Дело здесь не в стилистических перекличках. Важнее другое - сумел Прокопьев увидеть в шукшинских "чудиках" что-то близкое и родственное своему духу. Оттого то и кажутся некоторые его герои странными, чудоковатыми. А они живут по законам своей души, в том мире, где есть возможность праздника и воли. Вот только жизнь не дает им возможности развернуться и постоянно загоняет в прокрустово ложе схем и инструкций. И тогда они начинают выламываться из этих пут, и как следствие - их чудачества. Вспомним уже упомянутый рассказ "Волоха", в котором главный герой все время удивляет односельчан какими-то выходками: то он сошьет расклешенные брюки со вставными красными клиньями, то решит построить у себя лучшую на весь район баню. Наконец надумал медведя в домашнем хозяйстве завести. Благовоспитанный читатель может задать вопрос - а к чему все эти чудачества? Не лучше ли жить спокойно, как все? Но этот вариант чужд любимым прокопьевским героям, жаждущим чего-то большего.
Когда-то Михаил Зощенко сказал: "А ведь посмеются над нами лет через триста. Странные, скажут, людишки жили. Какие-то у них были деньги, паспорта. Какие-то акты гражданского состояния и квадратные метры жилой площади. Ну что ж! Пускай смеются". Читая сегодня книги Сергея Прокопьева, думаешь, а вот пройдет пусть не триста, а хотя бы лет сто. Что же останется узнаваемым от того времени, которое описывает писатель. Вспомнит ли он развал Советского Союза, гайдаровские реформы, когда в одночасье почти все стали нищими. Вспомнит ли давку в общественном транспорте, талоны на водку и колбасу, засилье духовных сектантов всех мастей. Все это, может быть, и забудется. Но что обязательно останется, так это психология человека, которая с трудом поддается изменениям. Об этом и пишет Сергей Прокопьев. Причем он не ищет специально своих героев в жизни. Автор признается: "Героями моих рассказов могут быть инженер, учитель, станочник, летчик, священник, сектант, ракетчик, милиционер, пожарный, челночник, предприниматель, пенсионер, моряк, врач, журналист, бухгалтер, горожанин и сельский житель. Люди, которым ничто человеческое не чуждо. О том, что не чуждо, я и пишу..."
Да, герои Прокопьева весьма далеки от распространенного в советской литературе облика положительного героя эпохи. Его персонажи не совершают никаких подвигов, просто живут, стараясь как-то приспособиться к новым условиям. Ведь материалом для рассказов и повестей Прокопьева стала самая обыкновенная жизнь средних людей, тех, кто озабочен своим бытом. А уж как они его устроят - это зависит только от них. Одни, пытаясь попасть в ногу со временем, мечтают только о том, чтобы сытно поесть да мягко поспать. Как, например, Чумашкин, из "новых русских", который купил две квартиры - двух и трехкомнатную,- прорубил между ними дверь и в двухкомнатной, в ванной, заделал парную ("К чертям свинячим"). Или самогонщица Мурашиха, которая "самогонку стала гнать, как молокозавод закрыли. Потыркалась туда-сюда, нигде толком не пристроишься. Чтобы потеплее и не пыльно. Держать скотину на продажу, как некоторые соседи, не для Мурашихи заработок. Любила себя. Заказала зятю в город аппарат и начала шинкарить" ("Руслан и Мурашиха"). Мечта заиметь приличную квартиру не дает покоя Мише Швецу из рассказа "Два диагноза против Миши": "Жил он всю свою сознательную жизнь в частном доме, мечтал о цивилизации без дров и беготни с ведрами на колонку. Наконец, поднапряглись (точнее - тещу напрягли) и купили квартиру. Не Бог весть какую, напряжения хватило только на хрущевку".
В рассказах Сергея Прокопьева мы находим своеобразные варианты тех ситуаций, когда обыкновенный человек может выступить в роли далеко не всегда безобидной. Таков Юрий Трифонович Ковригин, помешанный на опасности теракта ("Борьба за выживаемость"); или похотливый владелец пуделя ("Точка сборки"). Не отстает от последнего и безымянный директор торговой фирмы из рассказа "Где сгреб, там и хлоп".
Но авторский сарказм распространяется не на всех героев. Позиция писателя ко многим из них значительно сложнее. Присмотримся повнимательней к той жизни, которую ведет прокопьевский герой, прислушаемся к тому, что он говорит, пусть не всегда литературно, зато искренно. Таковы, например, Кока и Мошкин, главные герои книги "Ключик на старт". Надо сказать, в этой книге тема ракетчиков, "космонавтов" на земле, которые по уши в быту, Прокопьевым раскрыта, пожалуй, впервые в современной литературе. Это те люди, на которых когда-то держалась наша страна. Да и в перестроечное время они не стали циниками, так и не научились ловчить, хотя, казалось бы, сама обстановка располагала к этому. Вот они отправляются в командировку на Байконур, который когда-то был гордостью Советского Союза ("Почти по Тютчеву"). Но теперь другие времена, другие нравы. "На Байконуре тогда власть казахи взяли. Что могли, разграбили до основания, остальное стало разрушаться. В номере ни радио, ни телевизора и холод собачий". Что остается героям делать в этой ситуации? Ответ будет привычным и вполне русским - на помощь приходит бутылка спирта. Ибо "новорусской" демократической России такие люди стали не нужны. Потому-то сам автор и его герои ностальгически вспоминают далекие 70-е годы, когда "молодые специалисты впятером жили в двухкомнатной квартире-общежитии хрущевской пятиэтажки. Вот уж давали жару-пару тепленькой водички! Если "пулю" расписать, то до утра, а уж дни рождения начинали праздновать в пятницу вечером, а заканчивали поздней воскресной ночью... Но на работу в любом состоянии - закон" ("Бурлаки без Волги").
Или взять героев из рассказа "Шишкобои", которые у себя в кооперативном гараже словно реанимировали утопию Мора о счастливом веке человечества, где воссияли новым светом слова "Свобода"! "Равенство"! "Братство"!
Рассказы Сергея Прокопьева просты и одновременно по-чеховски мудрые. Вместе с писателем мы весело смеемся над нелепицами нашей жизни, над незадачливыми персонажами, которые все время попадают в какую-либо историю. Но за смешными бытовыми эпизодами можно увидеть мятущуюся человеческую душу, задуматься над смыслом человеческой жизни, над смыслом нашей эпохи.
Валерий Хомяков,
кандидат филологических наук,
доцент ОмГУ,
Член Союза писателей России.
ЁКСЕЛЬ-МОКСЕЛЬ
И ПОД ЕЁ АТЛАСНОЙ КОЖЕЙ
Суицидников Виктор Трофимович Сажин чувствовал за версту. Не успеет на своем конце провода бедолага доложить, что через минуту смертельно разящей пуле даст ход в истерзанное сердце или что окно распахнуто, до полета по законам всемирного тяготения лбом об землю всего один шаг, - эта кровавая трагедия еще не сорвалась с языка, а Виктор Трофимович уже чувствует: от трубки телефона службы доверия, где подрабатывал по ночам, несет самоубийством.
В то дежурство, как только радио пробило полночь, Виктор Трофимович поворотом ручки заткнул крикливое "окно в мир" и начал в тишине укладываться на скрипучий диван.
Куда там уснуть! Сразу заблажил телефон. От звонка веяло кладбищем.
"Я тут при чем?" - раздраженно подумал Виктор Трофимович и снял трубку.
- Значит так, - без "здрасьте" раздалось в ней, - сейчас открою бутылку водки, выпью стакан и повешусь.
"Ну и дурак! - подумал Виктор Трофимович. - Уж пить так весь пузырь..."
- Как вас зовут? - спросил он.
- Без разницы, - отказался от знакомства собеседник.
- Меня - Виктор Трофимович, - не обиделся Сажин. - Что у вас стряслось?
- У меня обнаружен СПИД.
Виктор Трофимович испуганно оторвал трубку от уха. СПИДа боялся панически. Предохранялся от него днем и ночью. В парикмахерской наотрез отказывался от штрихов, наносимых бритвой на шее и висках. Вдруг на лезвии осталась от предыдущего клиента частичка СПИДоносной крови? Летом остервенело боролся с комарами, и редко какому удавалось пробиться к кровеносным сосудам. Если хоботок крылатого упыря все же осквернял кровь, Виктор Трофимович пусть и не срывался в поликлинику сдавать анализы, молитву самосочиненную обязательно повторял про себя: "Боже праведный, спаси и сохрани от СПИДа, дай надежный иммунитет от заразы в трудную минуту".
Сорок раз подряд читал молитву. Чтобы наверняка услышал Создатель. Хотя по жизни Виктор Трофимович крещеным не был.
- Сейчас бутылку открою, - тускло повторила трубка, - выпью и на люстре повешусь.
- Может не выдержать, - брякнул Виктор Трофимович.
- Что не выдержать?
- Разве не знаете, - вильнул на дежурную тропу Виктор Трофимович, самоубийство - великий грех.
И подумал: "Как бы я повел себя на его месте?"
- А если я девушку заразил? - с вызовом спросила трубка.
"И под ее атласной кожей течет отравленная кровь", - вспомнился с вечера звучавший по радио романс. И тут же в голове пронеслось. - Боже праведный, спаси и сохрани от СПИДа..."
- Я бы сначала подвесил за одно место ту, что меня заразила! непедагогично бросил Виктор Трофимович.
