Галич Александр - Александр Аркадьевич Галич

Собаки бывают дуры

И кошки бывают дуры,

Но дурость не отражается

На стройности их фигуры.

Не в глупости и не в дикости —

Все дело в статях и в прикусе:

Кто стройные — те достойные,

А прочие — на-ка, выкуси!

И важничая, как в опере,

Шагают суки и кобели,

Позвякивают медальками,

Которыми их сподобили.

Шагают с осанкой гордою,

К любому случаю годною,

Посматривают презрительно

На тех, кто не вышел мордою.

Рожденным медаленосителями

Не быть никогда просителями,

Самой судьбой им назначено

В собачьем сидеть президиуме.

Собаки бывают дуры

И кошки бывают дуры,

И им по этой причине

Нельзя без номенклатуры.

Егор Петрович Мальцев

Хворает, и всерьёз:

Уходит жизнь из пальцев,

Уходит из желез,

Из прочих членов тоже

Уходит жизнь его,

И вскорости, похоже,

Не будет ничего.

Когда нагрянет свора

Савёловских родных,

То что же от Егора

Останется для них?

Останется пальтишко,

Подушка, чтобы спать,

И книжка, и сберкнижка

На девять двадцать пять.

И таз, и две кастрюли,

И рваный подписной,

Просроченный в июле

Единый проездной.

И всё. И нет Егора!

Был человек — и нет!

И мы об этом скоро

Узнаем из газет.

Пьют газировку дети

И пончики едят,

Ему ж при диабете —

Всё это чистый яд!

Вот спит Егор в постели,

Почти что невесом,

И дышит еле-еле,

И смотрит дивный сон:

В большом красивом зале,

Резону вопреки,

Лежит Егор, а сзади

Знамёна и венки.

И алым светом залит

Большой его портрет,

Но сам Егор не знает,

Живой он или нет.

Он смаргивает мошек,

Как смаргивал живой,

Но он вращать не может

При этом головой.

И дух по залу спёртый,

Как в общей душевой,

И он скорее мёртвый,

Чем всё-таки живой.

Но хором над Егором

Краснознамённый хор

Краснознамённым хором

Поёт: «Вставай, Егор!

Вставай, Егор Петрович,

Во всю свою длину,

Давай, Егор Петрович,

Не подводи страну!

Центральная газета

Оповестила свет,

Что больше диабета

В стране Советской нет!

Пойми, что с этим, кореш.

Нельзя озорничать,

Пойми, что ты позоришь

Родимую печать!

Вставай, Егор Петрович,

Во всю свою длину,

Давай вставай, Петрович,

Загладь свою вину!»

И сел товарищ Мальцев,

Услышав эту речь,

И жизнь его из пальцев

Не стала больше течь.

Егор трусы стирает,

Он койку застелил,

И тает, тает, тает

В крови холестерин…

По площади по Трубной

Идёт он, милый друг,

И всё ему доступно,

Что видит он вокруг!

Доступно кушать сласти

И газировку пить…

Лишь при Советской власти

Такое может быть!

Непричастный к искусству,

Не допущенный в храм, —

Я пою под закуску

И две тысячи грамм.

Что мне пениться пеной

У беды на краю?

Вы налейте по первой,

А уж я вам спою!

А уж я позабавлю —

Вспомню Мерю и Чудь,

И стыда ни на каплю,

Мне не стыдно ничуть!

Спину вялую сгорбя,

Я ж не просто хулу,

А гражданские скорби

Сервирую к столу!

— Как живёте, караси?

— Хорошо живём, мерси!

…Заходите, люди добрые!

(Боже правый, помоги!)

Будут песни, будут сдобные,

Будут с мясом пироги!

Сливы-ягоды солёные,

Выручайте во хмелю…

Вон у той — глаза зелёные,

Я зелёные люблю!

Я шарахну рюмку первую,

Про запас ещё налью.

Песню новую, непетую

Для почина пропою:

«Справа койка у стены, слева койка,

Ходим вместе через день облучаться…

Вертухай и бывший «номер такой-то» —

Вот где снова довелось повстречаться!

Мы гуляем по больничному садику,

Я курю, а он стоит на атасе,

Заливаем врачу-волосатику,

Что здоровье — хоть с горки катайся!

Погуляем полчаса с вертухаем,

Притомимся — и стоим, отдыхаем.

Точно так же мы «гуляли» с ним в Вятке,