Татарин свято чтит своих начальников. Других таких послушных подданных ни у кого не было, нет и уже не будет.
Татарин почти никогда не бранится. Известные нам слова — всего лишь цензурные элементы его речи. Вообще, бранные слова употребляют только татарки, проклиная нелегкую женскую долю.
Татары не дерутся никогда!
И, — о, ужас! — татары не воруют!!! Не знают замков, не запирают кибиток.
Татары очень общительны между собой, самоотверженно помогают друг другу.
Татары воздержанны: когда не удается поесть, — поют и веселятся!
Татарские женщины воистину целомудренны! — божится монах-путешественник Иоанн Плано-Карпини. Скучно…
— Что вы, сударь, приуныли? — заботливо тронул меня Историк.
— Вспомнил молодость. Все это я уже читал. В нашей парикмахерской висел плакат с призывом соблюдать все эти татарские добродетели. Он назывался «Моральный кодекс строителя коммунизма» — грустно отшутился я…
Но были у замечательного татарского народа и неприятные для чужих качества и привычки.
Татарин непомерно горд с чужими. Приезжает к хану с докладом великий князь Ярослав, а татары ходят мимо, поплевывают. Ни тебе в ножки поклониться, ни «чего изволите, государь?», ни ласкового привета великой княгине с пожеланием молнии под подол. Слугами и наблюдателями приставляли к порфироносным ходокам все какую-то мелочь пузатую.
С чужими татарин из благовоспитанного пуританина превращался в несытую сволочь: легко раздражался, впадал в гнев, становился лжив, коварен, страшно жаден, мелочен, скуп и свиреп. Убить человека ему легко: он всю жизнь овец резал. Так что чужие были татарами очень недовольны, но помалкивали. Было у татар и еще одно противное свойство, не извиняемое национальной обособленностью. Очень уж они были неопрятны. Вечно татарин болтался по стоянке оплеванный, обделанный какой-то, немытый-нечесаный, гигиены не понимал, за всякими нуждами далеко от юрты не отлучался.
Закон татарский, написанный Чингисханом, был строг: высшая мера назначалась за 14 видов гражданских преступлений. Вот самые тяжкие из них.
1. Супружеская измена.
2. Воровство.
3. Убийство человека.
4. Убийство животного не по обычаю.
Великий Чингиз оставил и четкий военный кодекс. Татары строго следовали ему, и строительство их Империи шло успешно.
Итак, что же нужно для всемирно-исторической победы? А вот что. Нужно, чтобы войско было организовано строго, по десятичной системе, еще не очень широко применяемой в Европе. Воины объединялись в десятки. Десятки — в сотни. Сотни — в тысячи. Дальше считать было затруднительно, не хватало татарам монастырского образования, и все соединения с десяти тысяч они называли «тьмою» (Помните: «Эх, ма! Была бы денег тьма!»).
Еще нужно было, чтобы каждый воин помнил свой долг, знал свое место, забыл понятие «пощада» и по отношению к врагу и по отношению к себе самому. Воин должен был иметь лук, колчан стрел, штурмовой топор и веревки для перетаскивания техники. Состоятельный воин обязан был за свой счет вооружиться саблей, добыть шлем, броню себе и коню. За неповиновение, трусость, слабость, любое непослушание, оплошность в бою наказание только одно — смерть. Если с поля боя бежало не все войско, а отдельные воины или десятки, они умерщвлялись. Если один или несколько татар бились храбро, а их десяток прохлаждался, халтурщиков после боя казнили. Если один попадал в плен, а остальные девять его не освобождали, им тоже было не жить.
Стратегия и тактика татар были совершенны. Впереди войска всегда разведка — «караул» (тоже вот татарское слово). Разведка не опустошает местности, не отягощается трофеями, а только уничтожает живую силу противника. При тяжкой стычке сразу отступает, заманывает неприятеля. Большое войско ведет зачистку территории — уничтожает все. Вожди не имеют права идти в бой. Они сидят в седле на возвышенности и по-наполеоновски наблюдают битву. Жены и дети здесь же, чтобы вождю некуда было бежать. Реки татары форсируют на специальных плавсредствах — надувных кожаных мешках. Мешок привязывается к хвосту коня, конь плывет, татарин сидит верхом на мешке. Писец рассказывал, что зрелище татарской переправы лишало православных дара речи. Вперед татары всегда выставляют отряды малоценных покоренных народов, как мы в свое время половцев или печенегов. При осадах используются самые современные стенобитные машины. Тела убитых врагов быстренько перетапливаются на жир. Этот жир забрасывается на крыши осажденного города, следом летят зажигалки с греческим огнем. Все горит!
Татары активно использовали и дипломатию: она резко снижала потери, повышала качество пленных. Так бы все лучшие люди погибли при осаде, а татарам достались только никчемушние князья да бояре. А так, они уговаривали всех сдаваться. Затем сдавшихся выводили в поле, строили, считали, вызывали умельцев, мастеров, художников и ученых. С почестями отводили их в свой лагерь. Затем по надобности разбирали сильных мужиков, женщин и детей. Остальных поголовно уничтожали.
— А как же мы?! — кричали избиваемые князья да бояре.
— А никак, — отвечал татарский начальник, — вас оставлять не велено. Ни в коем случае!
Надо отметить, что все эти действия татары предпринимали не по злобе или жестокости, не из садизма или вселенской ненависти, не по озарению от ангела войны Сульдэ, а по уставу! Все это было раз и навсегда им предписано Чингисханом.
Но вот стихали бои. Мир заключался только с теми народами, которые полностью, безоговорочно капитулировали. Условия, также завещанные Чингизом, были простыми.
1. Перепись населения нового государства, вступающего в союз нерушимый.
2. Каждый десятый молодой человек шел в рабство и услужение при татарской ставке для пополнение людских ресурсов. Остальные становились налогоплательщиками и гражданами Империи.
3. Ставка налога — 10 % с имущества, прибыли, всякой добычи. Сейчас это у нас называется «подоходный налог», только ставки у нас все еще хуже татарских. Тут мы с отменой Ига поторопились.
4. Войско субъекта татарской федерации выступает в поход по первому требованию.
5. Руководитель региона по первому вызову летит на ковер к хану «шизым соколом». Не забывает при этом подарки хану, ханшам, всем номенклатурным работникам ставки.
6. Хан заслушивает доклад руководителя и, если что не так, казнит его без базара.
7. На всякий случай хан держит детей губернатора в своей ставке заложниками и постепенно обучает их правильному государственному руководству.
8. Представители хана, баскаки, живут комиссарами в присоединенных странах и помогают князьям княжить.
Закон татарский в своих секретных статьях предписывал на всякий случай уважать все вероисповедания, служителей всех культов, все относящееся к духовной жизни. Поэтому в семье хана были последователи многих религий. Непослушные чада часто назло папе то совершали обрезание, то капризничали за столом: «Свинину я не ем, вина я не пью, а руки я мою…». А то заказывали пленным ювелирам нательные кресты.
Служители культов освобождались от любых налогов!
Вот на такие нечеловеческие условия согласилась пораженная Русь и потащила татарское Иго через два с половиной века.
И мы подумали, что все изменилось…
Схлынула волна второго татарского похода, и князья стали снова править. Старший из оставшихся Рюриковичей, Ярослав Всеволодович, пришел во Владимир, мы его привычно приняли, даже обрадовались. Он за несколько субботников очистил церкви и улицы от трупов и… занялся милым делом — расстановкой мебели. Стал рассаживать родичей по волостям: Святослава — в Суздаль, Ивана — в Стародуб, Бориса — в Ростов, Глеба — на Бело-озеро.
Все выглядело по-старому, но печенью князь чуял, что все его великокняжеские выходы и подъезды теперь не более, чем дурная игра в погорелом провинциальном театрике при поредевшей публике. Где-то в зале сидел режиссер, который вот-вот мог включить свет, сказать «не верю!» и отправить актеров пасти табуны. Понял Ярослав, что сами Рюриковичи больше Россией не правят. Что надо ему поспешить к царю татарскому, упасть в ножки, задарить весь гарем побрякушками и вымолить, выпросить у свирепого азиата еще несколько лет сладкой власти над этим покорным русским народом.
Получилось.
Батый согласился оставить Ярослава «великим» князем и ханским слугой. По новой службе пришлось Ярославу послать к Батыю еще один наряд с подарками, выслать на просмотр всю свою семью и многих бояр. Сына он отправил и дальше, в Поднебесную — центральную Орду. Там рассердились на второстепенность посла. Пришлось Ярославу самому ползти через всю оккупированную Азию. Наступила дикая маета. Однако дома князь мог снова надуваться, пить, есть и командовать. Удовольствия компенсировали унижения. Цель оправдывала средства.
