И вот на тебе. Лоснящаяся физиономия, грудь в грудях...
Саня поднял руку уничтожить обличительный кадр, на клочки искромсать ножницами фотоживот и... остановился. Что толку: рви не рви - трудовая мозоль не уменьшится, режь не режь - кисельные трицепсы не исчезнут.
Отбросил ножницы, фотографию засунул в книжный шкаф в дальний угол, за стопку журналов.
Глава вторая
КУРЕВУ "НЕТ"
Закомплексовал Саня. Жена любила под ручку потаскаться по улицам. Собой козырнуть, других обсудить. Саня начал игнорировать парные вылазки за порог, увиливал правдами и враньем. Не тянуло засвечивать пошатнувшуюся фотогеничность.
Всю жизнь безоблачно верил - царский подарок жене. Завиднее партии в сказочном сне не могло привидеться. После десяти лет супружеской жизни приходилось прискорбно констатировать: блестящая партия потускнела спереди, сзади и изнутри.
"Так недолго рога, как у сохатого, получить", - тер пока гладкий лоб Саня. Не был он в прежние времена ревнивцем, как можно царский подарок променять? Тут задумался. Потяжелел презент... И в мозгах болото... "Нет денег, - говорил знакомый, - интеллектом будем поражать". Не находил Саня поражающего на месте, отведенном в организме для интеллекта... Про деньги и говорить не стоило...
Саня схватился за голову: надо что-то делать!
И объявил смертельную войну табачной зависимости.
Непрерывный стаж с сигаретой в зубах исчислялся пятнадцатью годами, а тут рубанул: "Хватит! Накурился!" И сгреб сигаретные запасы в сумку.
Пачек двадцать Саня всегда держал в заначке на случай социальных или финансовых катаклизмов. Оно ведь на своей шкуре пережил времена, когда сигарет даже по талонам не было, курильщики шутили с горючей слезой: на лету пойманный окурок бычком не считается. Да и не долетал ни один до земли...
С сумкой сигарет Саня отправился в рощу. В пятнадцати минутах от дома была березовая. Не заплеванный парк с подстриженными кустами, а настоящий лесной массив. Когда-то Саня бегал в нем на лыжах, но это было неправдоподобно давно. Саня углубился в чащу, разложил на полянке инквизиторский костер и приступил к экзекуции никотинсодержащей продукции.
Ухнуть разом в огонь весь арсенал сигарет будет непедагогично, посчитал. Посему принялся мстительно предавать жадному пламени по одной пачке.
Полярные чувства терзали сердце. Один внутренний голос, глядя на корчившиеся в жарком костре сигареты, приговаривал: "Так вам и надо!" С чем не соглашался ехидный голосок: "Тоже мне - богатей нашелся голозадый, лучше бы продал". "Дурак набитый! - сверлил мозги третий оппонент. - Пару пачек оставь - завтра на стенку без никотина полезешь!"
Саня казнил четвертую пачку, когда на огонек подошел напрочь лысый мужичок. "Как Фантомас", - подумал Саня. Небритый, помятый, кожа с синим отливом.
- Что за на фиг? - вместо "здрасьте" протянул Сане аптечный флакон с коричневатой жидкостью. - Не въезжаю, что написано?
Саня тоже "не въехал".
- Можно пить или отрава для крыс? - мучился фантомасового вида мужичок. - Вот сволочи не нашей национальности! Не могут, гад, по-русски написать! Вынуждают идти на смертельный риск.
- А вдруг муравьиный спирт? - пошевелил Саня огонь.
- Два раза на одной мине не подрываются, - засмеялся Фантомас. - От муравьишки уже кони бросал!
Фантомас был божьим, точнее, бомжовым человеком. Пил, что придется, ел, что попадется, спал, где ни попадя. Но бодрость духа не терял.
- Знаешь, я че лысый? - поведал Сане, хотя тот никак не проявлял интереса к биологии с биографией. - Мариманом был на подлодке. А ее американская субмарина у Флориды бортанула. То ли капитан балбес штатовской национальности, то ли специально заподлянил? Мы легли на грунт. Реактор начал сифонить. Повреждение трубопровода. "Надо ставить хомут, - сказал командир, кап-два был. - Опасная зона. Добровольцы есть?" Я шаг вперед, и еще двое. "Сынки, - обнял, - в ваших руках жизнь экипажа!" И мы пошли...
В единственном числе выполз я в обратную сторону. Зато в госпитале от радиации спиртом отпаивали. Перед обедом сестра несет полный стакан, я его хабах! На завтрак и ужин такая же порция. Еще таблетки давали, ими я унитаз лечил. А спирт всегда до последней капли. Закусон, конечно, мировой: красная рыба, котлеты... Три месяца сидел на стаканном курсе лечения. Надо, говорят, было еще полгода, волосы бы не выпали. Лысого меня невеста бортанула... Я и забичевал... Дай закурить, - смахнул в конце монолога слезу Фантомас.
Саня бросил целую пачку. Фантомас закурил и сменил пластинку с трагедии на загадки:
- Коктейль "Александр III" знаешь? - предложил для разминки.
- Нет, - не стал ломать голову Саня.
Его не интересовали царские коктейли, дребедень в пузырьке и подводная одиссея, он хотел в одиночку бороться с сигаретами. Но Фантомас не уходил.
- "Александр III" - это когда "Тройной" с одеколоном "Саша" смешать.
- Ты бы еще мозольную жидкость вспомнил, - брезгливо поморщился Саня.
- От мозолей влупил бы с удовольствием пару фунфыриков, - мечтательно произнес Фантомас. - Убойная сила, как у денатуры!
- Дровишек надо подбросить, - поднялся Саня.
Отлучаясь от костра, он услышал за спиной воровской топот. Оглянулся. Топот производили башмаки отягощенного Саниной сумкой Фантомаса.
- Стой! - закричал Саня и начал развивать погоню.
Фантомас уходил от преследования, хромая на обе конечности. Преследователь, распираемый праведным гневом, рассчитывал догнать вора в два счета, но уже через пятьдесят шагов дыхание зашкалило, ноги начали отстегиваться. В результате - одна за другую запнулась, Саня, сдирая кожу с колен, живота и физиономии, рухнул обессиленным трупом. Хотелось выть от злости. Ладно сигареты - все одно сжигать, и сумка - старье, досадно: последний бичара, от лысины до пяток пропитый, безнаказанно не уважает его. А если бы такой на улице после получки грабанул? Плакали кровные денежки...
Возвращаясь по сумеркам домой, Саня еще больше утвердился в мысли куренью бой.
Глава третья
НЕ ПОКОЙ СНИТСЯ
И не леденцы муслякать против дымной соски, решил Саня. Он будет категорически воспитывать в себе лютую ненависть к заразе.
Как и предсказал у ритуального костра внутренний голос под номером три, каждое утро Саня покупал сигареты. Брал пару пачек термоядерной "Примы". Отнюдь не чтобы смолить. Только становилось невтерпеж от никотинного зуда, срывался в туалет. Зажимал ладонями требуемую организмом сигарету и с остервенением растирал над унитазом в пыль.
"На, падла, получи!!!" - приговаривал.
Мозоли, как от лопаты, в туалете набил.
- Че ты поминутно бегаешь на горшок? - приставала жена. - Че-то съел?
- Чем кормила, то и ел, - отмахивался Саня.
- С завтрашнего дня сам будешь готовить! - вспыхивала Ленка. - Плохая я, видите, хозяйка! Варю ему не то!
Кроме перемолачивания табака над унитазом, Саня применял еще один тонкопсихологический прием борьбы с пагубной привычкой. Представлял себя ребенком. Проснется утром: с одной стороны - сопящая жена, с другой урчащий живот, с третьей - панельная стенка. Усилием воли Саня заставлял себя отвлечься от набившей оскомину прозы и представлял - проснулся пацаном у бабушки в деревне.
Ни жены вокруг, ни живота. В раскрытое окно вливается хрустально-воздушный бальзам соснового бора, что за огородом произрастает, и дыхание у Сани под стать. Разве у курильщика такое по утрам? У него с самого ранья во рту как стая драных кошек переночевала. В груди горит, в горле свербит... По мозгам бьет кувалдометром: "Курить! Курить!" И вот дрожащие руки хватают гадость с фильтром или без оного...
И дым отравы встает над страной...
Тогда как ребенку дышится утром легко, вкусно...
С выдумкой работал над собой Саня, но и внутренние силы, ответственные за никотин, не дремали. Начнет самоусовершенствоваться, а они гадость подсунут. Нарисует Саня в мозгах утро в деревне, бабулин дом, наполненный ласковым солнцем, не изгаженное табаком дыхание. И сопутствующую действительность вообразит: бабуля за дощатой перегородкой возится у печки, кот Рябчик запрыгнул на подоконник, а Саня наоборот - выпрыгивает из-под одеяла. И не за сигаретой бежит, а на кухню, молоко парное пить. Целебное, недавно из-под Пеструхи.
На столе, как обычно, кринка, стакан...
Наливает Саня, выпивает и, о Боже! Бес никотиновый подсунул ложку дегтя в оздоровительную идиллию. Из стакана за пять минут до Саниного подъема, выпросив у сердобольной бабули полфлакона "Тройного", опохмелился Рудольф Клявин, сосед.
Как в детстве полоскало Саню от этого коктейля "Пеструха III"!.. Полдня выворачивало наизнанку...
От таких воспоминаний бежит к туалетному санфаянсу растирать ни в чем не повинную сигарету...
Курить подчас хотелось как из пушки. Уши пухли, глаза черте что начинали выделывать. Вдруг резкость в них пропадет. И тогда - не понять, кого обнять: где люди, где стены? Все двоится, троится, плывет и скачет. В таком состоянии однажды не вписался дома в дверь спальни - армированное стекло лбом, будто кувалдой, расколотил.
