Только через два года она вам скажет:
- Вот эти две строчки, детки, вы мне на завтра чтоб на память выучили! Вот эти:
По ниве прохожу я узкою межой,
Поросшей кашкою и цепкой лебедой.
- Вот вы их и выучите на память! Все вам тут понятно? А кто знает, что такое "цепкая"?
- Я знаю, - поднимаете вы руку, всю в чернилах.
- Ну, скажи!
- "Цепкая" - это есть цепок, такая палка, цепок- он вроде как мальчик, а "цепкая" - так это она, вроде как палка, девчонка...
Мария Андреевна смеется и от смеха еще сильнее кашляет.
- Нет, не то, не то, - говорит она, - "цепкая"- это такая, что очень цепляется!
- "Чiпка", значит? - выкрикиваете вы со всеми в хоре.
- Ну да, "чiпка"! "Чiпка" - это будет по-украински, а "цепкая" - это по-русски! Понимаете?
- Ага! - снова хором.
А на другой день вы уже уверенно повторяете наизусть Марии Андреевне:
По ниве прохожу я узкою межой,
Поросшей кашкою и чiпкой лебедой.
- Да не "чiпкой", а "цепкой"!
- А я забыл, что так надо! Да я еще раз!
- Ну, ну!
- "Поросшей кашкою и..."
Тут вы останавливаетесь, немного думаете, потом мысленно сами себе говорите: "Ага", - и с ударением победно бросаете:
- "И чiпкой лебедой!"
Мария Андреевна, улыбаясь, спокойно машет рукой:
- Садись!
Где теперь могилка кроткой-кроткой Марии Андреевны? Поклонился бы я ее могилке, ведь это она, бывало, учит нас букву "о" писать: "Бублик, бублик, детки, пишите! Кругленький! Вот это и будет "о"!" - а затем рассматривает тетради.
- Ой, хороший мальчик! Какое "о" красивое написал! И руки не очень в чернилах! На вот тебе - конфетка!
Пускай на ее могилке весной, когда сирень распускается, пускай все время соловей поет!
Итак, значит, про "кашку" и про "цепкую лебеду" вы, идя по пшеничной меже, еще не умеете повторять наизусть, потому что вы еще не научились.
Вы рвите васильки... И васильки, и колокольчики, и клевер, и ромашку! Вы тех цветов нарвите целый большой-большой сноп, а потом свяжите повиликой и несите его.
А если вам снова скучно, тогда ловите на колосках жучка-кузьку. Поймали - и за пазуху, А когда наберете кузек так с полпазухи, они там ползают, шелестят и щекочут вас, щекочут.
Вам тогда не будет скучно, и вы, подпрыгивая, сразу же в Дубягах очутитесь!
А в Дубягах кулак живет, который из кувшина водку пьет.
Вы приходите, а в саду за столом два кулака сидят и водку из кувшина пьют.
А потом, когда напьются, крикнут:
- Данило! Запрягай Желудя и Горилку в арбу, да чтобы сена полная арба была! На дрофы поедем! А ты с нами поедешь? -спрашивает меня кулак.
- Поеду, - нерешительно говорю я.
- Вот и добре! На арбу сядешь, лошадей будешь погонять? Добре?
- Добре!
- Вот и ладно!
А я спрашиваю усатого дядька:
- Дяденька! А что это такое за дрофы?
- Разве не слыхал?
- Не слыхал!
- Птица такая большая, как два гуся вместе! Степная! В степи водится! Пугливая!
- Ага!
Вот вы на арбе и поехали! Полная арба сена да кругом еще и бурьяном утыкана! Я впереди сижу, лошадей погоняю, ружья на сене лежат, кошелка с кувшинами и с харчами.
А дядьки лежат навзничь на арбе и пытаются петь:
Вилiтали орли з-за крутоi гори...
Но дотягивали они только до "крутой", а на "крутую гору" взобраться им никак не удавалось, они с "крутой" сползали к началу, откуда снова "вылетали орлы".
Так всю дорогу только то и делалось, что "вылетали орлы", а что с теми орлами дальше стало, куда они вылетали и чего они вылетали, для меня тогда так и осталось тайной.
Это была моя первая, охота на дрофу!
Когда мы отъехали довольно далеко в степь, один из дядьков говорит:
- Погляди-ка, Дорош, не -видать ли?
Дядько Дорош встал на арбу, я остановил лошадей, и дядько Дорош начал смотреть во все стороны. Долго смотрел он, а затем и говорит:
- Вон там за скирдой будто что-то виднеется! На клевере! Поворачивай на эту вот межу и прямо - на скирду! - говорит мне дядько Дорош.
Поехали межой...
Стали у скирды. Дядько вылез на скирду, поглядел сюда и туда, слез, подошел к арбе:
- Есть! - говорит. - Семеро! Только как -же к ним подъехать?
Говорили что-то они, говорили, а. потом стали меня учить, как мне ехать.
- Мы, - говорят, - поедем и по дороге незаметно с арбы попадаем и заляжем вон там в пшенице, а ты езжай вон туда да, не доезжая буерка, сверни налево и объезжай их, этих дроф, с той стороны. Немного проедешь, а потом заверни лошадей и езжай назад, немного уже к дрофам поближе. Как доедешь снова к буерку, возвращайся назад и езжай еще ближе к ним. Нагоняй их будто на нас. Да не высовывайся из арбы, чтобы они тебя не заметили! И не нокай и не чмокай! Потихоньку езжай! Понял?
- Понял!
- Погоняй!
Поехали...
Дядьки по дороге повыпадали из арбы, а я направился к буерку, там свернул налево и поехал. Когда доехал до клевера (клевер уже был скошен), заметил вдали табунчик каких-то больших птиц, которые паслись на клевере.
Я все делал так, как говорил мне дядько Дорош.
И туда ехал, и назад возвращался, и снова туда возвращался, все к тем птицам приближаясь.
И очень уж мне захотелось разглядеть их. Особенно того, самого большого, что все время, высоко подняв голову, на арбу на мою посматривал! А из-за бурьяна плохо было видно. Вот я и встал на арбу и выглянул через бурьян. Как разгонится самый большой, а за ним и все снялись и полетели. Я так и упал в арбу! А они полетели не на дядьков, а в сторону!
Подъехал я к дядькам.
- Это ты их напугал? - спрашивает дядько Дорош.
- Ей-бо, дяденька, нет! Я сидел, как вы сказали, а они чего-то испугались и снялись!
- Ох, и пугливая, ох, и осторожная птица! - вздохнул дядько Дорош.
А второй:
- А ну их к чертям! Заверни к скирде! Подъехали мы к скирде, вытащили.дядьки из арбы кошелку, расстелили под скирдой попону...
- А ты лошадям сена подбрось, - приказал мне дядько Дорош, - и разнуздай! Умеешь?
- Умею!
Ну, потом уже охота на дроф была такая: я ловил кузнечиков, а дядьки из кувшина в чарку наливали и закусывали. А потом пели, и под скирдой, и на арбе, когда домой ехали, и в саду, когда домой приехали, а я на скамейке дремал.
А дядько Дорош все старался доказать, что:
- Дрофа - она очень пугливая птица! Очень пугливая! А вы говорите! Я заснул.
А дрофа действительно-таки очень пугливая и весьма осторожная птица.
Охотятся на нее именно так, как мы когда-то с дядьком Дорошем охотились: арбу и воз обтыкают бурьяном, ветками с листьями, а затем, объезжая табун, медленно нагоняют на укрытых охотников.
А самый интересный способ охотиться на дроф - это подкрасться к табуну на выстрел и трахнуть.
Подкрадываться надо очень осторожно и довольно издалека.
Заметили вы табун далеконько, так километра за три в степи, ложитесь и начинайте ползти.
И все присматривайтесь, чтобы так переползать - от кустика лебеды до кустика чертополоха, бурьяна какого-нибудь, курая...
Ползать лучше всего на животе, шапку-в карман, голову пригнуть низко к земле, ибо дрофа больше всего головы человеческой пугается!
Вот так и подползайте, подкрадывайтесь!
Это ничего, что на втором километре вашего подкрадывания вы уже будете ползать не штанами и не рубашкой, а голыми локтями и голыми коленями, что на третьем километре уже из коленей и локтей кровь будет капать, - это ничего, это как раз самые сильные и самые острые моменты охоты на дрофу: никакая благородная и большая дичь даром не дается, а дрофа, если это не она, а он, дудак, то учтите, что
он весит пуд, целый пуд, а сала от него целый кувшин, а вышкварков полрешета.
Да еще имейте в виду, что дрофяной жир не только для каши - это вам не гусиное сало, а дрофяной жир,- от рожистого воспаления очень сильно помогает!
Вот вам: пуд мяса, кувшин жиру, полрешета вышкварков. И никакой рожи ни у вас, ни у соседей.
Вот что значит дрофа!
Да ко всему этому еще и гордое:
- Дрофу убил! О!
Так что будете ли вы смотреть на какие-нибудь там три километра подкрадывания, на штаны и на рубашку и на ободранные колени и локти!
Мелочи все это!
Не обращайте на них внимания и подкрадывайтесь дальше.
Подползти надо на выстрел - это значит метров на пятьдесят-шестьдесят, не больше!
Дробь должна быть крупной - два-три ноля, а то и картечь, потому что птица крупная.
Ну, уже недалеко осталось, метров пятьдесят!
Последние усилия, еще метр - и дрофы... снимаются и летят!
Вы стреляете "в божий свет, как в новую копейку", садитесь, рвете нательную рубашку и перевязываете колени и локти!
А потом уже потихоньку идете домой.
И представьте себе, дрофы, как правило, всегда срываются и улетают именно тогда, когда вам осталось проползти еще только не больше чем один или два метра.
Характер у них такой!
Вы, ясное дело, не поверите, но однажды я все-таки убил дрофу.
Убил, не подкрадываясь, а просто так - выстрелил, и все!
Вижу, небольшой, так с десяток, табунчик дроф летит и садится на свеклу.
