— Что тут происходит?
— Он не заплатил за Хафтару!
— Или сейчас же заплатите, или верните ему эту самую Хафтару! — строго сказал полицейский.
* * *
Один необразованный крестьянин вошел в синагогу помолиться. Послушал он, как люди возносят Богу молитвы, и тоже захотел выразить Ему свою любовь. Встал он перед ковчегом, где хранится свиток Торы, и начал проникновенно повторять без конца все буквы еврейского алфавита: алеф, бет, гимел и так далее. Услышав его, люди удивились, а потом начали смеяться над малограмотным человеком.
— Да он не знает даже самых простых субботних молитв! — корчился от смеха шамес.
Перестав произносить буквы, крестьянин наконец обратился к Богу:
— Владыка мира! Человек я простой, необразованный, но ой как хочется найти слова для прекрасных молитв Тебе! А их у меня нет, этих слов. Поэтому выслушай, Боже, как я читаю буквы, и Сам составь из них слова, что выразят любовь к Тебе, которой полно мое сердце.
* * *
Как‑то сапожник пришел к раввину и сказал:
— Скажи, как мне поступить с утренней молитвой? Мои клиенты — небогатые люди, у них всего лишь по одной паре обуви. Я беру в ремонт их обувь вечером и работаю большую часть ночи. К рассвету я не успеваю все закончить, а ведь людям нужна обувь до начала работы. Как же мне быть с утренней молитвой?
— Как ты молился до сих пор?
— Иногда я быстро проговариваю молитву и возвращаюсь к работе, но затем мне становится не по себе. Иногда мне приходится и вовсе пропускать молитву. В этом случае я также ощущаю чувство какой‑то потери, и каждый раз, когда поднимаю обувной молоток, я почти слышу вздох своего сердца: «Как же мне не везет; у меня совсем нет времени на утреннюю молитву!»
— Если бы я был Богом, — ответил раввин, — то этот вздох для меня был бы дороже самой молитвы.
* * *
Однажды ребе Рашаб беседовал с хасидами в предвечернее время. Разговор затянулся до времени минхи. На стол подали чай, но хасиды не могли решить, что делать прежде: пить чай или молиться.
— Если вы хотите и спокойно и не торопясь выпить чаю, надо прежде помолиться. Но если вы хотите спокойно и не торопясь помолиться, надо прежде выпить чаю, — сказал ребе.
* * *
К местному богачу пришли представители общины. Поскольку хозяин знает, что они будут просить денег, он не прерывает молитву.
— Реб Хаим, напомню вам: ради мицвы молитву можно прервать в любую минуту, благотворительность — дело в высшей степени богоугодное, а мы хотим попросить у вас денег для одного дела.
— Значит, прервать?
— Да, пожалуйста!
— Ответить, значит?
— Мы вас слушаем очень внимательно!
— И я отвечу: вы не получите ни копейки!
* * *
Еврейская община в Германии просит одного польского раввина дать отзыв о знакомом ему кандидате в раввины и получает ответ: «Он — Моше (пророк Моисей), Ибн Габирол (средневековый еврейский философ в Испании) и Герцль (сионистский лидер) одновременно».
Получив место, молодой человек оказывается ни на что не пригодным. На претензии пострадавшей общины раввин отвечает: «А теперь вы просите меня разъяснить мою рекомендацию? Ну что же, объясню. Я имел в виду, что он косноязычен, как Моше, не знает немецкий, как Ибн Габирол, который его не знал, и ничего не смыслит в иврите, как уважаемый Герцль».
* * *
Литовские раввины, миснагеды, отличались ученостью, приобретенной за долгие годы учебы. Желая похвалить такого раввина, евреи называли его ламдан. Хасидские же раввины были замечательны не столько знаниями, сколько набожностью.
Молодой человек из Ковно претендовал на место раввина в Германии, и немецкая община просила у ковенского раввина дать о нем отзыв.
— Он — единственный в своем роде, — отвечал раввин. — Он сразу и хасид, и ламдан.
Когда претендент получил место, оказалось, что он ни на что не годен.
— Как вам не стыдно было его нам рекомендовать? — упрекает немецкая община ковенского раввина.
— Я сказал вам чистую правду, — отвечает тот. — Он не хотел учиться, как хасид, и не набожен — точно, как ламдан!
* * *
Ешиве — бохер поздно ночью сидит в одиночестве над своими фолиантами. Вдруг, с недосыпу, ему чудится непонятный шорох. Он начинает рассуждать
— Что это такое? И что мне делать? Может, это кошка, тогда — «брысь»! А если злой дух, тогда — «Шма, Исроэл!» Но может быть — это воры, тогда — «карау — у-ул!».
* * *
К раввину — реформатору приходит еврей из соседней общины:
— Ребе, у меня возник конфликт с Богом.
— А почему вы не пошли к своему раввину?
— Он человек богобоязненный, постоянно защищает точку зрения другой стороны, и я подозреваю его в предвзятости.
* * *
Рабинович в жару в синагоге снял пиджак. Раввин сделал ему замечание.
— Ребе, мне сама английская королева разрешила снимать пиджак.
— При чем тут королева?
— При том! Я был в Англии в составе делегации, нас пригласили на обед к королеве. Я снял пиджак и повесил на спинку стула, а королева сказала:
— Рабинович, пиджак у себя в синагоге будете снимать!
* * *
Проповедник яростно обличал в своей проповеди тех, кто оскверняет шабес, открывая в этот день лавку. Во время сбора пожертвований он получил
самую большую сумму от самого большого грешника, который всегда торговал в субботу.
— Спасибо вам большое, — сказал торговец. — Вы так напугали моих конкурентов, что теперь они не осмелятся открывать лавку в шабес!
* * *
Некоторые еврейские общины были настолько бедны, что на большие праздники попасть в синагогу можно было, только купив входной билет.
Служба уже началась. К синагоге подбегает еврей и хочет войти. Шамес останавливает его:
— Стоп! Где ваш входной билет?
Еврей:
— Побойтесь Бога! Мне срочно нужно поговорить с моим зятем, он тут молится!
Шамес хитро подмигивает и говорит:
— Ах ты, жулик! Ты просто хочешь помолиться задаром!
* * *
Раввин, обнаружив недостаток средств, поступающих на нужды общины, гневно клеймит в проповеди скупцов:
— Как платить налоги — так вас нет, а как лежать на еврейском кладбище — так все ломитесь!
* * *
Кагал обращается к торговцу углем с просьбой: не мог бы он пожертвовать ей шесть вагонов угля? Торговец мнется:
— Для меня такое пожертвование не по силам, но я готов продать вам его за полцены.
Ударили по рукам. Община отгрузила три вагона. Через пару месяцев торговец напоминает, что нужно забрать еще три и расплатиться.
Через некоторое время он получает письмо такого содержания: «Вы предложили шесть вагонов за полцены, что соответствует трем вагонам бесплатно и трем вагонам за обычную цену. Первые три вагона мы получили, а от оставшейся части отказываемся по причине тяжелого финансового положения».
* * *
В одном местечке была старая — престарая синагога. Крыша ее постоянно текла, там дыра, тут прореха.
Посетил однажды эту общину ребе Меир. Подошел он к синагоге, заглянул внутрь, призадумался на минутку и сказал:
— О, не иначе, как здесь дом Всевышнего!
Почтенные члены общины, сопровождающие знатного гостя, довольно заулыбались.
— Да, не иначе, как здесь дом Всевышнего! — повторил раби. — Будь это дом одного из вас, все бы сверкало, а прорехи были бы заштукатурены.
* * *
Некий приезжий заявляет, что он — гер. Так как «гер» выглядит очень бедным, то деньги на него сыплются со всех сторон от стремящихся поддержать новообретенного единоверца. Через какое‑то время выясняется, что на самом деле он — еврей по рождению. Все возмущены. Тогда «гер» говорит:
— С чего вы так разволновались? Вы что — антисемиты? Только их может расстраивать, что мой отец был евреем!
* * *
Сидит негр, читает Тору. К нему подходит старый еврей и спрашивает:
— Тебе что — мало того, что ты негр?
* * *
Жили по соседству два еврея. Один из них был преуспевающим адвокатом, а кроме того, знатоком Торы, славящимся своим благочестием, а другой — бедным работником. Работник трудился весь день и часть ночи. В субботу, когда у него наконец появлялась возможность взять книгу в руки, он быстро засыпал от усталости и никак не мог одолеть первую книгу Мишны. Преуспевающий сосед находил время для того, чтоб изучать книги и участвовать в диспутах в синагоге. При встрече во дворе он бросал удовлетворенный взгляд на бедного работника и спешил к своим праведным занятиям. Бедный вздыхал и думал: «Как ему повезло, он может столько времени уделять духовным трудам!» Но вот эти два человека завершили свой путь земной, и их души предстали перед Небесным судом, где жизнь каждого человека взвешивается на чаше весов Божественного Правосудия. Ангел — адвокат положил на правую чашу весов главные добродетели ученого: многочисленные часы изучения Торы, молитвы, умеренность. На левую чашу ангел — обвинитель положил единственный предмет: удовлетворенный взгляд, который ученый время от времени бросал на соседа. Левая чаша медленно начала опускаться, сравнялась с правой, а затем перетянула ее.
