Задать волнующий его вопрос десятилетний Голубкин не успел.
Тень от его головы легла на переплетение разноцветных кабелей, электрик поднял глаза и бешено заорал, грозя кулаком:
– Не срать! Не срать! Я здесь работаю!..
Третьим в группе основных героев будущего «супербоевика» был питерский актер Витя Суходрочко, маленький, лысый и неуравновешенный гомик, прославившийся ролями в нашумевших фильмах «Кузен» и «Кузен-два», где он сыграл троюродного брата главного героя. Четвертым – бывший ди-джей и ведущий телевизионного ток-шоу «Форточки» Дима Ганиев, в расстегнутой, по обыкновению, до пупа рубахе и с перетянутым аптекарской резинкой хвостиком волос на голове.
Суходрочко и Ганиев изображали в постановке Подмышкина «очень страшных» террористов…
– Андрей Никифорович, – генеральный продюсер представил Лиходея и шикнул на неадекватного Шаловливых, открывшего было рот, чтобы предложить главе «Питер-Энерго» хлопнуть по рюмочке. – Он спасет город от взрыва.
Стоявший в нескольких метрах от Никодима Авдеевича режиссер удивленно приоткрыл рот. Про изменения в сценарии ему никто ничего не говорил.
– Эй! – Подмышкин махнул режиссеру рукой. – Иди сюда!
– Эффектов, – буркнул постановщик, пожимая влажную ладонь Лиходея. – Гиви Станиславович.
– Вот все и в сборе! – радостно заявил владелец «Акын-фильма» и приосанился. – Обсудим сегодняшний эпизод. Значит, так… Я еду на аквабайке мимо набережной, в меня стреляют террористы, но не попадают. – Подмышкин указал на качающийся от легкой волны салатно-зеленый гидроцикл «Bombardier», пришвартованный возле одной из Ростральных колонн. – Потом они кидают гранаты, я проношусь между взрывами и тут появляется катер со спецназовцами, – Никодим Авдеевич строго посмотрел на готового упасть Шаловливых, всосавшего с утра уже пол-литра недорогого молдавского портвейна и разморенного жарой. – Террористы убегают, спецназовцы гонятся за ними. Я уезжаю к Петропавловской крепости… Гиви Станиславович, у тебя всё готово?
Режиссер, углубившийся в раздумья о том, не стоит ли ему изменить псевдоним Эффектов на более звучный – Суперэффектов, вздрогнул и гулко сглотнул.
– Снимаем на две камеры, – гордо сказал Подмышкин и повернулся к операторам. – Эй, вы там как? Кассеты вставили?
Работники объектива, вооруженные совершенно неподходящими для создания нормального кино камерами «Sony DCR-PC110E Digital Handycam» и «Sony DCR-TRV20E Digital Handycam» *, синхронно кивнули и продолжили перемалывать челюстями бесконечную жвачку.
Операторам было плевать, что получится у Подмышкина в результате – домашнее видео с мало-мальски связным сюжетом или набор бессмысленных срезок и кадров. Всё равно работать на той аппаратуре, что закупил прижимистый Никодим Авдеевич, было невозможно. Привыкшие к "Ariflex 435 *" или, на худой конец, к «DVW-707P»* операторы поначалу удивились, когда им предложили использовать бытовую технику, но затем здраво рассудили, что продавать кино не им и отвечать за спущенные в унитаз деньги придется главе «Акын-фильма», и согласились поучаствовать, истребовав свои гонорары вперед.
– Ну, я пошел, – изрек Подмышкин, специально назначивший запись трюков на время приезда Лиходея, дабы поразить гендиректора «Питер-Энерго» размахом съемок. – Вы, Андрей Никифорович, тут осваивайтесь. Гиви Станиславович вам всё покажет. Сейчас эпизодик забацаем и потом обсудим кадры с вашим участием…
Сидевший поодаль Циолковский принял из рук персонального парикмахера центрального персонажа очередную запотевшую бутылочку «Holsten».
***– Я что-то, блин, не понял, – зоркий Штукеншнайдер приложил ладонь козырьком ко лбу. – Диня, Паша! Видите перца в «кабане» Лиходея?
Рыбаков навел бинокль на полуоткрытое окно задней левой дверцы лимузина гендиректора «Питер-Энерго»:
– Ну, вижу… Кто он такой?
– По-моему, я его видел среди цыган в Металлострое. Главный, блин, по кислоте *, грибам *, "катьке *" и амчику *…
– А здесь он что делает? – не понял Вазелиныч.
– Хрен его знает, – пожал плечами Телепуз. – Я даже и не думал, что они с Лиходеем знакомы.
– Ты не ошибся? Может, это не тот перец? – спросил Молодцов.
– Да тот, тот! – Григорий еще раз внимательно посмотрел в сторону черного «мерседеса». – Сто процентов – он.
Денис опустил бинокль и погрузился в размышления.
Общие дела главного питерского энергетика и оптового торговца наркотой были новой вводной, полностью меняющей весь расклад.
***Подмышкин порычал двигателем гидроцикла, взял старт и помчался параллельно гранитной набережной стрелки Васильевского острова.
Ганиев и Суходрочко картинно застыли у парапета с «калашниковыми» наперевес. На стволы автоматов были навернуты специальные белые пластмассовые насадки для стрельбы холостыми патронами.
Один из операторов взял крупным планом ухо ведущего ток-шоу «Форточки», в котором болталась маленькая серебрянная сережка. Дырка для серьги была крупновата, ибо она прокалывалась не врачом, а пробивалась гвоздем в ту пору, когда никому неизвестный Ганиев околачивал груши в театральном институте.
В один из декабрьских дней тысяча девятьсот восемьдесят девятого года, а именно – вечером в субботу, будущий ди-джей и секс-символ пристал к своему однокурснику с делом «на миллион», попросив того помочь в проколе уха, дабы заявиться на дискотеку с серьгой в оном.
– Но я не умею! – попытался отбрехаться сокурсник. – Я ж не доктор! Я даже не знаю, как это делается!
– Фигня! – заявил готовый к такому повороту разговора Ганиев. – Я всё приготовил! – И достал из полиэтиленового пакета гвоздь-сотку *, молоток на длинной рукояти, флакон одеколона для дезинфекции инструмента и серьгу.
Однокурсник понял, что увильнуть от помощи Дмитрию путем ссылки на свой дилетантизм в такого рода мероприятиях ему не удасться, и стал жалобно сетовать на боязнь вида крови.
– Короче, – Ганиев прервал нытье приятеля. – Тут делов на шесть секунд. Можешь с закрытыми глазами всё делать, если такой пугливый… Я положу ухо на подоконник, приставлю гвоздь, а тебе останется только стукнуть по шляпке. Я бы и сам сделал, но одному неудобно. Всё нормально будет, ударишь посильнее – и готово.
– Ну, смотри, ухо твое, – сдался однокурсник.
Бесстрашный Дима пристроил мочку уха на подоконнике, приставил гвоздь и приготовился.
Сокурсник примерился, тюкнул и вогнал острозаточенный стальной штырек по самую шляпку, качественно и надежно прибив ухо к подоконнику.
– Вытаскивай гвоздь! – завопил Ганиев.
– Чем? – развел руками помощник в деле пробивания уха.
– Ищи пассатижи! – Дмитрий задергался, кляня себя за непредусмотрительность.
Вечером в субботу найти в общаге театрального института пассатижи оказалось делом не совсем простым. Столяра на месте не оказалось, пьяный комендант заперся в своей комнатушке и на стуки в дверь не реагировал, у дамского контингента нужного инструмента отродясь не бывало. Так что доморощенный любитель пирсинга ждал сокурсника почти полтора часа, скрючившись у окна и стоически перенося насмешки бродивших по коридору студентов.
Еще минут пятнадцать ушло на извлечение гвоздя, заливку дырки в ухе одеколоном и примерку серьги.
Спустя весьма непродолжительное время, когда однокурсник Ганиева стал только-только приходить в себя от перенесенных переживаний, дверь в его комнату с грохотом распахнулась и на пороге материализовался Дмитрий с перекошенной от злости физиономией.
– Ты зачем из меня педераста сделал?! – с места в карьер начал Ганиев.
– В каком смысле? – осторожно осведомился сокурсник, прикидывая, кто из знакомых мог воспользоваться полуторачасовым беспомощным состоянием приятеля.
Кандидатов на роль «актива» оказалось на удивление много.
– Ты мне не то ухо пробил! – завизжал Дмитрий. – В это ухо только голубые серьги вставляют!
– Уф, ты об этом! – облегченно выдохнул приятель. – Но ты ж сам ухо на подоконник клал.
– А ты не мог меня поправить?
– Да я-то откуда знаю, какое ухо надо пробивать? Я ж не педик!
– Давай, другое пробиваем, – на свет Божий появились давешние молоток, гвоздь и одеколон.
Однокурсник решил не спорить, побыстрее отвязаться от прилипчивого Ганиева и привычным движением вколотил гвоздь во второе подставленное ухо, опять пришпилив пирсингомана к подоконнику.
– Вытаскивай, – сжав зубы, проскрипел Дмитрий.
– Я, это…, – похолодел сокурсник, – я пассатижи уже того… отдал…
– Ну, так снова возьми! – Ганиев был близок к нервному срыву.
Происшедшее через сорок минут извлечение гвоздя превратилось в общеобщажное развлечение и живо напоминало хронику пыток в гестапо *.
К несчастью для Дмитрия, на этот раз гвоздь вошел в сучок внутри доски подоконника, немного изогнулся и застрял. Так что дергали его с полчаса, регулярно отливая терявшего сознание от боли Ганиева холодной водицей из ведра…
