— Гм… (Это — второй член правления.)
— Гм… (Это — третий член правления.)
— Гм… Гм!.. (Это — бухгалтер.)
А помощник бухгалтера, так тот прямо запротестовал:
— Это против инструкции!.. На расходы по поездке должен идти по инструкции такой-то процент… А тут никакого процента нет… Не по закону… Такой отчет и утвердить, по-моему, нельзя… Надо в центр, как центр…
Инцидент!
Неприятно Екатерине Петровне, что из-за нее бухгалтерия кувырком пошла.
Однако ничего, работает…
Зашла на склад…
— Сколько у вас сахара? — спрашивает у заведующего.
— 600 пудов.
— А нельзя ли перевесить?
— Можно…
Перевесили.
— Сколько?
— 620! А правильно — 600, потому что те двадцать из усушки, утечки и утруски набрались…
— Запишите, что у вас на сегодняшнее число не 600, а 620 пудов!..
— Как?! Инструкция… Не могу ж я против инструкции…
— Запишите… . . . . . . . . . . . . . . . . .
— Гм!.. (Это — один член правления.)
— Гм!.. (Это — второй член правления.)
— Гм!.. Гм!.. (Это — бухгалтер.)
А помощник бухгалтера, так тот прямо запротестовал:
— Это против инструкции… По инструкции на усушку, утечку и утруску положен определенный процент… Это записывать нельзя… Надо в центр, как центр…
Инцидент…
— Екатерина Петровна! Мы тут, члены правления, посоветовались между собой и решили просить вас взять на себя культурно-просветительный отдел… Работник вы очень хороший и чрезвычайно для нас полезный… И мы вас ценим. Но для такого дела, как торговля, опыта у вас еще маловато… Поработаете, поприсмотритесь — и прекрасный из вас выйдет кооператор-оператор… Вы не сердитесь… Интересы дела…
— Да нет… Я ничего не имею… Мне все равно, где работать. . . . . . . . . . . . . . . . . .
Встретил я как-то Екатерину Петровну.
— Ну, как живется-можется?
— Подкачала, голубок! Нет опыта. Учусь! Присматриваюсь!. . . . . . . . . . . . . . . . . .
А теперь давненько уже не видел Екатерины Петровны. Как там она — не знаю… И в газетах что-то не слышно о ней… На одну только заметку наткнулся:
"Где женщина в кооперации — там растрат не наблюдается…"
А про Екатерину Петровну ничего не нашел.
1926
Перевод А. и З. Островских.
(К женскому съезду)
О доле женской. Каких-то семь лет промелькнуло, а глядите, сколько перемен! Да каких перемен…
Возьмем женщину.
Жила она и радовалась…
Подрастет, выдадут замуж, очипок [1] наденет, колыбельку повесит, веревочки в колыбельке прочные, сиди себе и подвывай потихоньку:
Ой ну гойда, гойда,
Чужая мать пройда,
А наша люба
Не идет никуда,
Будет дома сидеть
На Оришечку глядеть.
А-а-а-а-а!
Люли-люли-люли,
Котику дули…
На следующий год чуточку не так… Уже вместо Оришечки:
На третий год:
На четвертый:
И только иногда бывало, задумается женщина, когда батюшка учудит какого-нибудь Акакия…
— И такое батюшка повыдумывал. И как тут петь — такое чудное имя дали…
Утром встала, за курами присмотрела, какая из них с яйцом… Свиньям вынесла, корову подоила, потом к печи. Летом одна работа, зимой — другая.
Живи себе и радуйся…
Воскресенье бог пошлет — в церковь сходила, свечку прилепила, домой пришла — дома пироги, капуста и вареники…
А после обеда кумушка приходит:
— Не почесать ли голову, кума?
— А я вот к вам собиралась, голубушка… Новую гребенку старик на базаре купил…
— Ложитесь, кума…
И так хорошо… Лежишь себе на лавочке, у кумы на коленях… А летом — в саду под вишней, на рядне… А кума почешет новой гребенкой, волосок к волоску кладет… Лежишь себе, дремлешь, а на голове только — тр-р-рись, тр-р-рись!
И так мило, и так спокойно!
Волосы длинные, ухоженные…
Когда муж придет, собьет очипок, схватит — так есть за что ухватиться…
Жили, точно в карты играли…
И до старых лет доживали…
Бабушками становились, внуков качали и старенькому на воскресный день рубашку стирали…
Хозяйничала уже или дочка, или невестка…
А старик, бывало, придет, поглядит:
— Где же, старушка, твои шелковые волосы? Не за что уже ухватиться…
— Э, старик, не те годы! Поистрепались мы с тобой!
— Поистрепались, старенькая, поистрепались…
…И мужья уважали…
— Вот у меня жинка! Вот жинка! Ноги мне помоет и воду ту, если я захочу, выпьет!
— А у меня муж? Век прожили — "врешь" никогда не сказал… Только утром встанешь, матюкнет и недоуздком огреет — и больше ничего. И уже внуки есть. Живем и до сих пор, как бог приказал…
Было когда-то — минуло…
И к чему теперь идет, к чему оно и поворачивает?
И в комитет бедноты…
И в сельский Совет…
И в кооперацию
И во Всеработземлес…
И в женотдел…
И в партию…
И в ликбез…
И в охматмлад…
А муж чертом:
— Я за тебя, что ли, за курами буду присматривать?
— А яйца ешь?
— Яйца? Яйца — дело десятое! Но чтобы я проверял, которая с яйцом, чтобы я марался, да пусть они сдохнут!
Трудные времена настали…
Не успеешь в ликбез заскочить, а он, чертова образина, клуню откроет, сядет:
— Цип-цип-цип-ципу-у-у!
Зайдут бедные куры, а он доской — тр-р-рах! И тогда:
— За курами смотри, охматмладка ты делегатская! В клуне почти все снопы побили… Зажарь вон тех троих, — это я их из клуни вытурил!..
Или ребенка в помойную лохань посадит и в крик:
— До каких пор ты по собраниям будешь шляться? Дети вон в помойных лоханях плавают, а тебе все революция?! Ой, Наталка, зудят у тебя волосы! Ой, зудят!..
Да махнешь только рукой.
— Зудят, да не тебе чесать… . . . . . . . . . . . . . . . . .
Трудные времена настали…
1926
Перевод Е. Весенина.
[1] _Очипок_ — чепец.
