Металлический стержень, отфильтровывающий табачную крошку, в нем отсутствовал. Петр развернул чубук и поднес его поближе к свету. В глубине, в образовавшемся на месте вынутого фильтра пространстве что-то белело.
– Ира! – позвал он.
– Да? – вошла в кабинет Ирина.
– Слушай, у тебя пинцетика нет? Такого тоненького…
– Сейчас.
Она принесла пинцет, и Петр очень аккуратно вынул из чубука маленький бумажный комочек. Отложил пинцет и бережно расправил клочок бумаги, в котором угадывался обрывок входного билета, по всей вероятности того самого, который старик купил в кассе выставки восковых фигур. Тщательно разровнял его и прочел: «41 нибелунги числа 10, 33, 22».
– Ну? – взглянул он на Ирину. – И что он этим, ты думаешь, хотел сказать? Что это за сорок один нибелунг?
– Нет, – в раздумьи сказала она. – Это не сорок один нибелунг. Это… сейчас, подожди.
Подошла к стеллажу, где на полках рядами стояли тома «Брокгауза и Ефрона», и повела пальцем по корешкам.
– Вот, сорок первый том, Нибелунги.
– Ну-ка, ну-ка… – Петр вынул из плотного ряда абсолютно одинаковых книг ту, на которую указала Ирина, попытался перелистать и чуть не выронил на пол черную компьютерную дискету.
– Та-ак… – он подхватил дискету и, положив ее на стол, на всякий случай тщательно просмотрел том. Больше в нем ничего не было.
– Ну-ка, давай-ка посмотрим… – он включил компьютер, вставил дискету и стал ждать, пока тот загрузится.
– Ну и как? – вошел в кабинет Гурский.
– А вот что в ней было, – кивнул Волков на записку.
– В трубке?
– Ну да. Сорок первый том Брокгаузена… А в нем дискета.
На экране монитора развернулся ярко-желтый фон, на котором возникла рамочка с текстом: «Введите пароль».
– Ну вот, приехали… – откинулся на спинку стула Петр. – Ладно, давай попробуем. Какие там числа?
– 10, 33, 22.
Волков впечатал в оставленное для пароля окошко цифры и нажал на клавишу ввода. Экран моргнул и вернул надпись: «Введите пароль».
– Та-ак… Ну? – Петр обернулся к присутствующим. – Какие будут идеи?
– Поужинать, – высказался Гурский.
– Да, на самом деле, – согласилась Ирина и вернулась на кухню.
– Ну хорошо, – Волков выщелкнул дискету, положил ее вместе с запиской в ящик стола и выключил компьютер. – Тут уже шарады начинаются, это, Гурский, больше по твоей части. А ты некормленый. Я же вижу, об чем думаешь, вместо того, чтобы об деле…
– А об чем?
– Ладно, пойдем, все у нас припасено. Мы ж тебя ждали. Мы же, чекисты, не звери.
Они вошли в просторную кухню и сели к столу, на котором, помимо прочего, благоухали на большой плоской тарелке старого фарфора тонко нарезанные балык и теша подкопченного кижуча, а в изящной, но весьма вместительной серебряной вазочке лоснилась уложенная горкой, отливающая золотистым янтарем жировая дальневосточная икра. Рядом стояла водка, перелитая Ириной из бутылки в хрустальный графин, который, томясь в холодильнике, успел запотеть.
– Господи, – сказал Гурский, – просто Новый год какой-то. Или день рождения.
– А у меня и есть день рождения, – грустно улыбнулась Ирина и взглянула на мерно покачивающие маятником настенные часы. – Уже полтора часа как.
– Да? Минутку… – Гурский вышел в переднюю, порылся в сумке и вернулся, неся в руках небольшую, вырезанную из темного дерева фигурку какого-то пузатенького, заразительно смеющегося божка. – Это Пеликен. Он на Камчатке вроде нашего домовичка. Здоровье хозяев охраняет, приносит удачу, а если его вот так по пузику гладить, по часовой стрелке, приумножает материальный достаток. Это будет ваш талисман. С днем рождения!
– Спасибо… – Ирина взяла Пеликена, стала разглядывать и погладила пальцем его круглый животик.
– Не так, Ира, я же показывал, по часовой стрелке вокруг пупка.
– Да Бог с ним, с достатком.
– Ну, не скажите.
– За тебя, Ириша. С днем рождения! – поднял рюмку Волков.
– За вас! – присоединился Гурский.
– Спасибо, – Ирина чокнулась с каждым по очереди.
После ужина было решено, что время уже позднее и Гурскому разумнее остаться ночевать, благо есть где: комната, в которой располагалась во время своих приездов Ирина, пустовала; сама хозяйка дома спала на родительской постели; Петру, «как он есть недремно находящийся при исполнении служебного долга», постелили на диване в гостиной.
Все (а в особенности Гурский) согласились с тем, что утро вечера мудренее, и, пожелав друг другу спокойной ночи, разошлись спать.
Рано утром, выйдя из спальни в наброшенном поверх ночной рубашки длинном халате, Ирина прошла мимо-спящего на диване Волкова и увидела свет настольной лампы в кабинете отца. Заглянула туда. Возле книжных полок стоял Адашев-Гурский и листал какой-то толстый словарь.
– Что это вы так рано? – сонно удивилась она. – Доброе утро.
– Доброе утро, – обернулся Гурский. – Да у меня с этими часовыми поясами – девять часов туда, девять сюда… Я там день, с ночью путал, а теперь вот здесь. Ира, а вас еще какие-нибудь словари есть?
– А что вы ищете?
– Слово одно привязалось и, знаете, как бывает, сидит как заноза. И главное, кажется, вот-вот, сейчас вспомню, крутится где-то здесь, а никак… – Гурский поставил словарь на место, подошел к письменному столу.
– Посмотрите по полкам, здесь у отца все вперемешку. Поищите.
– А он что, религиозен был? – Александр взял со стола Библию небольшого формата, обратив внимание на торчащие из нее закладки.
– Да нет, я бы не сказала. Но в последние годы он ее часто читал. И подолгу. Больше Ветхий Завет, разумеется. А еще мы с ним на ней гадали. Глупо, конечно, но забавно.
– Это как?
– Ну… он раскрывал наугад, а я загадывала строку. А потом наоборот. А потом мы вместе толковать пытались. Такая вот игра. Ему нравилось. Пойдемте кофе пить?
– Пошли.
На кухне Ирина поставила на огонь большую блестящую кофеварку «эспрессо». Гурский закурил сигарету.
Вошел хмурый спросонья Волков.
– Ириша, мне без сахара.
– Чего это ты? – Александр сделал удивленное лицо. – Никак заснул на посту? Будем наказывать.
– А вам? – спросила Ирина.
– А мне и с сахаром, и с молоком, если можно.
– Всю ночь сидел, – Петр помассировал пальцами виски. – Ничего не выходит.
– Дискету вскрыть? Угу, – кивнул Волков, отхлебывая кофе. Я эти числа и суммировал, и перемножал, и через запятую загонял, и одним числом шестизначным, и так их крутил, и эдак – ничего. Сморгнет, гад, и опять: «Введите пароль». Я уж под утро ненавидеть его стал, думал – грохну.
– Плеваться в него не пробовал?
– Поумничай давай… Не переживай, человек сильнее механизма. Расколем.
– Ну вот и давай. Кофе допьем…
– И бутерброды ешьте, – Ирина придвинула им тарелку. – Курите ни свет ни заря.
– Я не буду, спасибо, – отказался Гурский.
– А я тогда все съем, – Волков взял два бутерброда, сложил их вместе (на манер сэндвича) и стал жевать, уставившись в пространство невидящим взглядом. Адашев сходил в кабинет, вернулся с найденной в трубке запиской и опять сел к столу.
– Ира, а там больше кофе не осталось?
– Есть.
– Вот спасибо,– он размешал сахар и, прихлебывая из керамической кружки, задумался, глядя на измятый клочок бумаги.
– А ведь неправда ваша, Петр Сергеич…
– В смысле? – вернулся откуда-то издалека в окружающую реальность Волков.
– Сдается мне, купились вы на простоту. На лапидарность, тэс-скать…
Волков вскинул глаза на Ирину, та непроизвольно фыркнула и отвернулась.
– Я бы попросил при даме слов дурацких не произносить, – Петр потянулся за сигаретой.
– Ладно, пошли, – встал из-за стола Гурский.
В кабинете он взял с письменного стола Библию и стал ее листать. Петр сел к компьютеру.
– Ира, – не отрываясь от страниц, Александр примостился на краешке стола, – как, вы говорите, вы с отцом гадали?
– Он открывал наугад… я строку называла.
– Не строку вы называли, а порядковый номер строки.
– Ах вот оно что… – догадалась Ирина.
– Сейчас посмотрим. Вот, пожалуйста… Четвертая Книга Моисеева – Числа. Теперь дальше – что у нас там – десять, тридцать три, двадцать два. Что такое десять?
– Только не страница.
– Конечно. Глава. Глава десятая. Дальше – тридцать три? Строка не получается, нет ее на этой странице.
– Стих?
– Стих получается. Вот он, стих тридцать третий. Ну, а двадцать два?
– Слово, – буркнул Волков.
– Ве-ерно… – Гурский взглянул на Петра и перевел взгляд на Ирину. – А вы говорите: кроме как шашкой махать, он ни на что и не годен.
– Заткнись, – беззлобно огрызнулся Волков. – Давай сюда.
– Вы бы, Ира, и сами догадались, если бы вам эта записка безо всякой нервотрепки в руки попала. И если бы вы знали, что она от отца, – сказал Александр, протягивая Волкову раскрытую Библию.– Я уверен. Подумали бы немножко и догадались.
