Не прошло и трех минут после их появления, как, задыхаясь, ввалился очередной гость.
— Я увидел вас издалека,— обратился он к рекордсменам,— поднажал, но догнать не смог.
На его рубашке красовался номер 250, голову украшал шлем для игры в бейсбол, в руках он нес ракетку из стальных нитей, а на ногах были надеты туфли для баскетбола. Это был «специалист-комментатор соревнований с мячом и по совместительству вольнослушатель городского университета». Таков был его полный титул. По слухам, этот дух никогда не занимался спортом, он специализировался на его комментировании. Поэтому он был непременным участником любой спартакиады, где проходили соревнования с мячом. Позже в газетах появлялись спортивные заметки, где отмечалось, что имярек не владеет искусством распасовки, а другой игрок, напротив, мастер своего дела.
Этот дух тоже был зарегистрирован правительством, хотя жалованья от него не получал. Имени его я не запомнил, а его визитная карточка у меня не сохранилась.
Вскоре явились мои старые знакомые Сыма Си-ду и Хэй Лин-лин. Лицо г-на Сыма было серым, руки совсем зелеными.
— Господин Хань,— обратился он ко мне,— вчера я страдал от бессонницы. Всю ночь курил опиум и писал стихи. Я достиг одряхления нервной системы и неумолимо приближаюсь к могиле. Я протягиваю к ней руки.
Хэй Лин-лин, как обычно, выражался туманно:
— Господин Хань, сегодня ты другой, ты хлопаешь крыльями в форме замка по душе стакана для полоскания рта у соловья с осадком ста душ.
Я уставился на него.
— Непонятно, гм, ибо лимон кричит ночью при соловьях.
Между тем гостей становилось все больше. Почти все духи были мне незнакомы. Имя И Чжэн-синя я где-то встречал.
Окруженный большой группой гостей, антрополог разглагольствовал о нетождественности таланта и заурядности. Им изобретено отражательное зеркало, которое он надеется в скором времени внедрить в производство. Зеркало способно подсчитывать количество клеток «А» в мозгу данного индивидуума и определять степень талантливости и добропорядочности последнего с тем, чтобы в конечном счете делать выводы о его «склонизме». Профессор пояснил, что принцип действия зеркала основан на использовании ультрафиолетовых лучей. Вероятно, месяца через три он сможет провести заключительный эксперимент, основываясь на им же открытой формуле: число отраженных единиц находится в прямо пропорциональной зависимости от суммы клеток «А». Для решения формулы следует первую величину подставить вместо соответствующего иероглифического эквивалента. К сожалению, вздохнул ученый, он не очень сведущ в математике, и поэтому всяческие формулы вообще не вызывают у него энтузиазма.
В заключение г-н И Чжэн-синь заверил слушателей, что его зеркало сможет также доказывать необходимость и целесообразность различных инстинктов и свойств индивидуумов. Так, вскоре будет подтверждена идея о том, что прикрывание носов — проявление врожденной способности индивидуума испытывать стыд.
В оживленной беседе осталось почти незамеченным появление Чжао Шэ-линя, знатока позднего импрессионизма, ректора университета литературы и искусства, а также глашатая раскованной жизни. Хотя в его комнате всегда царил невероятный беспорядок, о его одежде этого сказать было нельзя: принадлежность к верхам обязывала.
Познакомился я еще с одним духом, старшим братом крошки г-на Сяо, Жао Санем, личностью довольно известной, секретарем местной политической администрации.
В 12 часов без 10 минут в гостиную вбежал полицейский чин и, став навытяжку, гаркнул:
— Докладываю! Простолюдин Лу Юз-лао прибыл!
Стало тихо. Разговор и смех прекратились. Одни поспешно стряхивали с одежды пепел, другие поправляли галстуки и приглаживали на голове волосы. Торжественно и строго, с выражением вежливой почтительности, быстрыми шагами, но не теряя при этом достоинства, свойственного верхам, гости устремились к воротам, куда подкатили пятнадцать машин.
Наш друг г-н Сяо скромно подошел к первой машине и открыл переднюю дверцу. Показался Лу Юэ-лао. На вид ему было чуть больше сорока лет. Поджарый. Сойдя с машины, он поклонился гостям и всем пожал руку. Пожал и мне. Рука у него была горячая, как огонь. Держался он на редкость непринужденно. Истинный характер простолюдина!
Захлопали дверцы других машин. Во второй находились личный инженер простолюдина и два его секретаря, в остальных тринадцати машинах прибыло сто телохранителей.
Слуги г-на Сяо мгновенно расстелили узкий и длинный ковер от ворот до зала; на ковре было выткано: «Да здравствует простолюдин Лу». Улыбаясь, Лу Юэ-лао проследовал по ковру в зал.
— Э,— говорил он на ходу,— у нас равноправие, я всего лишь простолюдин, к чему такие церемонии, ха-ха!..
— Сие есть проявление нашего уважения к столпу района,— быстро проговорил г-н Сяо.
— Не привык я ко всему этому, и баста. Ну, спрашивается, на кой мне эти телохранители, а поди ж ты, сверху нажимают, пусть, говорят, торчат тут на всякий случай, и все тут! Я привык к простой жизни. А? Верно?
— Правительство,— вставляет Жао Сань,— прониклось глубоким пониманием того факта, что в лице простолюдина Лу имеет крупного государственного деятеля, поэтому оно выделяет людей для личной его охраны.
— Ну, брат, и хватил же ты, ха-ха-ха!
Тут все заговорили наперебой, отмечая истинную простоту характера Лу Юэ-лао, отсутствие в нем высокомерия и чванства, и это при столь высоком общественном положении!
Присутствующие стали в круг, а в середине зала с метлой в руках расположился высокий гость. Тридцать секунд столп района подметал идеально чистый пол, после чего метлу унесли. Кто-то из гостей воздел вверх правую руку и прокричал:
— Простоте характера слава, слава, слава!
И все неистово захлопали в ладоши.
Во время приема Лу Юэ-лао сидел за чайным столиком и беседовал с Жао Санем. На столе были чай, папиросы, спички.
Неожиданно Лу Юэ-лао нажал кнопку звонка. Вошел лакей.
— Пить,— приказал он.
Лакей обеими руками поднес чашку к его рту.
Через некоторое время вызов повторился.
— Стряхни с рукава пепел!
Вскоре Лу Юэ-лао поднялся. Перед ним снова расстелили ковер. Гости проводили крупного государственного деятеля до ворот, и пятнадцать машин, напоминая своим видом сколопендру, тронулись с места.
Когда гости разошлись, я поинтересовался, в чем смысл подметания полов. Оказывается, этот акт выражает простоту и демократизм Лу Юэ-лао. Согласится ли богач подметать пол? Но в основе политики района лежат идеи простолюдинов, и, следовательно, богачи должны быть просты и демократичны. Ритуал соблюдается на каждом крупном приеме.
— А ковер?
— Ковер? Хочешь в обществе иметь вес, поддерживай связь с простолюдинами. Я связан с Лу. Каждый встречает своего простолюдина точно так же. Это домашний ковер... Его держат даже в доме Генерального Президента.
Вечером г-н Сяо отправился с крошкой смотреть звуковой фильм.
День любой...— Сегодня мы поедем обедать к Жао Саню, а потом отправимся в любопытнейшее местечко,— сказал г-н Сяо.
— Куда именно?
— Не задавай лишних вопросов. Не пожалеешь.
Он заглянул в газету и вдруг вскочил как ужаленный.
— Ба! Да ведь сегодня с утра гражданская панихида по профессору Вэню!
— А это кто?
— Почтенный профессор Вэнь — ученый с мировым именем. Его называли всемогущим. Он написал уйму книг по самым разным отраслям знаний. Я не знаю ученых крупнее его.
После такой рекомендации мне страшно захотелось побывать на панихиде.
Г-н Сяо заверил меня, что это легко устроить.
— Нет, ты только подумай,— сокрушался он,— забыть о панихиде! — И он в сердцах хлопнул себя по лбу.— Поехали!
Машина была подана незамедлительно.
В актовом зале городского университета собралось около 300 тысяч духов, в том числе Генеральный Президент и все три простолюдина.
Маститые ученые, простолюдины и Генеральный Президент произносили на редкость однообразные и шаблонные речи о славе и величии профессора Вэня.
Пожалуй, на общем фоне выгодно выделялся доклад, посвященный жизни и деятельности покойного. Профессор Вэнь был поразительным эрудитом, ибо прадед его представлял верхушку верхов общества. В детстве будущая знаменитость получила разностороннее образование, равное нынешнему университетскому. В двенадцатилетнем возрасте Вэнь написал докторскую диссертацию, одобренную покойным великим вождем простолюдинов Дун Хаем и принесшую ему искомую степень. До самой смерти Вэнь был профессором городского университета. Наиболее известными считаются десять его трудов:
1. От абсолютизма к теории относительности.
2. Подлинный смысл политики простолюдинов.
3. Учение о физиогномии Маи.
4. Начальное пособие по баскетболу.
5. Компендиум по кулинарии.
6. Общий очерк философии.
