– Ужас какой, – сказала я, возвращаясь за столик. – Посидеть спокойно не дадут. Сразу на сцену утаскивают.
– А что, Анжел, – хихикнул Петя. – Показала бы класс.
– А вы, Петр Алексеевич, – холодно сказала я, – по-моему, лишний коктейль выпили. Что это за шутки такие?
– Что? Что я такого сказал? – обозлился Петя. – Я просто пошутил.
– Папа, ты бы уж вообще молчал, – сказала Светка. – Не мог танцовщице купюру в трусы сунуть. Позор какой. Хорошо еще, что мама помогла.
– Что? – совсем разобиделся Петя. – Я не мог сунуть? Да она мне сама мешала! Специально на колени села, чтобы подольше со мной побыть.
– Ври, ври, да не завирайся, – презрительно сказала я.
– Во-во, – подхватила Светка. – Мы-то все видели как ты не смог купюру засунуть.
Этого издевательства Петя стерпеть уже не мог.
– Череп! – диким голосом сказал он.
Череп даже вздрогнул от неожиданности и повернулся к нему.
– Дай купюру! – истово попросил Петя.
Череп молча протянул ему бумажку.
Петя вскочил с места и побежал к сцене, на которой находилась танцовщица с Малышом. Бежал он туда с намерением лихо засунуть девушке купюру в трусики и таким образом восстановить свое попранное мужское достоинство, однако когда Петя добежал до сцены, он остановился в большой растерянности: трусиков на девушке уже не было. За спорами мы этот момент как-то упустили. Правда, она при этом куталась в прозрачную накидку, но я бы и сама не сообразила, каким образом туда засунуть купюру. Петя так и встал столб-столбом рядом со сценой, держа в вытянутой руке купюру, однако девушка деньги заметила и быстрым движением выхватила их из Петиной руки. Накидка при этом упала. Зал разразился восторженными аплодисментами. Петя почему-то принял их на свой счет и стал раскланиваться.
Несчастная девушка оказалась на сцене совершенно голая, с одной только купюрой в правой руке, но тут Малыш проявил себя джентльменом: он сорвал с головы бандану и шикарным жестом предложил ее танцовщице, чтобы она прикрыла наготу. Но та отказалась, быстро собрала все валяющиеся предметы своего туалета и убежала со сцены. Музыка стихла и включился верхний свет.
– Танцуй, Малыш! – заорали байкеры и стали громко хлопать.
Череп показал официанту, чтобы тот притушил свет и включил музыку.
Музыка снова заиграла. Малыш медленным движением поднял бандану и снова повязал ее на голове. Затем выставил вперед правую ногу, руки красивым жестом поднял на головой и стал похож на фигуриста, принявшего позу перед выступлением в произвольной программе.
– Чего это он? – спросила я Черепа.
– Сейчас Малыш такое устроит – зал офигеет, – объяснил Череп. – Он танцует шикарно.
– Кто танцует шикарно – Малыш? – удивилась я. – В нем же все 150 килограмм веса!
– Вот именно, – ответил Череп. – Он с этими килограммами как разгонится, его уже никто не остановит.
Малыш в этот момент на сцене начал плавно двигаться, изображая танцовщицу кафешантана. Смотрелось это просто замечательно, особенно учитывая тот факт, что Малыш был в полном байкерском наряде, включая короткую кожаную куртку – косуху, надетую на майку. Но музыка для Малыша была слишком медленной. Было видно, что он себя сдерживает изо всех сил, чтобы попадать в такт.
Череп свистнул официанту и покрутил рукой над головой – мол, давай музыку побыстрее. Официант кивнул, нажал какую-то кнопку и вдруг заиграл какой-то бешеный латиноамериканский ритм. Что тут началось! Малыш таким вихрем носился по площадке, что трудно было понять, где Малыш, где его косуха, а где бандана – все сливалось в одно пятно, которое возникало то на одном, то на другом конце сцены. Честное слово, зал Малышу аплодировал намного громче, чем стриптизерше.
– Ну и что? Я тоже так умею, – пробурчал Петя, который сильно переживал свою неудачу с танцовщицей, и попытался было встать, чтобы отправиться танцевать, однако коктейль уже явно хорошо подействовал, потому что встать ему так и не удалось.
Быстрая музыка вдруг закончилась, свет почти совсем погас, снова заиграла медленная «раздевальная» музыка, и сцена осветилась двумя синими прожекторами. Из служебного помещения снова показалась танцовщица, однако Малыш, как было видно, еще не натанцевался. Он стал делать плавные движения, подражая стриптизерше, ленивым жестом развязал узел на бандане, красиво махнул бритой головой и… бандана красиво упала на пол. Зал взвыл. Стриптизерша остановилась, не дойдя до сцены метра три, и стала смотреть.
Далее Малыш начал под музыку снимать косуху. Он то оголял плечо, то снова натягивал куртку обратно, делая вид, что стесняется. Байкеры, глядя на это безобразие, прямо-таки бесновались от восторга. Наконец Малыш снял один рукав куртки и стал «обнаженную» руку, покрытую татуировками, прятать под полы куртки, делая вид, что ему очень стыдно. В этот момент Череп вскочил с места, подбежал к сцене и демонстративно засунул Малышу купюру за пояс рваных джинсовых шорт. Зал зааплодировал. Малыш великосветским жестом протянул Черепу обнаженную руку, тот ее поцеловал и, страшно довольный собой, отправился на место. В этот момент танцовщица, которой, как видно, надоело ждать, выскочила на сцену и стала с недовольным лицом что-то выговаривать Малышу – как видно, просила его вернуться на место. Но тут зал разразился таким протестующим ревом, что танцовщица плюнула и ушла со сцены. Малыш продолжил свой «стриптиз».
– Надеюсь, – вполголоса сказала я Черепу, – он не весь будет раздеваться?
– Малыш-то? – беззаботно переспросил Череп. – Да влегкую весь разденется. Он такой.
– Света, – громко сказала я. – Нам пора домой баиньки. Не хватало еще смотреть, как мужики раздеваются.
– Мам, тебя не поймешь, – обиделась Светка. – То ты недовольна, что мне девочки нравятся, теперь, оказывается, на мальчиков нельзя смотреть. Где логика?
– Над-до ему куп-п-пюру в трусы с-с-сунуть, – пьяным голосом заявил Петя.
– Ну вот, – сказала я Светке, – папа тоже устал. Пошли домой.
На сцене между тем Малыш снял уже косуху, майку и уже вплотную подбирался к джинсовым шортам. Зал выл от восторга, оттуда пару раз выбегали какие-то дамочки и засовывали Малышу деньги за пояс. Мне даже показалось, что ему совали вовсе не одну купюру, а три или пять.
– А что начнется, – вполголоса сказал Череп, – когда он трусы снимет. Вот тут такое начнется…
Я резко встала:
– Светка, Петя – домой!
Светка поняла, что спорить уже бесполезно, поэтому встала и помогла мне поднять Петю из-за стола. Однако в этот момент музыка выключилась, зажегся верхний свет и официант сказал в микрофон:
– Дорогой гость на сцене. Мы очень вам благодарны за изумительный танец, но просим все-таки освободить место для танцовщицы, потому что иначе она не получит деньги за выступление.
– Но я же еще даже шорты не снял! – возмущенно прокричал Малыш.
– Вот это мы особенно оценили, – ответил официант в микрофон. – Хотелось бы, чтобы на данной торжественной ноте это великолепное представление было и закончено. Согласитесь, что некоторая недосказанность придает выступлению особую пикантность.
Малыш на сцене эту фразу выслушал с совершенно ошарашенным выражением лица.
– Клево излагает, – заметил Череп. – Даже в репу дать не за что, хотя и хочется.
Однако Малыш со сцены уходить не собирался. Байкеры, да и весь зал, тоже требовали продолжения банкета, в смысле – стриптиза. Малыш взялся за пояс шортов и стал без музыки выразительно покачивать бедрами. Публика зааплодировала.
– Хорошо, – сдался официант. – Но только до трусов. Здесь дети.
– Интересно! – возмутился Малыш. – Значит ваша стриптизерша может раздеваться так, что у нее даже гланды разглядеть можно, хотя здесь дети, а как я – мужчина в полном расцвете вторичных признаков – так только до трусов? Так нечестно! Вы лишаете зал отличного зрелища!
– Нет, – сурово сказал официант. – На женский стриптиз у нас есть разрешение, а на мужской – отсутствует. Так что я вас очень прошу – раздеваться не до интима.
– Интима на сцене не будет, – твердо пообещал Малыш.
– Я не в этом смысле, – поправился официант. – Не до полной обнаженки.
– Договорились, – сказал Малыш и подмигнул нашему столику. Байкеры засвистели и зааплодировали.
– Мам, – заныла Светка, – он только до трусов. Ну давай досмотрим!
– Ладно, – сказала я, нехотя опускаясь на свое место. – Но материнское сердце подсказывает, что зря я это делаю…
– Да ладно вам, Анжелика Пантелеймоновна, – сказал Череп. – Светка уже взрослая девочка. Что она, в музеи не ходила, что ли? Вон, в Пушкинском какой Давид голый стоит – все как на ладони. Причем, заметьте, изрядных размеров.
