушка союз молодежи и мой папа говорит, что он не переносит его, хотя я этого не понимаю, зачем папе возиться и переносить совершенно чужого человека и при чем тут Коля, тем более что он бойскаут и тоже с голыми коленками.
Вообще мама говорит, что у папы испортился характер и что одна надежда, что зарубежная Россия и «Иллюстрированная Россия» соединятся вместе и тогда можно будет жить по-человечески, а не прозябать физическим трудом без ванной комнаты.
Я еще хотел рассказать про Люс, в которую был влюблен в начале прошлого учебного года, но дядя Петя говорит, что любовь — это святое чувство, особенно если француженка, и могут быть неприятности, поэтому я не пишу, пусть она лучше умрет вместе со мной.
Кроме того, мне трудно выражаться, потому что я все время думаю по-французски, даже вергюль.
Прошу Вас, дорогая редакция, напечатать эту биографию и сообщить, кто еще из детей может составить семнадцать мо круазе из архимандрита по диагонали.
Коля Сыроежкин».
Не останавливаясь пред почтовыми расходами, несколько самопишущих соотечественников почтили меня целым рядом писем и присылкой своих литературных опытов.
Большинство авторов — явные самородки, и мне кажется, что для некоторых из них публичный ответ может явиться своего рода поощрением и содействовать развитию их скромных зарубежных дарований.
— Как знать, — пишет
