Тут я хочу привести кусок речи Каляева на процессе. Эта речь очень многое дает для понимания психологии террора. Нам это понимание очень важно ныне, как присно, так, теперь уж, — и во веки веков.
«…Я не подсудимый перед вами. Я — ваш пленник. Мы — две воюющие стороны. Вы… — наемные слуги капитала и насилия. Я — один из народных мстителей, социалист и революционер. Нас разделяют горы трупов, сотни тысяч разбитых человеческих существований и целое море крови и слез, разлившихся по всей стране потоками ужаса и возмущения…». И далее, в том же духе, совершенно искренне Иван проповедовал революционный джихад, идеи антиглобализма в отдельно взятой стране, демонстрировал несгибаемую жертвенность, пророчил, что ему на смену придут толпы камикадзе и т. д. и т. п. — мы все это теперь наблюдаем ежечасно.
Но не поняли Ивана царские сатрапы.
И правители России Советской не приняли речь героя на свой счет.
И теоретики всего мира не осмыслили с позиций абстрактного гуманизма этих великих слов. Не сделали на будущее своевременных и насущных выводов. И подвели нас к нынешней последней черте, которая совсем уж разделила народ как таковой — в мировом масштабе, и правительство как абстракцию — в денежном выражении.
Ну, хорошо. То есть, плохо. Потому что Ивану выписали смерть. Во втором часу ночи с 10 на 11 мая 1905 года во дворе Шлиссельбурга палач, сменивший отстраненного священника, толкнул ногой табуретку…
Боевики С.Р. разбежались по стране и спланировали тройное убийство гадов. Хотелось укокошить трижды виноватого генерала Дмитрия Федоровича Трепова (он провинился тем, что: а) был сыном клиента Веры Засулич Ф. Ф. Трепова; б) почти до Кровавого Воскресенья занимал должность московского обер-полицмейстера; и в) — со вторника 11.01.1905 стал питерским градоначальником — продолжил дело незабвенного папаши). В очереди также стояли великий князь Владимир Александрович и киевский губернатор Клейгельс.
Но связь между группами террористов была плохая, процесс рассинхронизировался, пошел вразнобой. При зарядке бомб «на Владимира» взорвался Максимилиан Швейцер — руководитель питерской ячейки боевиков. Взрыв вещества пироксилиновой группы — «магнезиального динамита» на «гремучем студне» — высадил окна и боковые стены номера гостиницы «Бристоль», смел ограду Исакиевского собора на другой стороне улицы. Резонанс этого взрыва на фоне подвига Каляева был столь силен, что охранка проснулась, подстегнула своих агентов в партии Азефа и Татарова, перехватала массу подозрительных и сбила, в общем-то, эту волну террора. Несколько революционеров разъехалось по сибирским выселкам, смертных приговоров не было, а группу из 15 не самых последних бомбистов отпустили и вовсе — по амнистии 17 октября.
Боевая организация была разгромлена. При деле остались только провокатор Евно Фишелевич Азеф, его зам. Борис Савинков, фанатичка Дора Бриллиант, супруги Зильберберг, Мишель Лурье, Маня Школьник да Арон Шпайзман.
Такой одесской компанией решено было добивать намеченных врагов народа. Но дело не пошло, кто-то струсил, кому-то помешали обстоятельства.
Революция, тем не менее, продолжалась.
По всей стране шли перемежающиеся забастовки. В середине июня в Одессе взбунтовался экипаж броненосца «Князь Потемкин Таврический». Были убиты несколько офицеров, корабль увели в Румынию, — больше некуда было бежать.
В Севастополе отставной морской лейтенант П. П. Шмидт провозгласил себя главнокомандующим революционным флотом и возбудил команду крейсера «Очаков». Толку от этих корсарских историй было мало. Шмидта расстреляли, моряки-потемкинцы рассеялись по загранице и революционной России. Всего-то и осталось: фильм Эйзенштейна да глава в «Золотом Теленке».
Осенью, в начале октября произошла всероссийская политическая стачка. В ней по советским подсчетам участвовало до 3 млн. человек. Теперь люди требовали не хлеба и цыганских романсов, а политических свобод, — чтобы на 1 мая можно было спокойно прогуляться с детьми под красными знаменами.
Отчего же нет? Пожалуйста.
И грянула Конституция!..
Здесь возник момент истины.
Таковые моменты регулярно возникают в нашей истории. Несколько штук наблюдали и мы с вами.
Истина состоит в ответе на наш вопрос: «Ну, а дальше-то что?».
Русское правительство поступило разумно, спросив это у народа и даруя ему Конституцию. Давно пора было разрешить нам ношение бантиков. Оказалось, Конституция — это не больно, зато революционным бунтарям крыть стало нечем. За что боролись, то и поимели.
17 октября 1905 года царь подписал Манифест о демократических свободах. Стало позволительно создавать лояльные партии, выпускать газеты, устраивать мирные шествия. На весну 1906 года был намечен созыв 1-й Государственной Думы. Массовые одобренческие демонстрации немедленно прокатились по стране. Люди в них шли те же, но знамена были другие — патриотические трехцветные.
Ну, а дальше-то что? А дальше — работать нужно, как и прежде. Свободе слова это не мешает. Хоть в доску изматерись, таская тяжести!
То есть, народ ничего реального не приобрел.
А партийцы и вовсе остались в дураках. Ни постов тебе, ни денег. Ужас! Партии — и СР, и СД (социал-демократы) — погрязли в дебатах: идти ли в Думу? Там хоть какие, но кресла!
В декабре 1905 года радикалы из московских партъячеек спровоцировали вооруженное выступление. Вооруженность взялась вот откуда. Пока эсэры честно жертвовали собственными жизнями, соц-демократы — будущие большевики и меньшевики — накапливали оружие на потом и формировали боевые дружины. Проводились тренировочные стрельбы в лесу по типу игры «Зарница». В крупных городах образовалась тоненькая социальная прослойка. Назовем ее «Человек с ружьем». Ружье пока надежно пряталось в подвалах и сараях, но по закону драмы должно было выстрелить. Стрелять начали по декабрьскому снежку. Не в отдельных одиозных представителей власти, а во власть вообще — в полицейских, офицеров, солдат. Как если бы сейчас начали косить гаишников и генштабистов.
Всего в вооруженном противостоянии за время «боев» участвовало несколько сотен красных дружинников. Они то разбегались и прятались, то вновь выходили на линию огня. «Днем он пасет баранов, ночью он — муджахед». Кое-где были навалены баррикады. Установилось позиционное равновесие с местными войсками. Но тут из Питера нагрянул гвардейский Семеновский полк. Остановить его не удалось. Эсэры не успели с подрывом железнодорожного пути, а уверения СД об «агитированности» гвардейцев оказались бредом. Восстание рассосалось мгновенно.
Прошла беспокойная зима. Эсэрам за борьбу и вклад в победу демократии ничего не светило — ни министерства, ни председательства в комитетах, и они остались при своем мнении: рвать! Но рвать только до созыва Думы! — вот такая интеллигентская блажь.
23 апреля 1906 года в Москве на Тверской площади боевик Борис Вноровский встретил карету генерал-губернатора вице-адмирала Ф. В. Дубасова и разорвал ее «фунтовой конфетной коробкой». Вноровский стоял на панели напротив губернаторского дворца, там, где сейчас восседает на кастрированном коне Юрий Долгорукий, и ждал Дубасова снизу по Тверской — от Кремля. Но Дубасов заехал задворками, вывернул из Чернышевского переулка, слева от дворца. Он мог и вовсе не выезжать на Тверскую, а зайти в дом через боковой ход. Но вот же вынесло его! Он проехал парадное, направляясь куда-то выше по Тверской. Тут на него налетел Вноровский.
Из-за особенностей тогдашней динамитной техники произошла накладка. Бомбу, чтобы она взорвалась, нужно с силой бить обо что-то твердое. Каляев, например швырял свой пакет с 4 шагов под карету князя Сергея, и карета частично прикрыла его от взрыва. А Вноровский свою коробку (не в один, а в шесть фунтов, т. е. в 2,5 кг.) бросал двумя руками. И не из-за головы, как мяч из аута, а с вытянутых вверх рук и почти себе под ноги. Бомба грохнулась под днищем открытой коляски, но не под адмиралом, а под адъютантом, гвардейским корнетом графом Коновницыным. Коляску разорвало на части. Адъютанта тоже. А Дубасова только вышвырнуло, да мелко посекло жестяными осколками. Сам Вноровский лишился головы. Ему снесло верхнюю половину черепа…
Смута продолжалась, но Думу учредили, несмотря ни на что! И набралось туда всякой твари по паре, и поплыл это ковчег, качаясь с правого борта на левый и обратно. Возникла партия Октябристов — сторонников конституционной монархии, кадеты оформились (не в смысле детских военных заведений, а — К.Д. — «конституционные демократы»). Монархисты важно воссели проправительственным медведем. Вообще, при рассмотрении состава Думы обнаруживается много узнаваемых ликов. Пестрый ее расклад как тогда отображал все извилины общественной мысли, так и сейчас отображает. Ничего не изменилось. Ни в ликах, ни в извилинах…
