Саша Чёрный - Саша Черный

Обезьяний стильный профиль.

Щелевидные глаза.

Губы — клецки, нос — картофель:

Ни девица, ни коза.

Волоса — как хвост селедки,

Бюста нет — сковорода,

И растет на подбородке —

Гнусно молвить — борода.

Жесты резки, ноги длинны.

Руки выгнуты назад.

Голос тоньше паутины

И клыков подгнивших ряд.

Ах ты, душечка! Смеется, —

Отворила ворота…

Сногсшибательно несется

Кислый запах изо рта.

Щелки глаз пропали в коже.

Брови лысые дугой.

Для чего, великий Боже,

Выводить ее нагой?!

Раз двое третьего рассматривали в лупы

И изрекли: «Он глуп». Весь ужас здесь был

в том,

Что тот. кого они признали дураком.

Был умницей — они же были глупы.

«Кто этот, лгущий так туманно.

Неискренно, шаблонно и пространно?»

— «Известный мистик N, большой чудак».

— «Ах, мистик? Так… Я полагал — дурак».

Ослу образованье дали.

Он стал умней? Едва ли.

Но раньше, как осел,

Он просто чушь порол.

А нынче — ах злодей —

Он, с важностью педанта,

При каждой глупости своей

Ссылается на Канта.

Дурак рассматривал картину:

Лиловый бык лизал моржа.

Дурак пригнулся, сделал мину

И начал: «Живопись свежа…

Идея слишком символична.

Но стилизовано прилично»

 (Бедняк скрывал сильней всего,

Что он не понял ничего).

Умный слушал терпеливо

Излиянья дурака:

«Не затем ли жизнь тосклива,

И бесцветна, и дика,

Что вокруг, в конце концов.

 Слишком много дураков?»

Но, скрывая желчный смех.

Умный думал, свирепея:

«Он считает только тех.

Кто его еще глупее, —

«Слишком много» для него…

Ну а мне-то каково?»

Дурак и мудрецу порою кровный брат:

Дурак вовек не поумнеет.

Но если с ним заспорит хоть Сократ —

С двух первых слов Сократ глупеет!

Пусть свистнет рак,

Пусть рыба запоет.

Пусть манна льет с небес, —

Но пусть дурак

Себя в себе найдет —

Вот чудо из чудес!

Был верный себе до кончины

Почтенный и старый шаблон.

Однажды, с насмешкой змеиной.

Кинжалом он был умерщвлен.

Когда с торжеством разделили

Наследники царство и трон, —

То новый шаблон, говорили.

Похож был на старый шаблон.

Мы культурны: чистим зубы,

Рот и оба сапога.

В письмах вежливы сугубо —

«Ваш покорнейший слуга».

Отчего ж при всяком споре.

Доведенном до конца.

Вместо умного отпора

Мы с бессилием глупца.

Подражая папуасам.

Бьем друг друга по мордасам?

Бьем, конечно, языком.

Но больней, чем кулаком…

Рожденный быть кассиром в тихой бане

Иль агентом по заготовке шпал,

Семен Бубнов сверх всяких ожиданий

Игрой судьбы в редакторы попал.

Огромный стол. Перо и десть бумаги —

Сидит Бубнов, задравши кнопку-нос…

Не много нужно знаний и отваги.

Чтоб ляпать всем: «Возьмем». «Не подошло-с!»

Кто в первый раз — скостит наполовину.

Кто во второй — на четверть иль на треть…

А в третий раз — пришли хоть требушину.

Сейчас в набор, не станет и смотреть!

Так тридцать лет чернильным папуасом

Четвертовал он слово, мысль и вкус,

И наконец, опившись как-то квасом.

Икнул и помер, вздувшись, словно флюс.

В некрологах, средь пышных восклицаний.

Никто, конечно, вслух не произнес,

Что он, служа кассиром в тихой бане.

Наверно, больше б пользы всем принес.

Погиб свободный смех,

А мы живем…

Тоска в глазах у всех.

Что мы споем?