РД. А что ты тогда пел?
Майк. Всего не помню сейчас. Помню, что пел “Дрянь”, “Пригородный Блюз”, “Старые Раны”…
РД. И АКВАРИУМ тебе подыгрывал? Без Боба?
Майк. Почему? С ним. На басу тогда был Фан, гитарист был, по-моему, Кожевников, странный такой человек. Тогда у них был акустический состав, они не делали ничего электрического.
РД. До какого-то времени ты ведь был в “аквариумской” тусовке?
Майк. Я бы никогда не назвал это тусовкой. Мы были знакомы много лет, я играл с АКВАРИУМОМ, мы друг другу помогали, как могли. Это были другие времена и обстоятельства. Хорошие времена были, славные времена…
РД. И вот тогда, после того успеха, и созрела мысль о ЗООПАРКЕ?
Майк. Я всегда хотел иметь свою группу. Мы с АКВАРИУМОМ делали мои песни, но я прекрасно понимал, что у них - свое, а у меня - свое. Я никогда не был членом группы АКВАРИУМ, об этом часто спрашивают. Я знал, что у них свое дело, а я там сбоку припека, седьмая спица в колесе… Я всегда хотел сделать свою группу, но не хотел, чтобы со мною работали какие-то очень профессиональные музыканты, которых я не знаю. Я хотел, чтобы это были люди, которым нравятся мои песни, которым нравлюсь я. В общем, чтобы это были не просто музыканты, а соратники. Не обязательно большие друзья, но соратники. Такую группу собрать очень трудно, но у меня как-то получилось.
Майк. Да. Пробовали, собирались, искали. Фан помог мне подыскать лидер-гитариста и барабанщика, сейчас его с нами уже нет, а с Ильей мы познакомились еще раньше. Это было начало восемьдесят первого года, когда мы с Ильей нашли остальных.
РД. Тогда уже запахло рок-клубом, вскоре появились твои первые альбомы, которые стали событием. Юра Наумов, когда первый раз у меня появился, сказал, что для него твои песни стали определяющими.
Майк. Мне он тоже это говорил, и мне это приятно. Мне многие говорили, что мои альбомы были явлением в провинции.
РД. Я готов это подтвердить, моя почта в “Авроре” говорит о том же. Я сам, когда мне удалось получить в свою фонотеку все записи ЗООПАРКА, прослушал их внимательно и “въехал”. Во всяком случае, сейчас я часто слушаю и “Уездный Город N”, и “Белую Полосу”, и сегодня я уже не написал бы того, что написал о тебе года четыре назад. Сегодня я сам удивляюсь, почему я принял АКВАРИУМ раньше, чем ЗООПАРК.
Майк. В принципе мы с Борисом делаем одно дело, хотя и идем разными путями. Мы говорили с Борькой совсем недавно. Он теперь у нас, как известно, православный, а я прямой безбожник. И Борис меня назвал очень верующим человеком. Он так и сказал: “Майк! Ты очень верующий человек. Ты сам об этом не знаешь”. Я с ним не совсем в этом согласен, но в принципе мы пытаемся делать одно и то же.
РД. Мое давнее убеждение, что все хорошие люди делают одно и то же. Они могут думать, что Бог им помогает, могут его отрицать - какая разница?
Майк. Я Борьке сказал тогда гениальную, на мой взгляд, фразу Фрэнка Заппы: “Тот человек, у которого есть что-то в голове, в Боге не нуждается”. Я разделяю эту мысль.
РД. Видимо, у Бога много имен. И это “что-то в голове”, о чем сказал Заппа, вполне может быть одним из них.
Весной 1984 года РД был приглашен принять участие в работе жюри II Ленинградского фестиваля любительских рок-групп. С тех пор, вплоть до V фестиваля, он был членом жюри, исключая следующий, 1985 год, о котором разговор особый.
Сейчас трудно даже описать ту стремную обстановку, в какой происходила деятельность жюри фестивалей.
Начнем с того, что рок-клубовская масса всегда считала жюри ненужным органом. Мысль о том, что выступления рок-музыкантов станут оценивать люди пришлые, сторонние (а таких в каждом составе жюри было достаточно), казалась оскорбительной. Это не мешало рок-музыкантам ревностно относиться к решениям жюри, придирчиво выспрашивать на пресс-конференциях мнения каждого о том или ином выступлении, радоваться победам и тяжело переживать поражения. Внешне, однако, все выглядело так, будто музыканты «имели в виду этих козлов» и вообще «положили на них болт».
Таким образом, жюри всегда ощущало на себе давление снизу, со стороны членов клуба и тусовки.
Но не менее сильным было и давление сверху, со стороны тех самых учреждений и организаций, о которых уже упоминалось. Наверху казалось, что жюри, состоявшее из взрослых и компетентных людей, сможет своими решениями придать правильное направление деятельности рок-музыкантов, научить их уму-разуму и сделать паиньками.
В таких условиях было очень важно, чью сторону примет жюри: молодых музыкантов или идеологических начальников. Надо признать, что в целом жюри всегда было на стороне рок-клуба, хотя случались и мелкие проколы.
Как же это получалось, учитываю удушающий идеологический пресс, характерный для последних лет застоя?
Условно состав каждого жюри можно было разделить на «своих» - членов совета рок-клуба и людей, участвующих в рок-движении, «чужих» - представителей курирующих организаций и «посторонних» - людей со стороны, представлявших творческие союзы, средства массовой информации и пр.
Понятно, что «свои» отстаивали интересы музыкантов, прежде всего их право петь о том, что их волнует, одеваться и вести себя на сцене так, как им удобно. «Чужие» всячески противостояли любому проявлению свободомыслия или хотя бы инакомыслия, стараясь вписать «безобразия» хоть в какие-то рамки. Характерно, что наибольшей любовью «чужих» в те годы пользовались чисто инструментальные группы, которые могли играть на чем попало и одеваться кто во что горазд, но хотя бы не пели черт знает что.
И наконец, многое зависело от позиции «посторонних» - насколько они врубятся в рок, насколько будут смелы в спорах с «чужими», - которые представляли организации, влияющие и на судьбы самих «посторонних».
Расклад сил, тактика поведения и высказываний бывали прелюбопытнейшие и заслуживают отдельного описания. Во всяком случае, РД, как литератору, всегда было крайне интересно наблюдать за психологическим подтекстом работы жюри, где каждый хотел выглядеть смелым и прогрессивным, но каждый хоть немного, но боялся - за свою должность, работу или репутацию.
Здесь нам хочется восстановить историческую справедливость и рассказать о трех женщинах, от которых в те годы зависела если не судьба ленинградского рока, но судьба рок-клуба. Сейчас об этом мало кто вспоминает и многим кажется, что рокеры пробились сами, вопреки всем препонам. Нет, им помогали, в том числе и те, кого они по должности считали врагами.
Речь, прежде всего, идет о директоре ЛМДСТ Анне Александровне Ивановой. По возрасту, положению, образованию она была чрезвычайно далека от рока. Зачем ей эта головная боль? Ну. предположим, ей навязали сверху решение о создании рок-клуба при ЛМДСТ и посоветовали присматривать за молодыми музыкантами. Но ведь присматривать можно по-разному: со злобным рвением цербера, непримиримого к «идеологической заразе», или с заботливостью наседки, собирающей цыплят под крыло.
Анна Александровна уела замечательно гасить конфликты, которые возникали тут и там. Почти а каждом концерте рок-клуба кого-нибудь из музыкантов или зрителей «заметали» дружинники и милиция, во множестве присутствующие в зале. Почти каждая гастрольная поездка группы сопровождалась «телегой» из соответствующего горкома или обкома комсомола с описанием мнимых и действительных безобразий музыкантов. Почти на каждом выступлении пели незалитованные тексты.
Неизвестно, на каких высоких «коврах» приходилось стоять Анне Александровне и какие резкие окрики выслушивать по телефону. Не раз и не два клуб был на грани разгона. Но все как-то устраивалось, гроза проходила стороной, только вот каких нервов это стоило Анне Александровне - остается лишь предполагать.
А требовалось немногое: мудрость и доброжелательность, уважение к молодым музыкантам и способность не слишком вмешиваться в их дела. К сожалению, именно этих качеств недостает многим работника культуры. И не только культуры.
А.А.Иванова не водила в жюри фестивалей, однако мы не сомневаемся, что ей приходилось отдуваться в верхах и за работу жюри.
Дом самодеятельного творчества имел в своей втруктуре и штатные единицы, непосредсмтвеннно отвечающие за деятельность рок-клуба. Поначалу эту работу по совместительству выполняла заведующая оркестровым отделом дома, но уже к III фестивалю на должность куратора рок-клуба была назначена Наталья Алексеевна Веселова, а чуть позже появилась и должность методиста, которую заняла Нина Александровна Барановская.
Наташа Веселова, женщина молодая, красивая и партийная, не была «своею» по определению, но она сразу почему-то приняла сторону рокеров, хотя вполне могла принять и обратную или остаться равнодушной к их заботам. Способов обезопасить себя в глазах начальства было много. Например, стоило лишь несколько по-другому сформировать состав жюри (а это входило в обязанности Веселовой) - допустим, пригласить из Союза писателей кого-то, кто разделяет нынешние взгляды на рок Василия Белова (таких среди писателей очень много), а из Союза композиторов - тоже ему под стать, - и все было бы о`кей. В лауреатах ходили бы самые «чистенькие» и безобидные. Правда, скорее всего, кончилось бы тем, что рокеры ушли бы обратно в «андерграунд», но это - их личное дело, ежели не хотят слушать старших!
