– Это? А… Это, брат ты мой, отдельная история. Это, ты понимаешь, моя-то денежек решила заработать. Нравится? Дарю.
– Спасибо, конечно, но…
– Забери с глаз моих, а? Будь другом.
– Да мне как-то…
– Объявление, вишь ты, прочитала она в газете. Работа, мол, на дому. Ладно, пришла. Сидит там хмырь какой-то и говорит: «Вот это у меня сырье, его рассортировать надо. Черные, красные, белые, зеленые – все по отдельности. Забирайте и дома сортируйте. В конце месяца принесете – расчет. Тыща рублей. Только, извините, сырье денег стоит, и поэтому оставьте пока за него залог – четыреста рублей». Моя дала. Он ей «спасибо», она – ему. Ну, а в конце месяца…
– Понятно.
– Там таких, как она, – толпа. А хмыря и след простыл. Ну, она все это обратно в мешок ссыпала, а выбросить жалко. Так дома и стояло. Только уж больно ей обидно, как на глаза попадается. Я сюда принес. И вот ведь, веришь, на самом деле никак не выбросить. Ведь толку-то ну никакого, а никак. Четыреста рублей… Давай подарю? Все не так обидно.
– Ну что, заждались? – вошел с мороза Дмитрий. – Запирай, Петрович. Поехали наверх.
Наутро Адашев-Гурский очнулся на широченной двуспальной кровати. Он лежал поперек, не разобрав постель, сняв только ботинки и укутавшись в плотное покрывало.
Видимо, в процессе банкета личность угасла, и далее организм, ведомый лишь подсознанием, принимал жизненно важные решения самостоятельно.
– Ну что ж, посмотрим… – сказал вслух Гурский и пошел в разведку.
«Апартмант» организм выбрал себе двухкомнатный, состоящий из спальни и гостиной, в которой стоял громадный угловой диван, обтянутый белой натуральной кожей, рядом – низкий полированный стол, пара таких же, как диван, белых кожаных кресел, громадный телевизор с черным плоским экраном и прочие бытовые мелочи, создающие атмосферу комфорта.
Гурский заглянул в санузел – унитаз, раковина, душ, ванна (джакузи не джакузи, но вполне…), зеркало во всю стену. У подсознания была явно завышенная самооценка.
Сумка и куртка валялись на диване.
Александр проверил дверь – заперто, ключ с гостиничной биркой торчит из замка.
«Уже хорошо», – решил он и вернулся в гостиную к странно раздутой сумке. Расстегнул ее и увидел внутри большой полиэтиленовый мешок с разноцветными шариками. Видимо, проявив благородство, организм все-таки пошел навстречу просьбе Петровича и принял дар.
«Ну кому нужно такое подсознание, а? – думал Адашев, взяв в руки куртку и проверяя на всякий случай содержимое карманов. Все было на месте: документы, деньги, лежащая отдельно в потайном кармане трубка. Денег изрядно убавилось, но это, видимо, была плата за номер, которую взяли вперед. – А в следующий раз оно еще и блядищу притащит какую-нибудь для организма, тайком от меня. Ампутировать на хер, однозначно». Взглянул на часы – половина девятого. «Домой, домой! Даже если и прямого рейса сегодня нет, через Москву, но сегодня же. Хватит с меня. Вот только позавтракать и в аэропорт».
Александр оделся, спустился на лифте в холл, вышел на улицу и осмотрелся. Так и есть – «Авача». Еще толком не рассвело, но наискосок слева был хорошо виден стоящий на постаменте танк, за ним громоздился бетонный куб Дома быта с растянутой на фасаде рекламой выставки, а прямо – рынок с уже известной уютной закусочной. Туда он и направился,
Прохожих в этот час на улице было немного, а на территории рынка и вовсе пусто. Закусочная еще не открылась. Гурский пошел между высоких сугробов дальше. Миновал пустые пока уличные торговые ряды, обогнул центральное здание и, увидев светящуюся на одном из павильонов вывеску «Пиво», решил заглянуть пока туда.
Несмотря на неурочное, казалось бы, время, в дальнем углу гуляла веселая компания. Александр взял кружку пива, сто грамм, набор с нарезанной толстыми ломтями сочной кетой и сел за свободный стол подальше от шумной компании. Отхлебнул пивка.
– Не потесню? – подошел к его столу громадный небритый мужик в распахнутом «анараке».
– Присаживайтесь.
– Спасибо, – он поставил на стол кружку с пивом, такой же, как и у Гурского, рыбный набор, отошел к стойке и вернулся, неся совершенно потерявшийся в его огромной ладони стакан с водкой.
Гурский выпил свои сто грамм и ел рыбу, прихлебывая из кружки.
Мужчина сидел напротив, чуть сгорбившись на маленьком для него табурете, опершись локтями на колени и расслабленно свесив кисти рук. Тяжелый, но робкий взгляд его темно-серых глаз был устремлен на водку. Затем он глубоко вздохнул, взъерошил пятерней вьющиеся льняные волосы, взял стакан и выпил его в три глотка.
– Пивком, пивком, – подсказал Гурский. Тот кивнул, отхлебнул пива и, поставив кружку на стол, достал из кармана сигареты.
– Скорей бы в море, – сказал он, сделав глубокую затяжку. – Не могу уже. Там-то я не пью. А здесь никак.
– Давно на берегу?
– Месяц.
– А кем ходишь?
– Матросом.
Они посидели молча, каждый ел свою рыбу и запивал пивом. Потом щеки у моряка наконец порозовели, взгляд утратил робость.
– И ведь, главное, – сказал он, – сначала думал: похожу, денег скоплю, квартира, там, мебель, тачка, все такое… И брошу. Ага… Там берега ждешь, а тут сам не свой, ты понимаешь? И ведь все уже есть: хата упакована, мебель там всякая, видик, телевизоров четыре штуки, даже в туалете поставил. Но я что-то последнее время их не смотрю. Раздражают. Только видик. И только фильмы про животных. Боевики, порнуху, драки всякие, стрельбу я не люблю. Не нравится. А про животных… Я в каждом порту, куда заходим, только про животных кассеты покупаю. У меня их сотни полторы уже, наверное. Но вот фильмы про охоту, сафари всякие – тоже не люблю. Не могу смотреть, как животных убивают. Очень переживаю.
– Александр, – протянул через стол руку Гурский.
– Юра, – пожал ее матрос.
– А семья есть?
– Была.
– А дети?
– Дочка с женой живет.
– Видишь ее?
– Вижу. И деньги, считай, все отдаю. Зачем они мне? Я больше месяца редко на берегу выдерживаю.
– А сколько дочке?
– Три скоро. Смешная. Я с ней прощаюсь, а она: «Ах, опять уходишь? Я тогда какать не буду!» Представляешь?
Гурский кивнул и улыбнулся.
– Слушай, – матрос Юра смущенно кивнул на пустой стакан Александра, – может, еще? Ты как?
– Да я в норме, но… – Адашев вынул деньги, – у меня сегодня еще дел невпроворот. Тебе помочь, что ли?
– Да нет, – Юра как-то странно посмотрел на Гурского, – я не в том смысле, у меня еще есть. Просто в одиночку не хочется, а с другой стороны, тебя провоцировать…
– Все нормально. Еще сотку могу себе позволить смело. – Гурский привстал из-за стола.
– Сиди-сиди, – остановил его Юра. – Может, сто пятьдесят?
– Ну давай.
Матрос сграбастал со стола стаканы, ушел к стойке и вернулся, поставив перед Гурским наполненный на три четверти, а себе – до краев.
Они чокнулись, пожелав друг другу удачи, выпили за один раз и молча доели рыбу. Закурили.
– Ну вот, – раздавив в пепельнице сигарету, сказал Юра. – Теперь пойду, поем и спать лягу. Теперь засну.
– Я, пожалуй, тоже пойду, – Гурский встал из-за стола.
Они вышли из бара, попрощались и разошлись в разные стороны.
Сделав машинально несколько шагов, Гурский вдруг остановился и остолбенел. Он растерянно огляделся вокруг, задрал голову. Вокруг была непроглядная тьма, над головой – звездное небо.»Что за ерунда такая? – пронеслось в голове. – Я ж часок всего… Куда день девался?!»
Отчаянно не хотелось верить в очевидное. Но деваться было некуда. Хронический недосып, нервотрепка всех последних дней, выпитая на выставке водка и девять часов разницы между местным временем и еще неперестроившимися толком внутри организма Адашева-Гурского биологическими часами сыграли с ним шутку: вечер он принял за утро.
Мелькнула, правда, на миг сумасшедшая мысль о том, что это не закончился еще «тот» вечер, что Дима и Петрович ждут его сейчас в экспозиционном зале, а он, видимо… видимо… Но Гурский взглянул на часы и отогнал ее ввиду явной абсурдности.
Необходимо было со всем мужеством прямо взглянуть в звериный оскал действительности и признать, что проспал он почти сутки без нескольких часов. И все аэропорты, самолеты, возвращения домой – это все теперь только завтра.
Вот так.
Он плюнул, выругался и побрел в сгустившейся тьме через пустой рынок, по натоптанной между высоких сугробов дорожке, к гостинице.
«Что-то не срастается, – думал Адашев-Гурский утром следующего дня по пути к выставке, куда решил заглянуть на минутку перед отъездом. – Петька сказал, что они тоже знают про Камчатку. Вопрос: „Почему я их опередил?“ Браток этот, который меня из поезда выбросил, постоянно чуть впереди меня оказывался. И в Комсомольске, и в Николаевске. Куда он мог рвануть из Николаевска? В Хабаровск, куда же еще. И я в Хабаровск. Но я позже. Он выехал раньше – раз, да и не в грузовике, как я, а на легковушке – два.