глубоко по-человечески трогает.
Впрочем, Лева, наше слово
Всех больных не исцелит.
Ты ж не мать Тереза, Лева,
И не доктор Айболит.
Так что дуй по жизни, Лева,
Не взирая ни на что -
Все не так уж и фигово,
Пятьдесят – еще не сто.
Выхожу один я на дорогу
В старомодном ветхом шушуне,
Ночь тиха, пустыня внемлет Богу,
Впрочем, речь пойдет не обо мне.
На другом конце родного края,
Где по сопкам прыгают сурки,
В эту ночь решили самураи
Перейти границу у реки.
Три ложноклассических японца -
Хокусай, Басё и Як-Цидрак
Сговорились до восхода солнца
Наших отметелить только так.
Хорошо, что в юбочке из плюша,
Всем известна зренья остротой,
Вышла своевременно Катюша
На высокий на берег крутой.
И направив прямо в сумрак ночи
Тысячу биноклей на оси,
Рявкнула Катюша, что есть мочи:
– Ну-ка брысь отседа, иваси!
И вдогон добавила весомо
Слово, что не сходу вставишь в стих,
Это слово каждому знакомо,
С ним везде находим мы родных.
Я другой страны такой не знаю,
Где оно так распространено.
И упали наземь самураи,
На груди рванувши кимоно.
Поделом поганым самураям,
Не дождется их япона мать.
Вот как мы, примерно, поступаем,
Если враг захочет нас сломать.
Ко мне тут киллер приходил…
Ко мне тут киллер приходил
Да видно дома не застал,
В прихожей только наследил,
Но я уж возникать не стал.
Мой друг, побудь со мной вдвоем…
Мой друг, побудь со мной вдвоем,
Вдвоем со мной наедине,
Чтоб каждый думал о своем -
Я – о себе, ты – обо мне.
Пусть в окружающей тиши,
Располагающей ко сну,
Две одинокие души
Сплетутся в общую одну.
Чтоб узел их связал двойной
В одно единое звено,
Мой друг, побудь вдвоем со мной
И я с тобою, заодно.
Мой друг, ты мне необходим,
Не уходи, со мной побудь,
Еще немного посидим
Вдвоем с тобой на чем-нибудь.
Одиноко брожу средь толпы я…
Одиноко брожу средь толпы я
И не вижу мне равного в ней.
До чего же все люди тупые,
До чего же их всех я умней.
Все другие гораздо тупее,
Нет такого, чтоб равен был мне.
Лишь один себе равен в толпе я.
Лишь один. Да и то не вполне.
Порой мне кажется, как будто…
Порой мне кажется, как будто
Вы в грезе мне являлись где-то,
Во что-то легкое обута,
Во что-то светлое одета.
С ленивой грацией субретки,
В призывной позе нимфоманки
Сидели вы на табуретке,
Лежали вы на оттоманке.
Причем ну ладно бы сидели,
Да пес с ним – хоть бы и лежали,
Но не меня в виду имели
И не меня в уме держали.
И не унизившись до просьбы,
Я вас покинул в экипаже,
Хотя и был совсем не прочь бы
И даже очень был бы даже.
Посмотришь с вниманьем вокруг…
Посмотришь с вниманьем вокруг
Не то что б с холодным, но все же,
Перо выпадает из рук,
Мороз продирает по коже.
Народ, закусив удила,
Ни страха не знает, ни меры,
Такие творятся дела,
Такие вершатся карьеры.
Словесности русской служить,
Призванье, понятно, святое,
Но хочется бабки вложить
Порою во что-то крутое.
Да что ж мне, в натуре, слабо
Служенье вконец не бросая,
Рабов продавать, как Рембо,
Курей разводить, как Исаев?
Но нет, не унижу стило,
De-lux свой раздолбанный т. е.
Мне бабки крутить западло,
Поскольку я нации совесть.
Уход отдельного поэта
Не создает в пространстве брешь,
В такой большой стране, как эта,
Таких как мы – хоть жопой ешь.
Не лейте горьких слез, мамаша,
Жена, не бейся об порог,
Тот, кто придет на место наше,
Создаст вакансию в свой срок.
И снова, натурально, слезы,
Транспортировки скорбный труд,
Друзей искусственные позы,
Шопен, опять же, тут как тут.
Но не прервется эстафета
И к новому придет витку,
В такой большой стране, как эта
(см. четвертую строку).
И новым женам и мамашам
Настанет свой черед рыдать…
А мы не сеем и не пашем,
За это можно все отдат
Я в юности во сне летал
И так однажды навернулся,
Что хоть с большим трудом проснулся,
Но больше на ноги не встал.
С тех пор лежу я на спине,
Хожу – ну разве под себя лишь.
Уж лучше б ползал я во сне.
Так ведь всего не просчитаешь.
В тоске французы, в панике японцы…
В тоске французы, в панике японцы,
Поник зулус кудрявой головой,
Как с дуба рухнул индекс Доу-Джонса,
Что предвещает кризис мировой.
На биржах Рима, Токио, Парижа
Анархия, смятенье и разброд -
Курс акций опускается все ниже,
Накал страстей растет, наоборот.
Но лично я тревогу бить не стану -
Вселенский этот хипеш не про нас -
Что Джонс, что Доу нам по барабану,
Да нам и Джоуль с Ленцем не указ.
Все тихо-мирно в нашем огороде,
Нас греет свет далеких маяков,
Которые зажгли Сергей Мавроди
И незабвенный Леня Голубков.
Три раза в ЗАГС меня водили,
Три раза Мендельсон звучал,
Я извивался и кричал,
А вы глаза лишь отводили.
Рвалось к свободе естество
Мое высокое, а вам бы
Хотелось только одного -
Всем трем – заветной этой блямбы.
Как ненавижу я всех вас
И в ЗАГС вам гордого поэта
Не затащить в четвертый раз,
Чего б не стоило мне это.
Выпивать поэтам нужно в меру…
Выпивать поэтам нужно в меру,
А иначе портится рука.
Взять того же Пушкина, к примеру,
Или, я не знаю, Маршака.
Женщины носят чулки и колготки…
Женщины носят чулки и колготки
И равнодушны к проблемам культуры.
20 % из них – идиотки.
30 % – набитые дуры.
40 % из них – психопатки.
Это нам в сумме дает 90.
10 % имеем в остатке.
Да и из этих-то выбрать не просто.
Как-то в штрафной Марадону я встретил.
Первенства мира был, помню, финал.
Я сделал вид, что его не заметил,
Он сделал вид, что меня не узнал.
Встретил Толстого я как-то за плугом,
Оба отделались легким испугом.
С Папою Римским тут в лифте столкнулся
Прямо в разгаре рабочего дня.
Я отвернулся, и он отвернулся.
Я – от смущенья, он – от меня.
Мы с Ельциным встречались мало.
Все было как-то недосуг,
То он пролетом из Непала,
То я проездом в Кременчуг.
С Николаем встречался я Первым,
Петербургом гуляя сырым.
Он обычно здоровался первым,
А прощался обычно вторым.
Встретился с Лайзой я как-то Миннелли
На Павелецком вокзале у касс.
Оба в какой-то момент онемели,
Но подошла электричка как раз.
С N. встречали мы рассвет.
Я-то встретил, он-то нет.
На перекрестке встретясь с Пьехой,
Не мог поверить я глазам,
Махнул рукой – давай, мол, ехай,
И Пьеха резко по газам.
Почему-то с Вадимом Жуком
От жены я встречаюсь тайком,
Но при этом с женою Хаита
Почему-то встречаюсь открыто.
Ну сколько можно о говне…
Ну сколько можно о говне,
Давайте лучше обо мне.
Отвратительно, страшно, мохнато…
Отвратительно, страшно, мохнато,
Воплощая всемирное зло,
На восток расширялося НАТО
И до нас невзначай доползло.
Над страною нависло зловеще,
Заслонивши нам солнечный свет,
И зажало в железные клещи,