- Вы член нашей партии?
- Никак нет! Но я полностью сочувствую! Я не могу, господин советник, так как я держу мясное дело. Сосиски, господин советник, вне политики. А лозунги ФНП, как вы понимаете, могут отпугнуть некоторых покупателей. Но я знаю свой долг, и когда надо будет...
- Хватит! - жестко объявил господин Гуго и встал. - Стыдитесь, господин Шрам! Я вижу, вы бывший солдат?
- Так точно!
- Моя партия днем и ночью, в будни и в воскресные дни, даже без перерыва на обед борется за интересы таких людей, как вы! А вы, господин Шрам, приходите к нам с протянутой рукой! Вместо того чтобы поддержать нас посильным взносом, вы требуете две сотни марок за испачканные штаны! Позор! Где ваше национальное самосознание!
- Да я ничего. Я просто подумал... - начал оправдываться Шрам.
- Я не знаю, о чем вы думали! - гремел господин Гуго. - Но я знаю, что две сотни - огромная сумма! А моя партия не имеет права швырять на ветер ни одного пфеннига! Наши деньги - это ваши деньги, господин Шрам. Ваши и ваших друзей, единомышленников, единоверцев! Запомните это, уважаемый!
- Так точно! - подтвердил вконец смешавшийся посетитель. Он даже попятился к дверям.
- Но чтобы вы и ваши друзья знали, что моя партия печется о них, как о родных детях, я отдам распоряжение, чтобы впредь фацисты вашего города покупали сосиски только у вас!
- И мясные продукты, ливер... - ошеломленно выдохнул Шрам.
- И мясные продукты, ливер!
- Покорно благодарю, господин финансовый советник! Извините меня, господин финансовый советник! Я, конечно, осел! Подумать только - ни за что ни про что требовать двести двадцать одну марку и шесть пфеннигов! И как это мне в голову пришло!
Шрам открыл дверь собственным задом и провалился в сумрак коридора. Дверь так и осталась полуоткрытой. Она как бы напоминала, что первый рабочий день господина Гуго на новом месте подошел к концу.
- Итак? Сколько? - продолжая стоять, спросил девицу знаток финансов.
- Джек давал тысячу шестьсот в месяц, - без всякой надежды сказала Китти. Она уже поняла: если этот тип устроил такой шум из-за двухсот марок, то что он скажет о тысяче шестистах? Ахнет? Молча покажет на дверь? Начнет хохотать?.. Впрочем, если продать все барахло, с полгода можно будет жить вполне сносно...
- Твой Джек - скряга! - неожиданно заявил господин Гуго и протянул Китти какую-то бумажку. - Будешь служить у меня. И все остальное. Привести квартиру в порядок. Сменить постельное белье. Машину возьмешь мою - "фиат" несолидно...
- Слушаюсь, шеф! - Китти радостно вскочила.
- Не зови меня шефом! - недовольно поморщился Гуго и поправил ремень портупеи. - Ты теперь в другой конторе.
- Слушаюсь, мой фюрер! - понятливая девица с восторгом прижимала к груди чек, в графе которого "сумма" выстроились жирные нули - 5000...
Господин Гуго пренебрежительно подумал об этом клочке бумаги. Пять тысяч не шли ни в какое сравнение с той кучей золота, что ждала его в подвалах Базеля. А стоящий политик должен уметь разгрести такую кучу.
* * *
Здесь, пожалуй, можно поставить точку. Но, разумеется, точка эта весьма условна. Как правило, многоточие с большей достоверностью отражает существо дела в подобных историях. Однако такая условная точка дает повод подвести и некоторые итоги.
Итак, письмо господина рейхсминистра обошлось Гансу Шраму в 221 марку и 6 пфеннигов. Это совсем немного, если учесть, что отныне и до конца дней своих бывший ефрейтор получил возможность по вечерам толковать с приятелями о том, как в его время люди умели быть верными воинскому долгу. В ответ дружки, согласно сдвигая пивные кружки, вспоминают еще десятки, сотни фактов, неопровержимо доказывающих, что нашивки, значки, медали, бережно хранимые десятилетиями, получены по заслугам. А костыли, прислоненные к столику, кажутся в эти минуты не предостерегающим сувениром из русского города Брянска, а всего лишь нелепой случайностью, от которой не гарантирован ни один смертный, если ему приходится хотя бы раз в день переходить улицу с оживленным движением...
Скорее всего послание господина Икса явилось и благодатью для генерала фон Нойгаузена, сумевшего похоронить свое прошлое раньше самого себя. В его положении, естественно, трудно выбрать самый подходящий момент, чтобы проститься с этим светом, не потеряв при этом права на военные почести на похоронах и на внушительную гранитную плиту на кладбище. Привет рейхсминистра из глубины десятилетий, а также совместные усилия фюрера Эдди и фрау Икс помогли .Мюнхаузену покинуть отдел "Е", не нарушая приличий и сохраняя хорошую репутацию...
Строчки, написанные господином Иксом в сорок пятом году, пошли на пользу и его собственной вдове. Без особого труда она получила от фюрера Эдди тридцать тысяч, и эти тысячи могли бы обернуться еще большей суммой, если бы не склонность к интригам. Известно, что этот довольно широко распространенный недостаток человеческой натуры сулит неприятности и в обычных условиях, не говоря уже о горных испанских дорогах. Но тут уж рейхсминистр ни при чем. И когда элегантный вишневый "ауди" госпожи Икс вдруг перестал повиноваться рулю и, столкнув белые бетонные столбики ограждения, нырнул в пропасть, чтобы через четыре-пять секунд превратиться в измятый ком железа, никому, даже самому отпетому газетчику, не пришло в голову связывать это неожиданное и печальное обстоятельство с каталогом, положившим начало семейному счастью лейтенанта фон Наина...
Можно уверенно предсказать, что юный лейтенант вовремя расстанется со своей молодостью, получит капитанские погоны, обзаведется солидной прической и обретет постоянные привычки, в число которых войдет непременный визит по пятницам в безлюдную книжную лавку. Получив из рук молчаливого продавца свежий номер армейского еженедельника, фон Наин незаметно оставит на прилавке конверт. А дома, раскрыв журнал на двадцатой странице, привычно обнаружит на ней две крупные купюры, аккуратно приклеенные к бумаге прозрачной лентой, и, как всегда, помянет добрым словом Эзельлох и собственную глупость, которые в союзе породили его удобную и негласную дружбу с фюрером Эдди...
Что касается главаря фацистов, то у него, конечно, тоже есть все основания быть признательным предусмотрительному предку, черкнувшему в будущее свое письмецо. И школяру ясно, что в наше время политик с пустым карманом не может рассчитывать на популярность в массах. Прежде, например, фюрер, выставив пиво соратникам, мог извергать любые идеи, даже самые бредовые. Теперь пивом не обойтись. Теперь идея хороша только тогда, когда на оратора нацелены телевизионные камеры. Но ведь стоимость пива не идет ни в какое сравнение с суммами, которые дерет телевидение! А уж если и идеи с душком - можно себе представить, какой карман надо иметь ныне политику! Поэтому, с точки зрения Эдди, Ослиная дыра опорожнилась самым подходящим образом...
Один лишь мистер Джек, которого, как оказалось, зовут Генри, по-видимому, может иметь зуб на господина рейхсминистра. Не будь злополучного письма из прошлого, фирма "Дженерал арт" и по сей день, несомненно, усердно служила бы искусству. Но опять-таки мистер Джек-Генри рискует совершить в будущем просчет, если не проявит надлежащей широты взглядов и не сумеет критически пересмотреть собственные воззрения. Впрочем, после судебного приговора у бывшего босса будет достаточно времени, чтобы осознать, что ныне политически не подкованный гангстер рано или поздно становится жертвой закона. И наоборот, жертвой станет закон, если вступит в конфликт с гангстером, не чурающимся политики. Вообще если мистер Джек-Генри сочтет нужным проанализировать поступки фюрера Эдди, а заодно и ряда других видных общественных деятелей Старого и Нового Света, то он, конечно, вынужден будет признать, что у них есть чему поучиться. И уж, во всяком случае, Джек-Генри никогда не решится повторить, что "политика - неверная штука".
Политика необычайно прочна и живуча, если торгует такими идеями, лозунгами и речами, которые находят постоянный сбыт. Ну, а все эти мелочи - ходы, шаги, отдельные операции, разве они имеют существенное значение в обществе, за респектабельным демократическим костюмом которого все равно не видно, какое там исподнее?..
И уж конечно мистер Джек-Генри должен найти в себе силы, чтобы при случае протянуть руку могучему господину Гуго, первые шаги которого дают все основания полагать, что он не довольствуется лишь ролью распорядителя кредитов ФНП. Такой способный человек, завершив образование у фюрера Эдди, вне всякого сомнения, вырастет в крупную политическую фигуру, и биографы, исследуя его жизненный путь, придут к единому выводу, что и в ранней молодости Шакал проявлял задатки отъявленного вождя, способного повести за собой ту неугомонную частицу нации, которой до сих пор не дают спать спокойно пограничные столбы и мирные договоры...
Вот здесь и стоит поставить точку. Но...
