- Я пошутить хотел! - поспешил оправдаться мужчина летящему в него снаряду.
И упал на задницу от удара в грудь. Нитка порвалась, бублики покатились по залу.
- Мужик, - хохотала потом мама, - на две головы выше, но полетел, как пушинка.
- Убить ведь могла!
- Запросто! В тот момент пятерых бы расшвыряла.
И это ее мама, которая всю жизнь за километр обходила конфликты. "Зачем, доча, трепать нервы, свои и чужие?" Но пошутить, разыграть всегда большая любительница.
В школе Нина с первого дня маялась почерком. Вместо палочек выходили кривлялочки, вместо овалов - завалы. Буквам, несмотря на линейки, море по колено: то вверх полезут, то вниз поползут. Картина не для слабонервных.
"Вот ты у меня писарчук!" - горестно кивала головой мама.
Писарчуку тоже не нравилось. Читать еще до школы научилась, палочки лучше всех считала, а тут беспросветные трояки. Однажды Тамара Михайловна единицу вкатила. Не оценила Нининых стараний. А ведь та поступила, как изнуряющий себя требовательностью художник, который яростно очищает холст и пишет с нуля. Нина тоже забраковала коряво написанное, резинкой вернула "холсту" первозданность. Да бумага оказалась не тем многоразовым материалом. Второй вариант жутче первого вышел. И был оценен красным "колом".
Нести цветастую срамоту домой было чересчур. Нина вырвала страницу и спрятала в поленнице. Жили они в частном секторе. Все бы хорошо, да умишка не хватило подальше затолкать секрет.
Через день мама с охапкой дров заходит.
- Это кто у нас в хозяйство такое добрище приволок? Печку будем "колом" топить или огород городить?
И никаких воспитательных нравоучений.
В тот же год, весной, вернулась мама с классного собрания и хохочет.
- Ну, девки, вы даете прикурить! Лидку надо в первый класс посадить, "мама мыла раму" с ошибкой пишет, а Нинку на второй год оставлять. Вы что, думали Тамара Михайловна дурнее вас?
Лида училась в пятом классе и писала красиво. Буквы не колобродили, слова не кособочились. Нина придумала сестру привлечь к своим проблемам, раз у самой не выходит. Поднакопила конфет и упросила переписать тетрадку. Правда, новый писарчук наделал, торопясь к конфетам, ошибок, "раму" через "н" вывел.
- Нина, кто за тебя так красиво написал? - спросила учительница.
- Сама, - набычилась Нина. - Мама отлупила...
- Так, может, маме надо охаживать тебя ремнем перед каждым уроком?
Мама вместо ремня только потрепала хитрунью по голове: "Нельзя так, доча".
Мысленно в каждую свободную минуту Нина тянулась в Братск, к маме, всплывало в памяти давнее, почти забытое. То же переписывание... Интересно, Лида помнит? Какие-то случаи рассказывала Иришке, дочери-девятикласснице. Через день звонила сестре. Улучшений не было...
Мужа Василия Нина впервые привезла в Братск через пять лет после свадьбы. Все не получалось. И вот собрались. Встречала гостей мама. По дороге с вокзала предложила:
- Давайте Лиду разыграем. Василия та ни разу не видела. Пошлем вперед, пусть скажет, что сахар дешевый продает.
- На фотографии видела.
- Думаешь, помнит? В последнее время совсем обабилась, такая заполошная стала. Василий шапку на глаза натянет...
Василий все, как теща наказала, сделал.
- Сахар дешевый краснодарский нужен? - позвонил в дверь.
- Конечно. А где машина?
- Вон у соседнего подъезда.
Лида выглянула в окно. Во дворе на самом деле стоял крытый "газон".
- Если с мешком, на десять рублей дороже, - играл купца Василий.
- Своих кулей хватает!
И заметалась в поисках "своих". Василий было ступил в коридор. Хозяйка грубо выперла за порог: "Иди, натопчешь башмачищами! Только помыла!"
Позже извинялась: "Откуда знала, думала, еще утащит что-нибудь с вешалки".
Сорвала с двух подушек наволочки, посыпалась вниз по лестнице. А навстречу Нина.
- Привет, сестра, - пролетела мимо с таким видом, будто вчера, а не два года назад, виделись.
Но притормозила через пару секунд:
- Ты поднимайся! Тут сахар продают. Тебе не надо? А твой где?
И унеслась, не дождавшись ответа, за дешевизной.
Потом, когда уже вместе отсмеялись, все не хотела поверить, что дешевого сахара нет.
- Ну вон же машина стоит, - подходила к окну. - Может, действительно продают?
Вспоминала Нина, лежа в ночи, хорошее, улыбалась сквозь тревогу под сердцем.
Как-то вернулась с работы, на столе записка: "Вам телеграмма, позвонить по телефону..."
В голову ударила молния: "Неужели мама?! Моих нет, значит, поехали за билетами на самолет". Ноги ослабли. В слезах пошла в квартиру напротив, звонить на телеграф. У соседки такой аппарат - замучаешься орать в него. Тут совсем отказал. Всезнающая соседка начала убеждать, что про телеграммы звонить можно до семи вечера, а уже девятый час.
- Тогда надо с Братском связаться!
И побежала к другой соседке. Из глаз слезы, в голове переполох, собирается звонить сестре, но в руке бумажка с номером телеграфа, набирает его.
- Братск? - спрашивает.
- Телеграф, - раздается из трубки.
Узнала Нина текст телеграммы и запела. Двоюродный брат из Миасса следовал в Красноярск, заруливал проездом.
Впервые за месяц настроение поднялось. Готовила ужин, когда муж с дочерью вернулись.
- Как я перетрусила с этой телеграммой.
- Ты сама себя накручиваешь, - Василий пожурил, - все образуется, вот увидишь.
А через десять минут зовет:
- Иди скорей, к нам утка на балкон залетела. Только тихо, не спугни.
- Где? - оборвалось сердце у Нины.
На высоком ящике сидела утка, крылья чуть разведены, головой в сторону двери кивает.
- Не спугни, это селезень, - муж шепчет, - устал, отдохнуть сел.
На что Нина как заревет в полный голос, на диван вниз лицом упала:
- Что-то с мамой случилось! - заголосила. - Птица к несчастью! Боже, я не переживу!
- Мама-мамочка, успокойся! - подбежала дочь. - Это не птица! Чучело папа принес, а я привязала и за веревочку дергала, чтоб как живое.
- Вы что, добиваетесь моего инфаркта?
- Нельзя так реагировать на всякую ерунду, - ушел на кухню недовольный муж.
- Развеселить тебя хотели, ходишь, как в воду опущенная, - гладила Нину по голове дочь. - Сама ведь рассказывала, как с бабушкой над тетей Лидой с дядей Сашей шутили, в окно шваброй стучали.
...Ночью Нине приснилось мать. Она уходила по дороге и, обернувшись, попросила: "Молись за меня, доча".
КУВШИН РАЗБИЛСЯ
Вверху было торжественно и чинно. Желтая луна, серебряные звезды. Внизу было - погано. Поле, охапка соломы, фуфайка, лежащий на отшельническом ложе Юрий Антонович Лисин, в комбинезоне и сапогах. На расстоянии вытянутой руки трактор сочувственно замер, говоря всем железным видом: крепись, Антоныч, я рядом. Не те годы у Антоныча - сорок девятый катит - ночевать без простыней и подушек с трактором под боком, да куда от обстоятельств денешься!
Сколько кувшином воду ни таскай, - гласит восточная мудрость, - а все равно одни черепки останутся. Стоит только зазеваться.
Антоныч ругал себя и так и эдак: не потеряй бдительности, сколько еще с "кувшином" можно было... А сейчас уши от стыда горят, как вспомнишь детей и соседей, будь они неладны...
Супруге Антоныча, Наталье Кузьминичне, в то самое время тоже подобная мудрость голову напрягала. Не зря говорят: муж и жена одна сатана. За двадцать четыре года совместной жизни даже мозги на одну фазу замыкает. Правда, кроме разбитого кувшина, думалось еще о веревочке, которой сколько ни виться, а конец известен.
Наталья Кузьминична лежала на двуспальной кровати, заложив руки за голову и, белея в темноте еще приличной наготой, гадала: сколько лет "веревочка" у нее под носом вилась, "кувшином" жажду утоляли?
Во всяком случае вспомнила, как вот уже который год повторяла подружкам:
- Мой такой барин стал, в поле обедать не хочет. Не лезет, видите ли, ему сухомятка в горло. Яйца вкрутую, сало, на колене резанное. "Я, говорит, - не свинья, с земли жрать". Обязательно хочет за столом. Первое, второе, салфетки. Чуть есть возможность, тарахтит на тракторе домой. Я весь день в конторе сижу, так он сам разогреет, салат нарежет. Не ленится...
В тот день Антоныч тоже "притарахтел" на обед, а дома Наталья Кузьминична.
- Что такое? - удивился наличию супруги. Она работала за два километра от дома, на другом конце села. - Воспалением хитрости заболела?
- Не радуйся. На минутку забежала. В магазин блузки завезли, я, растяпа, деньги дома забыла. Так что питайся без меня. Чего доброго разберут еще...
- Вот вы, бабье, тряпичницы! - полез в холодильник за борщом Антоныч. Внуки растут, а ты все мимо зеркала не пройдешь, чтобы физиономию туда не засунуть.
- Не надо меня лечить! Сам, как в гости идти, по полчаса наглаживаешься, седые волосы выдергиваешь.
- Заметила, один раз и было...
Наталья Кузьминична подхватила сумку:
- До вечера.
- Ага.
"До вечера" не получилось, вышло "ага"...
