Перед заключительным туром оргкомитет отсматривал программы. Происходило это во Дворце культуры работников связи. Танцевальный зал на пятом этаже спешно готовился к смотру. На высоких козлах стоял маляр и что-то подкрашивал. Носили стулья и столы, настраивали пульты.
Грянула музыка, началась репетиция очередной программы. В зале погасили верхний свет. Маляр присел у своего ведра и вытащил «Беломор». По его лицу было трудно догадаться, как он оценивает происходящее.
А двое ведущих, отчаянно пытаясь быть веселыми и раскованными, начали тематическую программу. Она была посвящена истории Ленинграда. Ведущие вели себя так, будто перед ними полный зал молодежи. На самом же деле их смотрели члены оргкомитета, человек восемь - усталые и задерганные предстоящим конкурсом.
Тем не менее их попытались втянуть в литературную викторину. За правильные ответы угощали жевательной резинкой. На экране мелькали слайды: петербургские дома, старинные гравюры и портреты. Попутно члены оргкомитета узнавали, что «царь заставил Пушкина посещать придворные балы», «Американцы построили Дом книги», а «Литератор Греч ссорил Пушкина с Николаем Андреевичем Гоголем»…
Это была чудовищная мешанина из имен, дат и непроверенных, а то и просто неверных фактов.
Маляр спустился с козел и исчез в неизвестном направлении.
После короткого и энергичного обсуждения программа была отвергнута.
«В известной басне Крылова герой объедается популярным первым людом! Как называется это блюдо? Какие первые блюда вы еще знаете?»
«Уха, страдая от неловкости, отвечали члены оргкомитета. - Борщ. Харчо. Солянка…»
Вот именно, солянка.
И вот началось!
Председатель жюри объявила об открытии заключительного тура, и в зал, точно цунами, выкатился из колонок первый аккорд музыки.
В центре было свободное место для танцев. По бокам располагались столики. За столиками сидели молодые люди.
Опоздавшие спешили на свои места из буфета, прижимая к груди бутылочки пепси-колы и бережно неся тарелки с бутербродами.
– Наша дискотека начинает свою программу! Желаем вам приятного отдыха!
Ритм, ритм!
Будто к уху приложили подушку и колотят по ней деревянной скалкой.
В центре зала, откуда ни возьмись, появились извивающиеся фигурки, затянутые во что-то блестящее. Они напоминали шелковичные коконы, только до чрезвычайности подвижные. Это были заводилы танцев.
Возглавлял их небольшого роста молодой человек в полупрозрачной белой накидке. Серебряная ленточка стягивала его античную шевелюру. Он был похож на мотылька и амура одновременно. Пока он солировал в центре зала, обнаруживая явную балетную выучку, его коллеги вытягивали за руки в круг первых танцующих.
Маленькая девушка с пышной гривой волос, похожая на пони, прогарцевала мимо меня, возглавляя змейку пляшущей молодежи. Я остался в одиночестве за своим столиком и стал медленно чистить апельсин, старясь не смотреть в облицованную зеркальным стеклом колонну напротив, где делало то же самое мое старое и неуместное изображение. Оно мне не нравилось.
Носок моего ботинка предательски подрагивал под столом. По-видимому, молодым у меня остался только он. Ботинок прямо-таки рвался в бой. Но когда я представлял себя в этой молодой, беспечной, прыгающей толпе, то мне становилось грустно. Я мог с грехом пополам изобразить лишь прыжки, но не молодость и беспечность.
Я никогда не был страстным любителем танцев. Между тем, когда я вспоминаю собственную жизнь, выясняется, что танцы занимали в ней определенное место. Мне удалось пережить танцевальные увлечения примерно трех последних столетий. Впрочем, как и любому человеку моего поколения.
В шестом классе я посещал кружок бальных танцев, где нас учили светски походить к даме и кивком головы приглашать ее на танец. В танце полагалось тянуть носочек и смотреть на даму с аристократической полуулыбкой. Т
анцы были такие: мазурка, краковяк, падеспань, падепатинер, полька, кадриль, вальс… Кажется, еще что.
Вспомнил: менуэт и гавот.
Господи, как летит время! Менуэт и гавот!
Хотел бы я сейчас попробовать пригласить даму на гавот. Моя дочь и слова-то такого не знает!
Я взрослел, и сменяли друг друга танцевальные эпохи: танго, фокстрот, чарльстон, рок-н-ролл, буги-вуги, твист, шейк…
Вот скромница: она едва поводит плечами и глазками, спина выгнута, ноги почти не работают, временами она просто стоит на месте, работают лишь кисти рук.
Вот кокетка: головка повернута к плечу, губы трубочкой, ноги и руки ходуном ходят. Выражение лица такое, будто ее застали не совсем одетой, - оскорбленная невинность.
Вот деятельная фигура: она сучит руками бесконечную нить и вращает нижней частью туловища, точно рукояткой мясорубки. На лице решимость танцевать до конца, даже если это продлится неделю.
Вот особоа романтичная: она запрокинула голову и передвигается, точно сомнамбула, с безвольно опущенными руками.
О юношах молчу. Они, как правило, танцуют безобразно. Грубо, некрасиво и пошловато.
Если забыть об эстетической стороне бытовых танцев, то у них имеются следующие утилитарные цела:
А) выработка танцующими координации движений;
Б) поддержание мышечного тонуса;
В) времяпровождение;
Г) знакомство с партнером или партнершей, поддержание знакомства, ухаживание и т.п.
Что касается первых трех пунктов, то современные танцы дадут сто очков вперед танцам прошлых лет. Это трудная и опасная работа, требующая подготовленного костно-мышечного аппарата. Трясутся полы, гудят колонны. В Америке на танцующих упал потолок. Мощность средней дискотеки равняется мощности колхозной гидроэлектростанции.
Но с последним пунктом заминка.
Вспомним, какие муки, какие страдания пережили мы в юности на танцах! И из-за чего? Только из-за боязни пересечь зал, подойти к противоположной стене, у которой жались девочки, и с деревянным кивком пригласить на танец ту… Или даже эту.
Ноги становились как ватные. Прошибал пот, в глазах толпились красные шарики, в ушах стучала кровь. И вдруг тебе отказывают! И ты как идиот возвращаешься к противоположной стене под огнем кинжальных взглядов всей школы. Ах, позор…
Или стоять в стайке подруг, мять влажный платочек, делать вид, что тебе безразлично, когда вокруг приглашают всех, кроме тебя, и краснеть, и слезы наворачиваются… Ах, обида!
Я уже не говорю обо всех переживаниях, связанных с тем, куда положить руку и в какую сторону двинуть ногу. Это неописуемо.
Этот священный ритуал приглашения, выбора, равносильного жизненному (так казалось), ритуал, породивший множество драм и неврозов, начисто изжит современным танцем.
Счастливые вы наши! Вам никогда не узнать этих терзаний, не испытать глубины поражения, не обрести комплекса неполноценности. Вы встаете из-за столиков и выходите на свободное место - просто встаете и выходите сами по себе, небрежно посматривая по сторонам. В одиночку ли, группой - вам это, в сущности, все равно, вы идете танцевать для себя, чтобы самовыразиться, и плевать вам на все муки предыдущих поколений с их ритуалами.
Я не могу забыть одного паренька лет шестнадцати, увиденного однажды в Крыму. Мы отдыхали семьей в пансионате, расположенном вдали от шумного Южного берега, где-то между Севастополем и Евпаторией.
Там была открыта танцевальная площадка, над которой висел алюминиевый репродуктор-колокольчик. По субботам из него падала на площадку хриплая музыка, а отдыхающие с детьми от нечего делать толпились рядом. Почти никто не танцевал, за исключением группы молодых девушек и стайки детей, уморительно им подражавших.
Парень приходил из соседнего поселка один, вел себя скромно, стоял под ветвями акации, залитой электричеством южной ночи. Медленные танцы он пережидал, но когда колокольчик начинал ритмично содрогаться, он выходил на возвышение танцплощадки и начинал танцевать.
Глаза его были прикрыты в экстазе, он словно гладил себя движениями ладоней, гримаса боли и счастья искажала лицо. Ему никто не был нужен, только он сам и музыка. Это была квинтэссенция нарциссизма и одиночества.
Но вот кончился танцевальный блок, и публика вновь осела за столиками. Начался блок тематический. Три слайд-проектора принялись обстреливать экран изображениями. Каждое задерживалось на нем не более чем на три секунды. Ведущий произносил текст.
Продолжала играть напористая музыка. Публика потребляла информацию.
За три дня смотра мне довелось увидеть довольно много тематических блоков продолжительностью от трех до пяти минут. О чем я только не узнал! Об архитектуре Ленинграда и о докторе Споке, о космических исследованиях и о новых марках мотоциклов, о художнике Малевиче и о Джоне Ленноне, о музее восковых фигур и о президенте Рейгане.
