* * *
Афиняне времен Фокиона отличались особенной горячностью и задором, которые то и дело побуждали их ссориться с соседями и затевать с ними войны. Мудрый и опытный Фокион очень не одобрял этого опасного воинственного настроения и часто отговаривал сограждан от увлечений. Но, как нарочно, победа почти постоянно улыбалась афинянам, и от этого они становились еще надменнее и задорнее, а Фокион при известии о новой победе восклицал:
— Когда же, наконец, мы не будем больше побеждать!
* * *
Знаменитый оратор Демосфен был вынужден бежать из Афин, когда Александр Македонский потребовал его выдачи. Во время пути он заметил, что за ним следуют по пятам какие-то люди. К своему великому ужасу, он узнал в них своих заклятых врагов. Демосфен попытался скрыться от них, но они его нашли.
И вот, к его крайнему изумлению, эти люди, его враги, объявили ему, что они нарочно пустились за ним в погоню, чтобы предложить ему денег на дорогу. Растроганный Демосфен залился слезами, и когда его преследователи, думая, что он оплакивает свою горькую участь, стали его утешать и уговаривать, чтоб он не предавался чрезмерной печали, оратор воскликнул:
— Как же мне не горевать о моей родине, где у меня останутся такие Bpain, каких у меня и друзей-то не оудет в другом месте!
* * *
Какому-то вору, который был захвачен Демосфеном на месте и извинялся перед ним, говоря, что не знал, что украденная вещь принадлежала ему, Демосфен сказал:
— Но ведь ты же знал, что она не принадлежит тебе.
* * *
Демосфен крепко враждовал с Фокионом. Один раз он сказал Фокиону:
— Ты издеваешься над афинянами; но смотри, они потеряют голову и тогда убьют тебя.
Фокион возразил:
— Меня они убьют, когда потеряют голову, а тебя — если не потеряют ее.
* * *
До каких выходок доводит самолюбивых людей жажда прославиться, выдвинуться, заявить о себе чем-нибудь неимоверным, показывает пример циника Перегрина.
Не успев ничем прославить себя в жизни, он дожил до дряхлой старости, всеми презираемый. Оставалось ему одно — заставить о себе заговорить после смерти. Он и устроил себе необычную смерть, о которой заранее торжественно оповестил народ: сжег себя всенародно живьем на костре, который был разложен на площади.
Выходки знаменитейшего циника Диогена хорошо известны, и потому мы здесь приведем лишь те из них, которые встречаются реже других.
Однажды, обращаясь к вору, которого арестовали и вели в заточение, он воскликнул:
— Бедняга, отчего ты мелкий воришка, а не крупный вор; тогда бы ты сам сажал в тюрьму других!
* * *
Услыхав о радушии, которым Александр Македонский потчевал какого-то философа, он заметил:
— Что же это за счастье— обедать и завтракать в часы, назначенные хозяином.
* * *
Про плохого музыканта, всем надоевшего своей скверной игрой, Диоген говорил:
— Надо похвалить человека за то, что, будучи таким дурным музыкантом, он все же не бросает музыки, занимается ею, а не делается вором.
* * *
В одной бане, куда он однажды вошел, оказалась отвратительно грязная вода.
— Где же и в чем омыться после такой бани? — спросил Диоген.
* * *
Однажды, принимая участие в разговоре о том, почему люди так охотно помогают нищим и так неохотно философам, Диоген заметил:
— Это потому, что каждый предвидит возможность самому стать убогим, калекой, пьяницей, но никто про себя не думает, что он сделается философом.
* * *
— Ты где стоишь, тут и ешь, — говорили Диогену, видя его что-то жующим на рынке.
— Где голод меня застал, там и ем, — отвечал философ.
* * *
— Ты вот попробуй-ка, уговори меня, чтоб я тебе подал милостыню, тогда я тебе и подам, — говорил Диогену какой-то очень скаредный и черствый человек.
— Если б я знал, что могу убедить тебя в чем-либо, то убедил бы тебя пойти и повеситься.
* * *
Могучий атлет Диоксипп, одержав однажды блестящую победу на олимпийских играх, сидел между зрителями и, не отводя глаз, смотрел на какую-то красавицу, которая обворожила его. Диоген, заметив это, сказал:
— Вот богатырь, которого без труда поборола женщина.
* * *
Диогену приписывают очень нежное, летучее выражение: «Надежда — последнее, что умирает в человеке».
* * *
Часто видели Диогена протягивающим руку к статуям. На вопрос, зачем он это делает, он отвечал:
— Чтобы привыкнуть к отказам.
* * *
Когда Диогена привели к Филиппу Македонскому, тот назвал его шпионом.
— Да, — ответил циник, — я шпион твоего самомнения и чванства.
* * *
Перед знаменитым Саламинским боем командовавший афинским флотом все медлил и не хотел вступать в бой, а Фемистокл изо всех сил убеждал его немедленно выступить против неприятеля.
— Разве ты забыл, — говорил адмирал, — что у нас на состязаниях того, кто лезет в бой не в очередь, бьют плетьми.
— Но ведь и те, кто опаздывает, тоже не увенчиваются лаврами, — ответил Фемистокл.
* * *
Того же Фемистокла спрашивали, кем бы он предпочел быть: Ахиллесом или Гомером, который воспел его подвиги?
— Сообрази сам, что лучше, — отвечал тот, — быть победителем на олимпийских играх или тем, кто провозглашает имена победителей?
* * *
— Бей, только выслушай! — говорил Фемистокл спартанскому адмиралу, который грозил прибить его палкой за упорство.
* * *
Своего маленького сына, не слушавшегося матери, которая исполняла все его прихоти, он объявил первым человеком во всей Греции.
— Греки, — говорил он, — подчиняются афинянам, афиняне — мне, я — своей жене, а она — своему сынишке.
* * *
Уроженец маленького островка говорил Фемистоклу, что у него никакой личной заслуги нет, что он только отражает на себе славу своего отечества. Фемистокл согласился с этим, прибавив:
— Будь я уроженцем твоего островка, я так бы и остался в неизвестности, все равно, как и ты; будь ты афинянином, ты тоже не достиг бы известности.
* * *
Один музыкант просил о чем-то Фемистокла, но для исполнения его просьбы тот должен был сделать что-то нехорошее.
— Слушай, — отвечал ему Фемистокл, — если попросить тебя при большой публике сфальшивить в пении, ты на это согласишься?
* * *
Сократу принадлежит немало изречений, достойных его глубокого ума и в то же время острых — иногда до игривости. Так, человеку, который просил у него совета насчет женитьбы, он ответил:
— Женишься, — раскаешься и не женишься — раскаешься.
* * *
— Через прорехи твоей одежды сквозит тщеславие! — говорил Сократ основателю цинической философской школы Антисфену.
* * *
«Хорошие люди едят для того, чтобы жить, а худые живут для того, чтобы есть», — изречение, которое Сократ часто повторял.
* * *
Однажды Платон упрекал своего великого учителя за то, что тот сделал у себя за столом, в присутствии других, выговор кому-то из друзей Платона.
— Если так, то и тебе бы лучше подождать мне выговаривать, пока мы останемся одни, — ответил Сократ.
* * *
Какой-то грек, большой говорун и пустомеля, попал в Скифию, где над ним все смеялись.
— Вы, скифы, — убеждал он их, — должны относиться ко мне с почтением: я родом из той же страны, где родился Платон.
— Коли хочешь, чтоб тебя слушали без смеха, говори, как Платон.
* * *
Знаменитая в своем роде Ксантиппа, супруга Сократа, в присутствии которой философ принял из рук палача чашу с отваром цикуты, залилась при этом слезами и вопила о том, что ее муж погибает невинный.
— Неужели же тебе было бы легче, если бы я умирал виновный? — убеждал ее Сократ.
* * *
Друзья Сократа однажды негодовали на кого-то, не отдавшего поклона философу.
— Из-за чего сердиться — уговаривал их Сократ, — он не так учтив, как я, вот и все.
* * *
Платону приписываются очень едкие выходки. Правитель Сиракуз (тиран, как их тогда называли) однажды позвал его к себе на пиршество и нарочно посадил на последнее место за столом.
— Любопытно бы послушать, — говорил он по этому поводу своим наперсникам, — как Платон будет нас чернить, когда вернется к себе в Афины.
Узнав об этих словах, Платон заметил:
— Не думаю, что я когда-нибудь буду до такой степени скудоумен в придумывании темы для беседы, чтобы заговорить о вас, сиракузцах.
* * *
Платон позвал Диогена к себе на ужин. Циник, стуча ногами по полу, говорил:
— Попираю ногами Платоново тщеславие!
— Этим сам проявляешь еще большее тщеславие, — ответил ему хозяин.
* * *
Однажды Платон был страшно раздражен одним из своих рабов. Он позвал своего родственника и просил его поколотить раба.
— Я сам слишком разгневан для того, чтоб собственноручно расправиться. Могу убить, — сказал философ.
