В кислом зале горсуда?..
Мы гибли на фронте,
Мы хрипли в комбеде.
А вы нас вели
От победы к победе!
Нам бабы кричали:
«Водицы попейте!
Умойтесь, поешьте,
Поспите хоть ночку!»
А вы нас вели
От победы к победе,
И пуля свинцовая
Ставила точку!
Мы землю долбили,
Мы грызли железо,
Мы грудь подставляли
Под дуло обреза.
Авы, проезжая
В машине «Победе»,
В окно нам кричали:
«Достройте!.. Добейте!..»
И мы забывали
О сне и обеде,
И вы нас вели
От победы к победе!
А вы:
«Победы» меняли на «Волги»,
А после:
«Волги» меняли на «ЗИМы»,
А после:
«ЗИМы» меняли на «Чайки»,
А после:
«Чайки» меняли на «ЗИЛы»…
А мы надрывались,
Долбили, грузили!
И вот уже руки
Повисли, как плети,
И ноги не ходят,
И волосы седы.
А вы нас вели
От победы к победе.
И тосты кричали
Во славу победы:
«Ну, пусть не сегодня,
Так — завтра, так — в среду!
Достройте!.. Добейте!..
Дожмём!.. Приурочим!..»
А мы, между прочим,
А мы, между прочим,
Давно — положили —
На вашу победу!..
Хмырь зажал рукою печень,
Хмырь смертельно побледнел.
Даже хмырь — и тот не вечен,
Есть для каждого предел.
Работяга (в кружке пена),
Что ж ты, дьявол, совершил?
Ты ж действительного члена
Нашу партию лишил!
И пленительная Света,
Сандалетами стуча,
Срочно стала из буфета
Вызывать в шалман врача…
Какая ночь! Как улицы тихи!
Двенадцать на часах Аэрофлота.
И кажется — дойдёшь до поворота
И потекут бессмертные стихи!
Шёл дождь, скрипело мироздание,
В дожде светало на Руси,
Но ровно в семь — без опоздания —
За ним приехало такси.
И он в сердцах подумал: «Вымокну!» —
И усмехнулся, и достал
Блокнот, чтоб снова сделать вымарку,
И тот блокнот перелистал.
О, номера поминовения
Друзей и близких — А да Я!
О, номеров исчезновение,
Его печаль — от А до Я:
От А трусливого молчания
До Я лукавой похвалы,
И от надежды до отчаянья,
И от Ачана до Яйлы.
Здесь всё, что им навек просрочено,
Здесь номера — как имена,
И Знак Почёта — как пощёчина,
И Шестидневная война.
И облизнул он губы синие,
И сел он, наконец, в такси…
Давно вперёд по красной линии
Промчались пасынки тоски.
Им не нужна его отметина —
Он им и так давно знаком, —
В аэропорте «Шереметьево»
Он — как в Бутырках под замком.
От контражура заоконного
Ещё темней, чем от стыда.
Его случайная знакомая
Прошла наверх и — в никуда.
Ведь погорельцем на пожарище,
Для всех чужой, и всем ничей,
Стоял последний провожающий
В кругу бессменных стукачей.
Хоть на месяц сбежать в редколесье
Подмосковной условной глуши,
Где в колодце воды — хоть залейся
И порою весь день ни души!
Там отлипнет язык от гортани,
И не страшно, а просто смешно,
Что калитка, по-птичьи картавя,
Дребезжать заставляет окно.
Там не страшно, что хрустнула ветка
Поутру под чужим каблуком.
Что с того?!
Это ж просто соседка
Принесла нам кувшин с молоком.
Но, увы — но и здесь — над платформой,
Над антеннами сгорбленных дач,
Над берёзовой рощей покорной
Торжествует всё тот же кумач!
Он таращит метровые буквы,
Он вопит и качает права…
Только буквы, расчёртовы куклы,
Не хотят сочетаться в слова.
— Миру — мир!
— Мыру — мыр!
— Муре — мура!
— Мира — миг, мира — миф, в мире — мер.
И вникает в бессмыслицу хмуро
Участковый милиционер.
Удостоенный важной задачей,
Он — и ночью, и утром, и днём —
Наблюдает за некою дачей,
За калиткой, крыльцом и окном.
Может, там куролесят с достатка,
Может, контра и полный блядёж?!
Кумачовый блюститель порядка,
Для кого ты порядок блюдёшь?!
И, себя выдавая за знамя,
Но древко наклонив, как копьё,
Маскировочной сетью над нами
Кумачовое реет тряпьё!
Так неужто и с берега Леты
Мы увидим, как в звёздный простор
Поплывут кумачовые ленты:
— Мира — миф!
— Мира — миг!
— Миру — мор!
