Дон-Аминадо - (А. П. Шполянский) Дон-Аминадо

Топали. Шарили. Рылись. Хватали.

Ставили к стенке. Водили. Пытали.

Словом, английским сказать языком:

Дом моя крепость, и… крепость мой дом.

Площадь очистили. Цоколь. Ступеньки.

Памятник общий Емельке и Стеньке.

Именно в память того, что ко дну

Стенька персидскую сплавил княжну.

Осень проходит. Одна. И другая.

Третья… Шестая… Седьмая… Восьмая…

Вот и десятая глазом видна!

«Грустную думу наводит она».

Песня ль доносится… Жалоба ль, вздох ли.

Лес обнажился… Грачи передохли…

Ветер гуляет в просторах полей…

В общем, приятная вещь юбилей.

«Зацветают весенние грядки.

Воробей от безумья охрип.

Я люблю вас в ударном порядке.

Потому что вы девушка-тип!

Ах, в душе моей целая смута,

И восторг, и угар, и тоска.

Приходите, товарищ Анюта,

Будем вместе читать Пильняка.

Набухают весенние почки.

С точки зрения смычки простой,

Я дошел, извиняюсь, до точки!

Ибо я индивид холостой.

Прекратите ж сердечную муку.

Укротите сердечную боль.

Предлагаю вам сердце и руку

И крестьянского типа мозоль.

Я чувствую невольное волненье.

Которое не выразишь пером.

Прошли года. Сменилось поколенье.

Все тот же он, московский ипподром.

Исчезли старые и милые названья.

Но по весне, когда цветет земля.

Легки и дымны дней благоуханья

И зелены Ходынские поля.

Иные краски созданы для взора.

Иной игрой взволнована душа, —

Не голубою кровью Галтимора

И не дворянской спесью Крепыша.

Из бедности, из гибели, из мрака,

Для счастья возродяся наконец,

Лети, скачи, крестьянская коняка,

В советских яблоках советский жеребец!

Ты перенес жестокие мученья

И за чужие отвечал грехи.

Но ты есть конь иного назначенья.

Ты, скажем прямо, лошадь от сохи.

Пусть ноги не арабские, не тонки,

И задняя с передней не в ладу.

Есть классовое что-то в селезенке.

Когда она играет на ходу.

Прислушиваясь к собственным синкопам

И не страшась, что вознесется бич.

Ты мчишься этим бешеным галопом.

Который завещал тебе Ильич.

И, к милому прошедшему ревнуя.

Я думаю над пушкинским стихом:

Вот именно, крестьянин, торжествуя,

Играет в ординаре и двойном.

Точка. Станция. Шлагбаум.

Треплет ветер на ходу

Три романа Викки-Баум,

Позабытые в саду.

Круг замкнулся. Сократился.

 Ни концов и ни начал.

Доктор Шмелькин возвратился.

Дождь в окошко застучал…

Из разверзнутого лона

Целый хлынул водоем.

Кто-то ищет компаньона

В одиночестве своем.

Кто-то громко объявляет

В напряженной тишине.

Что паркеты натирает

По неслыханной цене.

А другой, в какой-то злобе

Сообщая адрес свой.

Ищет фюрера к особе.

Очевидно, пожилой.

Капли падают все чаще.

Тяжелее бабьих слез.

Кто-то голосом дрожащим

Предлагает пылесос.

И опять кончиной света

Угрожает неба высь.

И опять мечта поэта

Пишет Бобику: вернись!

Доклад: «Любовь и веронал».

Билеты — франк, у входа в зал.

Вышли в свет воспоминанья:

«Четверть века прозябанья».

Нужен смокинг или фрак

Для вступающего в брак.

Там же ищут для венца

Посаженого отца.

Ищут вежливых старушек

Для различных побегушек.

Отдается домик с садом,

С крематориумом рядом.

Ищут крепкую эстонку

К годовалому ребенку.

Диспут в клубе на Клиши

О бессмертии души.

Там же прения сторон.

Русский чай и граммофон.

Ищут скромную персону

Средних лет —

Отвечать по телефону:

Дома нет.