- Надел я! Надел! - вскочил Коляка продемонстрировать целомудренность гардероба. - Замумукули вы меня!
И кувырк за борт.
- Чтоб я еще раз с тобой поехал на рыбалку! - вынырнул из озера.
- Да уж сделай милость, - не заплакала Галка.
На берегу Борыска отобрал у Коляки лодку:
- Хватит стриптизерничать!
- Только клев начался!
- Я и продолжу! А то у тебя сазаны че-нибудь отклюют, жена выгонит.
Но "продолжить" не получилось, рыба по-прежнему шла только к Галке.
- И зачем я тебя рыбачить научил? - сокрушался Борыска, забрасывая на Галкин поплавок.
- Чтобы дома рыба была! - ответила Галка. - Лучше езжай уху вари.
И Борыске ничего не оставалось, как ехать кашеварить, дабы жена не отвлекалась от пополнения семейных запасов.
ОСЕННЯЯ СОНАТА
"Дождалась на старости лет, - думала, сидя на корточках за сараем, Галка Рыбась. - Отродясь таких слов не говорил. Испугался, что потолок поехал!"
- Звездочка моя единственная! - вонзал в холодный ветер любовный призыв муж. - Счастье мое! Ягодка! Где ты? Отзовись!
"Счастье" мучилось за сараем.
...Начиналось все очень даже славно.
Галка с мужем Борыской в воскресенье двинули на дачу за картошкой. В автобусе встретили соседа Ивана Францева. Их участки впритык стоят.
Как водится в светской беседе, поговорили о погоде. Она стояла такой, что ноябрь нежаркий выдался. Уже прощупал население минусом в 20 градусов, тогда как снегом не баловал. Дачи, конечно, до селезенок промерзли. Рыбаси пригласили соседа на свою, где протопили в кухоньке печку, создали сносную температуру для общения за рюмкой чая. Рюмок, надо сказать, не было, как и чая. Зато покрепче нашлось. У Францева на даче имелась с лета забытая заначка, о которой вовремя вспомнил. И Рыбаси не с пустыми руками поехали за город.
Посидели душевно, посудачили о житейских проблемах, потом засобирались с картошкой домой. Пьяному, конечно, море по колено. Но моря не было. Одна Омка рядом подо льдом протекала. Арифметика маршрута к дому была такой, что если добираться через мост, то полчаса из жизни вон, а напрямую по льду тридцать минут экономии.
Пока Борыска закрывал на зимние запоры дачу, Иван да Галка смело ступили на лед. Дама впереди с песней: "Нэсэ Галя воду..."
- Накаркаешь воду! - пошутил Иван.
И как глядел в нее.
Лед проломился, Галка, не допев песню про тезку, ухнула в ледяную Омку. Иван следом начал погружение. Галка шла с пустыми руками, Иван тоже, зато спина у него была с ношей, рюкзак, полный картошки, моркошки и свеклы, горбом торчал сзади. Корнеплоды дружно потянули Францева на дно. Галку туда же тащили сапоги, пуховик и остальные носильные тряпки.
Борыска увидел картину трагедийного моржевания и остолбенел с ног до головы. Только что веселилась компания, и вот на тебе - большая часть терпит бедствие.
Не сказать, чтобы уж совсем пузыри пускают, Галка, как Серая шейка из сказки, плавает на поверхности свинцовых вод, Францев норовит рюкзаком на лед залезть.
И все равно что-то спасательное Борыске надо предпринимать, так как МЧСа под боком нет. А у Борыски столбняк, в голову вошедший, не проходит. Стоит, глазами лупает и пальцем не пошевелит во спасение жены и соседа.
- Помогай! - кричит Галка. - Холодно ведь!
- Как? - Борыска инструкций просит.
- Жердины давай! Веревку!
- А где взять?
Францев не стал ждать орудий спасения. Как атомный ледокол в белом просторе Арктики, начал, двигаясь спиной к берегу, ломать рюкзаком лед, пробивать проход к земной тверди. Галка устремилась следом.
Вышли они на берег. Опасность затонуть, как "Титаник", миновала, другая грянула - замерзнуть, как путешественник Скотт. Одно отличие - у того дачи под леденеющим боком не было, а наши замерзающие бросились на место недавней трапезы. На этот раз Францев не стал пропускать даму вперед. В мгновение ока, так бедняга околел в Омке, разделся догола и нырнул под ветхое, но ватное одеяло на диван, стоявший на кухне дачи Рыбасей.
Галка продрогла не меньше соседа. Ниточки сухой не найти. Мозги и те застыли в лед. Посему тоже наплевала на условности, тут же у дивана сорвала с себя мокрые тряпки, верхние и нижние. Однако Борыска грудью встал между обнаженной супругой и одеялом, под которым клацал зубами Францев.
- Ты что? - округлил ревностью глаза. - Очумела?! Куда прешься, там же Иван голяком?!
Галка, как и не слышит. Голая до последней складочки настырно лезет к чужому мужчине в постель.
- Оденься! - требует муж. - У тебя, что - крыша поехала?
Замерзающий горячему не товарищ. До Борыски не доходит, что у жены из всех половых желаний одно осталось - согреться. Больше ничего от соседа и любого другого мужика не нужно ни за какие коврижки и ананасы.
Недогадливый муж теснит ее в коридор на холод, но Галка буром лезет под одеяло к соседу.
Еле вытолкал из кухни. Дал старое, в краске измазанное трико, которое с треском едва налезло на крутые, гусиной кожей крытые бедра. Лишь после этого разрешил запрыгнуть под бочок к обнаженному соседу.
Сам рядом сел. Для пресечения порнографии. Попутно дрова в печку подкладывает. Они минут через пять закончились.
К тому времени Галка немного согрелась. Зуб на зуб стал попадать. И тут началось... Не подумайте, греховные желания зароились в голове. Как раз ничего общего с этим не имеющие. Желудок расстроился. Трудно сказать, по какой причине. Или переохлаждение тому виной? Или испуг дал себя знать? Или самогонка плохо легла? Медвежья болезнь открылась. Расстроился желудок, никакой моченьки нет. Как ни хочется на холод, а надо бежать.
Когда Борыска полетел за дровами, Галка, отчаявшись перетерпеть схватки, выскочила из-под одеяла, схватила фуфайку, прыгнула в старые туфли, что с лета валялись в углу, и помчалась за сарай. Туалет на зиму заколачивали.
Борыска прибегает с дровами, первым делом, конечно, в сторону дивана зырк, нет ли шалостей между утопленниками?
Уже рот раскрыл заорать, что это Галка под одеялом у голого Францева ищет? - как понял: кроме последнего нет никого на диване.
- Где? - выпали дрова из рук.
- Сама не своя вскочила, ни слова не говоря, убежала, - сказал Францев. - Спрашиваю: что? Подозрительно хихикает.
"Крыша поехала!" - ахнул Борыска.
Страшная мысль о сумасшествии клюнула в голову, когда Галка в присутствии живого мужа лезла к Францеву в кровать, тут Борыска утвердился в жутком предположении окончательно.
"За что?" - пронзило болью сердце.
Выскочил на крыльцо.
- Галочка! - закричал в начинающие сумерки. - Любимая!
Заглянул под крыльцо. Испуганно пробежался по участку. Посмотрел на деревья соседнего - не повесилась ли?
- Родная моя! - стенал на всю округу. - Цветочек ненаглядный! Солнышко кареглазое! Счастье единственное! Не уходи!
"Прямо как лебедь, что подругу потерял! - сидела Галка за сараем. Откуда слова берет? Сериалов мексиканских насмотрелся что ли?"
"Лебедь" метнулся к полынье.
"Может, в воду прыгнула?" - резанула жутка мысль.
- Любовь моя! - простонал в реку. - Как я без тебя?!
- Там у нас туалетной бумаги нет? - спросила Галка из-за сарая...
И теперь часто воскрешает в памяти музыку тех сладких слов, что кричал в вечереющее дачное пространство напуганный муж.
И так светло становится на душе... Так отрадно...
ТАЁЖНЫЙ КРЕСТНИК
Галка ждала крестника Леонида Бекишева - Ленчика. Передали, он жалуется на сердце и чуть ли не помирать собрался. Неделю в больнице лежал. Но то ли удрал, то ли выгнали. Скорее - последнее. Ленчик из тех, кто таблетки водкой запивает.
Вы догадались, сын крестный - не дите несмышленое. Того хуже. Всего на пять лет младше крестной матери. А сердце той же водкой надрывает.
Галка наметила сводить Ленчика к чудотворной иконе Почаевской Божией Матери, которая благодатно присутствовала в Омске. Надо, чтобы крестник приложился к Пречистой. Когда с иконой ходили по больницам, в кардиологическом отделении один совсем безнадежный поднялся. И еще наметила просить Владыку, пусть крестника на богоугодное дело определит, строительство какой-нибудь церкви. Галкин Борыска четыре года на Ачаирском монастыре работал. Ни в какого бога не верил (и сейчас не верит), горькую употреблял в любые будни и праздники. И вдруг бросил. Напрочь.
А ведь казалось, конца края не будет. Недавно Сергей, сын их, анекдот, от которого плакать хочется, рассказал. Много лет молчал, а тут выдал родного папу. Когда дачу штукатурили, привезли две машины раствора. Мужики штукатурят, Борыска на ломовой работе - раствор таскает, подает. Ближе к вечеру Галка начала ужин готовить, отблагодарить мастеров доброй чаркой, сытной закуской. Борыска в возбуждение пришел от скорой перспективы. Как же, звездой путеводной трехлитровая банка самогонки в погребе весь день охлаждалась до аппетитной температуры. Но на пути к ней гора раствора высится. Не обойти, не объехать препятствие. Материал такой, что на потом не оставишь, кровь из носа, надо выработать, пока камнем не взялся. Тем паче, как раз хватит стену закончить. А это часа на два волокиты. И тогда Борыска давай в Омку раствор шуровать. "Глянет, - Сергей рассказывал, - никто в его сторону не смотрит и, будто за ним кто гонится, швыряет в воду. Лопата с частотой пулемета мелькала".
