– А почему именно книги, а не музыка или еще что-нибудь?
– И рад бы музыку творить, но, увы… Способностей нет. Ни слуха, ни голоса. А сочинительство это мое. В принципе, говорят, любой человек при желании сумеет написать книгу.
– Как интересно. А ваши книжки выходили?
– К сожалению, нет, – с небольшим оттенком расстройства ответил Дмитрий Павлович, – во-первых, потребность в литературном творчестве возникла у меня не так давно, и написал я еще совсем немного, а во-вторых… Увы, рынок творческих услуг переполнен. Сейчас печатают, в основном коммерческих авторов, а я себя к таковым не отношу. Да мне и не надо, чтобы меня печатали. Главное, самому получать удовлетворение. Вот вы, например, не для продажи делаете такую прекрасную сливянку?
– Нет, конечно. Осенью слив много пропадает, я и использую.
– А могли бы и торговать. Но, видимо, вам это не нужно.
– Не нужно.
– Так и мне с книгами. Возможно, потом, в старости, я что-нибудь и издам, а пока буду отводить душу. Денег на жизнь мне много не надо. Чтоб на еду да на бензин хватало.
Тамара Михайловна еще раз вздохнула, опять вспомнив отставника, которому на жизнь как раз наоборот – вечно не хватало.
После обеда Дмитрий Павлович разложил свои вещи на мансарде и отправился обозревать окрестности. Вернулся он через два часа одухотворенный и счастливый, если, конечно выражение лица соответствовало состоянию души. С прогулки принес три подберезовика и сыроежку.
– Это просто чудо! Какая красотища! Я когда из рощицы к реке вышел Тютчева вспомнил… «Лениво дышит полдень мглистый, лениво катится река, в лазури пламенной и чистой лениво тают облака…» А я еще сомневался, ехать или не ехать? Разве на моем Долгом озере[1] такое увидишь? Да никогда!
Положив грибы на скамейку, он обратил внимание на почерневшую металлическую пластину, прибитую к стене дома. Присмотревшись, разобрал цифры.
– 1907 год… Боже мой, это ведь почти сто лет назад…
– Да, – подтвердила Тамара Михайловна. Мать говорила, здесь раньше купец жил с семьей. Потом верхний этаж развалился, но сруб с тех времен стоит. Представляете, я хотела сток для умывальника пробить, так два дня мучалась. Камень, а не дерево.
– Умели строить… Мастера.
– Дмитрий Павлович, вам баньку завтра затопить или в субботу?
– Как у вас принято, так и топите. Я ни в коем случае не хочу вас обременять. Кстати, если надо съездить за чем-нибудь в магазин или куда еще, не стесняйтесь. Всегда рад. Машина к вашим услугам.
Тамара Михайловна порадовалась про себя, что ей достался такой покладистый постоялец.
– Что на ужин приготовить? Хотите леща? Или котлет?
– Мне все равно. Что вам удобней, то и готовьте… С вашего позволения, Тамара Михайловна, я немного отдохну на мансарде.
– Отдыхайте, сколько хотите. Вы сюда за этим и приехали. Белье свежее, располагайтесь.
Когда Дмитрий Павлович скрылся в избе, за спиной хозяйки скрипнула калитка.
Возле нее покачивался уже изрядно поднабравшийся Карабас.
– Ну, как, Тамар, хороший постоялец? – сверкнул он медным зубом.
– Замечательный.
– Тогда с тебя причитается. По русскому обычаю…
***
Первая неделя после приезда Дмитрия Павловича промелькнула незаметно. Он просыпался рано, часов в семь, делал во дворе зарядку, обливался ледяной водой из колодца, бежал на реку, плавал, затем завтракал и садился за работу. Часов до двух барабанил на машинке, не выходя из мансарды. Потом снова бежал на реку, совершал небольшую прогулку по рощице, обедал и снова писал книгу. Вечерами он сидел на крыльце, любовался закатом либо читал. Один раз отвез Тамару Михайловну в райцентр, у той закончилось растительное масло, а найти попутчика не удалось. (Заодно купила новую помаду, тушь и лак для ногтей). Оттуда же позвонила Ольге, сказала, что все в порядке, Дмитрий Павлович приехал и благополучно отдыхает. Заверения постояльца насчет умелых рук тоже оказались не пустыми словами. Он помог поправить накренившийся от ветра парник, настроил на крыше антенну, спилил засохшие деревья на участке, выкосил бурьян вдоль забора, а сам забор укрепил и подкрасил. И вообще проявлял инициативу по благоустройству ее двенадцати соток. Участок заметно преобразился, и проходившие мимо соседи бросали завистливые взгляды. Характером Дмитрий Павлович обладал на редкость радушным, приветливым, быстро познакомился с деревенскими и уже захаживал к ним в гости. Специально для Карабаса купил в райцентре бутылку водки и каждый вечер наливал ему по стаканчику, при этом советуя не злоупотреблять алкоголем и пугая медицинскими терминами. Но тот не пугался.
Один раз изменил свое расписание и рано утром отправился в рощицу по грибы. Вернулся только к обеду, когда Тамара Михайловна уже начала волноваться. Оказалось, что гость углубился в лес и заблудился, выйдя к болотам. Но благополучно выбрался. Зато грибов принес целую корзину. Хозяйка не стала спрашивать, не встретил ли он в лесу девушку? Зачем пугать человека? Но извинилась, что не предупредила насчет болот. Дмитрий Павлович, ответил, что виноват сам и скрылся на мансарде. Вечером по обыкновению уселся с книгой на крыльцо. Чистившая во дворе грибы Тамара Михайловна поинтересовалась, что он читает?
– Мистика… Приятель посоветовал. Неплохой слог, хотя сюжет напоминает Фауста. Кстати, какая интересная у человека история! Я имею в виду Гете. У его родителей был нарушен генетический код. И дети могли родиться с патологией. Так и случилось. Сам Гете родился с асфиксией, то есть не дышал. Тогда таких новорожденных не откачивали, считая, что в последствии их ждет сумасшедший дом, либо инвалидное кресло. Но родители Гете были знатного рода и не могли просто так отказаться от наследника. В результате ребенка откачали, а он оказался гением! Зато двое детей самого Гете, увы, родились с тяжелейшими отклонениями… Правильно говорят, что от гениальности до сумасшествия один шаг…
Даже литературу Дмитрий Павлович рассматривал под медицинским углом. Видимо, по другому уже не мог.
– Ну, как грибочки? Червяков много?
– Почти нет. Я вам с собой несколько баночек замариную. Будете зимой кушать и вспоминать. Может, на будущий год снова приедете.
Тамара Михайловна лукаво улыбнулась. Ей уже хотелось, чтобы Дмитрий Павлович оставался у нее, как можно дольше. И в сентябре и в октябре… Хотя она и понимала, что это нереально. У человека обычный отпуск, который закончится, ах, уже через три недели. Или раньше. Отпуск пролетает так быстро.
Иногда гость, по просьбе хозяйки вспоминал случаи из своей практики. Как однажды, в середине девяностых девять без перерыва часов оперировал изрешеченного пулями безнадежного парня. Валился от усталости, но вытянул, спас. А утром в реанимацию пришли двое и спокойно добили парнишку… Как оперировал под дулами пистолетов одного бандитского авторитета. Причем на кону стояла его собственная жизнь. Выживет авторитет, выживет и хирург. Как буквально по частям собрал сбитого пьяным рокером мальчишку, как уговорил почти безнадежного ракового больного удалить желудок, и уже двенадцать лет мужик живет без желудка, но живет! Но рассказывал он обо всем этом с неохотой, стараясь беседовать на отвлеченные темы. Оно и понятно. Можно хоть один раз в месяц забыть о работе.
– Со мной лет десять назад произошла одна неприятная история, – как-то раз вспомнил он, – вернее, при моем участии. Лично я то не пострадал… Я про это почти ни кому не рассказывал… Ехал однажды домой из больницы на троллейбусе после ночного дежурства. Народу было немного, час пик уже кончился. И тут садятся трое. Мужчина лет сорока и две женщины. Как позже выяснилось его жена и теща. Все поддатые. Начинают выражаться, шуметь, задирать пассажиров. Пассажиры не отвечали, видимо не хотели связываться. Я не выдержал и сделал замечание, мол, ведите себя достойно, вы не у себя дома. Или покиньте троллейбус. Жена, довольно вульгарная особа, принялась науськивать мужчину. «Ну-ка, выкини отсюда этого выступалу». И в том же духе. Мужчина полез на меня с кулаками. Но он изрядно выпил, на ногах держался нетвердо, я же был выше его на голову и довольно легко справился с ним, опрокинув на пол. Женщины же повели себя довольно странно. Вместо того, чтобы помочь ему встать, они принялись упрекать его, что он не мужик, не может справиться со вшивым интеллигентом, в общем, слабак и рыхля. Мужчина поднялся с пола и выскочил на первой же остановке, понимая, что вряд ли со мной справится. Женщины вышли следом. Через окно я видел, как они долго стояли на остановке и продолжали ругаться. Причем, судя по жестам, дамы по-прежнему упрекали мужчину в слабости, а он пытался оправдываться… Пассажиры смотрели на меня с уважением. Да я и сам чувствовал себя настоящим героем. Не побоялся осадить хулигана…
