Мегапроект «Антология сатиры и юмора России XX века» — первая попытка собрать воедино творения лучших сатириков и юмористов уходящего столетия.
class="stanza">
Был ход вещей уже разгадан.
Народ молчал и предвкушал.
Великий вождь дышал на ладан.
Хотя и медленно дышал.
Но власть идей была упряма,
И понимал уже народ.
Что ладан вместо фимиама
Есть несомненно шаг вперед.
Какая-то личность в простом пиджаке
Взошла на трибуну с тетрадкой в руке,
Воды из графина в стакан налила
И сразу высокую ноту взяла.
И так и поставила тему ребром:
— Куда мы идем? И зачем мы идем?
И сорок минут говорила подряд.
Что все мы идем, очевидно, назад.
Но всем было лестно, что всем по пути,
И было приятно, что если идти.
То можно идти, не снимая пальто.
Которые снять и не думал никто.
И вышли, вдыхая осеннюю слизь.
И долго прощались, пока разошлись.
И, в сердце святую лелея мечту.
Шагали и мокли на славном посту.
Я раскладывал пасьянсы.
Ты пила вприкуску чай.
Дядя Петя пел романсы —
«Приходи и попеняй»…
Тетя Зина Жюль Ромэна
Догрызала пятый том.
Старый кот храпел блаженно
И во сне вилял хвостом.
Колька перышком царапал,
Крестословицы решал.
А над крышей дождик капал,
А в углу сверчок трещал.
И хотя порой сжималось
Где-то сердце много крат,
В общем, жизнь утрамбовалась.
Утряслась, как говорят.
Что там дальше, неизвестно…
Вероятнее всего,
Мы пасьянс закончим честно.
Неизвестно для чего.
И порой, и то с конфузом.
Вспомнив дедов и папаш.
Средним вырастет французом
Этот самый Колька наш.
Читатель желает — ни много ни мало
Такого призыва в манящую ширь.
Чтоб все веселило и все утешало
И мысли, и сердце, и желчный пузырь.
Допустим, какой-нибудь деятель умер.
Ну, просто, ну взял и скончался, подлец.
Ему, разумеется, что ему юмор.
Когда он покойник, когда он мертвец?
А другу-читателю хочется жизни
И веры в бодрящий, в живой идеал.
И ты в него так это юмором брызни.
Чтоб он хоронил, но чтоб он хохотал.
Жили. Были. Ели. Пили.
Воду в ступе толокли.
Вкруг да около ходили.
Мимо главного прошли.
Декабрьский воздух окна затуманил.
Камин горел.
А ты в стекло то пальцем барабанил.
То вдаль смотрел.
Потом ты стал, как маятник, болтаться.
Шагать. Ходить.
Потом ты просто начал придираться.
Чтоб желчь излить.
Ты говорил, что пропасть между нами —
Вина моя.
Ты говорил роскошными словами,
Как все мужья.
Ты вспоминал какие-то ошибки
Прошедших дней.
Ты говорил, что требуешь улыбки,
Не знаю, чьей.
Ты восклицал, куда-то напряженный Вперяя взгляд:
— Как хороши, как свежи были жены…
Лет сто назад!
Пришла зима. Ударили морозы.
И ты сказал:
«Как хороши, как свежи были розы»…
И замолчал.
Но я тебе ни слова не сказала.
Лишь, вопреки
Самой себе, молчала… и вязала
Тебе носки.
Воскресают слова.
Точно отзвук былого.
Зеленеет трава,
Как в романе Толстого.
Раздвигается круг,
Где была безнадежность.
Появляется вдруг
Сумасшедшая нежность.
Этак взять и нажать
На педаль или клавиш.
И кого-то прижать.
Если даже раздавишь!
Что с того, что стрелой
Краткий век наш промчался…
Даже Фет пожилой.
Как мальчишка, влюблялся.
Даже Виктор Гюго,
С сединами рапсода.
Не щадил никого,
В смысле женского рода.
Этак вспомнишь и зря.
Повздыхаешь, понятно.
Вообще ж говоря.
Просто вспомнить приятно.
Жил такой, никому не известный
И ничем не прославивший век.
Но убийственно-скромный и честный
