А другая еще дальше, и мы переписываемся. Можно и не писать. Я всегда знаю, о чем она думает. Мы это делаем одинаково, можно часто и не писать. Та-ра-рам-ти-рам-та-ра-рай-рам... Я, конечно, нигде особенно не была. Не была за границей. Особенно не была в Париже. Все не выползу. Я очень медленная и не могу просить. А сейчас со всех сторон: «Убедительно прошу», «Прошу не отказать». Представляю, сколько хохота вызвало бы заявление: «Требую оказать содействие». Просить не могу, и некоторым образом исключена из деятельной жизни. Та-ри-рам-ти-рам-та-ра-рай-рам...
Карл сказал, что я страстная... Хотя я думаю, это комплимент. Мы сходились лет двадцать и расходились лет шесть... Разошлись, а я его все вижу и вижу... Черепашьи дела. На рояле играть люблю. Что-нибудь небыстрое. «Анданте кантабиле» Моцарта. Но во всем этом есть маленький минус. Публика на следующий концерт жаждет смешного. Уже все! Уже что попало, только смеши. А я все еще возле рояля. Они злятся, а мне смешно... Та-ри-рам-ти-рам-та-ра-рай-рам... Смеюсь я часто, но беззвучно. Если вслед что-нибудь кричат. Ну... не так уж и вслед: любой может меня догнать... Кричат чепуху конечно. Облагают мой внешний вид. Ой. (Беззвучно смеется.) Он не соответствует их понятиям о внешнем виде. Я их понимаю и смеюсь. А от грубого слова сразу ухожу. Поворачиваюсь, простите, и удаляюсь. Потому что отвечать визгливо... Пытаться убедить кого-то в трамвае... Когда он разозлен не твоими очками, а просто срывает что-то на тебе... Та-ра-рам-ти-рам-та-рай-рам... Панцирь у меня крепкий, но уши не спрячешь. И я ухожу. Они в дом – я в квартиру. Они в квартиру – я в шкаф. Они в шкаф – я в панцирь. Они в панцирь – я в мысли...
Поэтому когда спрашивают, как живет тонкая, деликатная натура, я говорю: «Живет, но в панцире». Из книг, нот, картин, мыслей. Бывает и грубость скажет: это – панцирь. Уж вы не обижайтесь... (Беззвучно смеется.)
Кошка(с грузинским акцентом)
Отворите потихоньку калитку... Ну дайте войти. Холодно. Очень. Мы, кошки, тепло одеты, но не любим холод. Особенно ножки жалеем. Мы очень домашние. В принципе. Как мы сейчас выдвинулись, вы сами знаете. Как поем, как играем в шахматы, как ходим, гуляем всюду. Это раньше считалось, что главные из нас – представители мужского пола. Они постепенно съехали на нет. Все, что они могут, это усы, походка и страстный вид. Ну и, конечно, в марте громко кричат друг на друга, хотя до драки не доходит. Мы считали, что из-за нас кричат, а оказалось, что какие-то старые счеты. Мы к ним привыкли. Он вечером ушел, утром пришел, весь в краске от крыш. Мы это понимаем. Мы не препятствуем. Умные мы очень. Хотя это только в последнее время начали показывать. Жить не с умом, жить будешь не с красотой. Жить будешь с характером. А характер у нас есть. Ну отвори потихоньку калитку, совсем выйти нельзя. Закрывают. Домашняя, домашняя – это только кажется. Мы очень независимые. Я не понимаю, как можно выходить по звонку и входить по гудку, стоять по свистку. Переходить дорогу по чертежам. Пусть нас давят, пусть мы гибнем. Мы будем переходить, где мы хотим, и делать, что мы хотим. А откуда я сейчас пришла, знает только Бог, и то если он есть, в чем я сомневаюсь из-за его ошибок. А я помнила, где была, но тут же забыла. Видели: в темноте у дороги глаза блестят? Отчего блестят? От слез блестят? От радости блестят? От огня блестят! Огонь горит изнутри. А снаружи спокойная. Мягкая. Лежит. Погладить хочется. Не торопись. Узнай, хочет она, чтобы именно ты ее погладил? Может, она хочет, чтобы ее погладили, но именно ты – нет! Именно ты – чтоб ушел. А для того чтобы это был именно тот, кого я хочу, у меня есть зубы, когти и глаза. И сердце, откуда огонь поднимается и через глаза выходит, если ресницами не прикрою. Тебе нравится, как я хожу? Сиди там, смотри. Нравлюсь – говори, я красавица. Но если ты боишься подойти, потому что я красавица, ты идиот. Ты подойди, а я сама решу. И смотри на меня. Ты мне не нравишься, но смотри. Не будешь смотреть – я умру. Не страдай, что я тебя не люблю. Тот, кого я люблю, страдает больше тебя. Не обижайся. Я с тобой, но не твоя. Я сказала, что твоя, чтобы ты не переживал, в животное не превратился. Я ничья. Я живу у тебя. Как ты можешь сказать: «Она моя»? Ты же в глаза смотришь и ничего там не видишь, ты уши поставил – и ничего не слышишь. Я у тебя. Может, всегда. Может, уйду завтра. Невыносимо тебе это. Терпи, если любишь. Выгонишь раньше – значит, раньше выгонишь того, кого любишь. Если сама уйду – дольше будешь с тем, кого любишь. А если любишь, так и уйти дашь. Не держи за хвост. Хвост оставлю... Люби, если можешь, только дышать дай. Ты же знаешь, что для меня хуже твоей любви ничего нет. Отвори потихоньку, дай выйду к черту на мороз.
Страшно быстрая. Страшно быстро откуда-то прилетела и страшно быстро куда-то побежала.
Такая насекомая.
Сама небольшая, рябенькая, ножки, как волоски.
Где там мышцы-то? Но помчалась будь здоров.
Я за папку.
Она под папку.
Я за обложку, она между страницами.
С усами и лапами.
А вид довоенного истребителя, присевшего на хвост.
Помчалась между страниц, все перелистала, может, все и прочла – с ее-то скоростью.
Папку поднял, она уже мчится в другую стопку бумаг, все подсунутые мной карандаши обегает, ныряет в пачку, промчалась по всем страницам, выскочила такая жутко быстрая насекомая, разогналась еще быстрей и страшно быстро улетела.
А чего ей задерживаться?
Тексты все были старые.
Я бы тоже улетел.
Встретились два таракана. Один из них был интеллигентом, а второй просто спросил:
– Как вы относитесь к большому спорту?
– Большой спорт прекрасен. Прекрасно желание побеждать любого, колоть, забивать. И нет большей радости, чем убедиться, что другой сломлен. Я это понимаю, но это не для меня. Шахмат я боюсь, потому что там обязательно унижают другого. Ему доказывают, что он слабее, и просят не раздражаться. Видимо, это прекрасно, но не для меня.
И они поползли дальше, преодолевая водопроводную трубу.
– И, вы знаете, я любуюсь лицами чемпионов, хотя они получаются несколько мрачноваты. По мне, пусть не такие уж чемпионы, пусть подобрее, и из дам, повеселее и, простите, поженственнее. Чтоб не такая тяга преодолевать себя и партнера, она же когда-нибудь станет женой.
Они остановились у газовой колонки. Вокруг разливалась приятная теплота.
– Я не против карьеры даже в спорте. Но спорт ради карьеры?.. Простите. Приятно увидеться и поговорить с Мохаммедом Али, но жить под его руководством?!
В это время вспыхнул свет. Они помчались. Один успел нырнуть в щель.
– Куда же вы, а я?..
– Не сочтите предательством, вас опрыскали. Может быть, большой спорт – это плохо. Но элементарная физическая подготовка... Особенно для интеллигенции...
Я вам хочу рассказать историю про попугая. У одного знаменитого профессора украли все. Обокрали в общем. В том числе украли и этого самого... ну... попугая. Да... Он заявил в милицию. Милиция искала... И вдруг попала на малину, где было много из вещей, в том числе и клетка с этим... самым... ну...
– Попугаем.
– Да!.. Но вещи нашли, а этот, ну в клетке...
– Попугай.
– Да. Он совершенно жутко... ну...
– Летал?
– Нет.
– Кричал?
– Нет... Выражался... Ну... он там наслушался. И профессор вещи обратно принял, а отказался взять этого самого...
– Попугая?
– Да, магазин тоже принять отказался, там дети посещают. Домой все взять отказались, и милиция знаете что сделала... Ну...
– Застрелила?
– Нет.
– Съела?
– Нет... Ну, выпустила... И теперь сверху над городом время от времени с неба несется мат... На весь... Ну... город и на все начальство... конкретно, с фамилиями... участками... к матери там и на... ну... Посланные истребители вернулись ни с чем. Вот... А потом слышали: «Пролетая над Череповцом, посылаю всех к такой-то матери...»
И что самое страшное, ему – только пятьдесят лет!
Все мне говорят: не ищите легкую жизнь, но никто не объясняет, почему я должен искать тяжелую?! У каждого свое увлечение. Один марки коллекционирует, другой – монеты старинные. А я хочу современные. У меня свое. Хочет человек иметь много денег. Это же не преступление, это увлечение. Так ведь сейчас все зажали. У академиков мне оклад как раз нравится, но это труды какие-то надо иметь, искрить, в дыму сидеть, червей скрещивать. Как у них там: сначала – кандидат, потом – доцент, потом – профессор. Пока тебе дадут этот оклад – позеленеешь. Им всем по сто лет. Абсурд!
Государственная премия сравнительно неплохая, если так вдруг сразу получить. Но тоже всю идею испортили. Открытия какие-то надо сделать. Причем я бы сделал, не жалко, но как? Где? В какой области? Поподробнее давай! Может, месторождения какие открыть? Скажи, куда ехать. По карте, к сожалению, не могу, не ориентируюсь. Укажи транспорт, местность, там уже, в конце концов, пацаны покажут. Если алмазы, тоже могу на жилу попасть, золото промою, если блестит. А они не говорят, где искать, сами, мол, копайтесь. Ну я за город выехал на трамвае, немного покопал. Дождь пошел, а я в костюме. Миску набрал, под краном перемывал. Ни черта. Засорил водопровод.
