Парни в чёрном спустились со сцены, и под крики «дискотека! дискотека!» на танцпол повалили пьяные и развратные малолетки.
- Паша, пойдем! Ты мне нужен! — неуловимый и горячий, как пламя в камине графской залы, Кирилл восстал предо мной из ниоткуда и повлек за собой в никуда.
- Там этот… «синчюбигон» приехал! — крикнул директор по маркетингу, повернув на ходу потное лицо в мою сторону.
- Кто-кто? — опешил я. — Что ещё за «сенькаберимяч»?
- Да Невегрин твой, что ты пел на пьянке, помнишь? Синчюбигон! Бэби айна-на-на-на… — Кирилл изобразил скандинава, и, надо сказать, у него получилось неплохо.
- А! Томас Невергрин! — ошалел я. — Ты не шутишь? Что он здесь делает? Не может быть! Я его песню эту, как из Москвы уехал, всё время напеваю! Так веди меня скорей к нему!
- Не шучу! У нас сегодня ребята серьезные отдыхают, нефтепромышленники. Узнали, что он из Норвегии своей летит на Москву через полюс, вот и завернули на пару часов сюда… Так… попеть, чисто…
- Нормальные скотопромышленники, представляю, сколько ему заплатят…
- Нефтепромышленники!
- Уотэвэр!
После короткой пробежки по запутанным коридорам закулисья, мы добрались до центральной гримёрки. Сразу стало понятно, что «завернулся» звезда европейских хит-парадов не просто так: на зеркальных столиках стояли салатницы с черной икрой и серебряные ведерки с охлажденным французским шампанским. Шкафообразные дядьки в дешёвых чёрных костюмах бросились наперерез.
- Я организатор, — осадил их Кирилл зычным басом.
- Томас! Хау из ит гоин он, мэн! — приветствовал я бледного симпатичного парня с мелированным каре в углу.
- Хай, айм файн, сенкс, — музыкант оказался абсолютно безпафосным и свойским чуваком. — Плиз, телл ем ай донт дринк водка! Зей кип инсистин!
-Ноу, проблем, — понял я проблему интуриста. — Айв гат сам гуд ол Джэк фо ю хиэ! Ноу мо водка фо ю, мэн, ноу мо!
Я деликатно рассказал промышленникам, что их жар-птица не пьёт водку и работает только на «Джеке», после чего Кирилл был накурен в альковах, а мы с Невергрином махнули по бурбону.
- Окей! Гатту гоу нау, май френд! — ослепительно улыбнулся Томас и отправился с группой на сцену. Второй раз за вечер я ломанулся в зал, слушать кого-то, кого я знаю лично.
Западные техники уже закончили настраивать аппаратуру и группа Невергрина начала выступление. Насколько я фанател от выступления моих друзей — группы Мачете — настолько я был поражен разницей в звучании. «Слабенький евро-поп» норвежской звезды вставил так, что прикурили все северные рокеры. Это было поистине качество на мировом уровне. Всё было отработано до мелочей: хореография, бэк-вокал, каждая нота.
Я наслаждался без всяких «но» и «если».
Многие российские звезды, с концертов которых я уходил разочарованным, были грубы и не благодарны своим фанатам настолько, что позволяли заканчивать сольные концерты, не исполнив своих главных хитов. Много раз я покидал концерты Чижа без «Песни о Любви», и концерты Фруктового Кефира без «Полины», но, слава Богу, у западных профи с этим все всегда ол-райт.
- Синс ювбин гон, — затянул Невергрин, и толпа поднялась на дыбы. — Бейби ювбин он майн майнд, синс ювбин гон, хау кэн ай гоу он? Синс ю вбин аут оф май лайф!
Хит, как говорится, он и в Африке хит! Людям в зале вдруг стал тесно дышать от любви. А меня… а меня неожиданно обуяла тоска. Я вспомнил зелёные глаза Светки, её милую улыбку с ямочками на щеках. Среди всей этой праздничной толпы, среди всего этого великолепия, я почувствовал себя одиноким.
Медленно протолкавшись сквозь толпу танцующих, я вышел на ступеньки дома культуры.
- Разреши представить, — обратился ко мне Кирилл, обнимающий красивую, но немного полную блондинку, — моя жена, Лида.
Незамедлив выразить сдержанное восхищение, я нырнул в такси и поспешил домой.
Черешнев, похоже, заночевал у волоокой красавицы, так что квартира зияла пустотой и усугубляла творческую хандру.
Звонить в Москву было уже слишком поздно. Разница во времени делала эту мысль бессмысленной. Ничего не бывает хуже, чем позвонить в неправильное время или по плохой связи.
- Алло, Алла, я люблю тебя!
- Что?
- Алла!
- Алло?
- Я люблю тебя, Алла!
- Мотя?
- Нет, это Петя! Я говорю, я люблю тебя, Алла!
- Ничего не слышу!
- Да ёб, твою мать!
Раздражение. Раздражение.
Я не стал звонить. Уперся спиной в стену. Взял гитару, привезенную с собой из Москвы, начал наигрывать грустную приджазованную мелодию. В душе моей, как в кастрюльке рачительной хозяйки на медленном огне томилось разрубленное на кусочки сердце в соусе из обиды, надежды, разочарования и чего-то, что я ещё не испытал, но обязательно испытаю.
«Стань богатым или умри, пытаясь», — вот девиз негров из Южного Бронкса. Так и я всю жизнь шёл куда-то и что-то искал…
Я не знал, что именно… Но знал, что точно узнаю, когда увижу…
В мелодии гитары была красота латинского джаза и тоска русской души.
Закат затянул горизонт кровавой пеленой, и слова лились на бумагу сами собой…
«Долгий закат топит тонкий луч в вине.
Пусто в душе и на сердце холодней.
И пусть без причин, просто серый дождь прошел
В стену глаза и бокал на грязный стол…»
Я думал над нашей со Светкой ситуацией. Мы, конечно же, ещё любили друг друга, но что-то неумолимое заставляло нас бросать в лицо друг другу грубые фразы и отдаляться друг от друга. Мы всё ещё держались за руки, но дороги, по которым мы шли, расходились в разные стороны. И все сильней становилось натяжение. Ни на секунду не останавливаясь, мой мозг искал ответ и решение. Я искал выход. И писал об этом.
«…И хоть чуть-чуть отдышаться, на краю удержаться,
пригласить эту ночь домой
Я просто быть не хочу и просто так не смогу
и я один только лишь с тобой…»
Ощущение фатальности повисло над нами.
«…Город уйдет, чтобы завтра вновь позвать
Прятать в толпе, чтоб никто не смог отнять
И можно уйти — стоит только захотеть,
Падать на дно — не разбиться, не взлететь
И просто так соглашаться, не спорить и сдаться,
Будет лучше тебе и мне
Не искать в этом смысл, не загадывать чисел,
и надеяться лишь во сне.
Я просто быть не хочу и просто так не смогу
и я один только лишь с тобой
И надо нам отдышаться, на краю удержаться,
пригласить эту ночь домой…»
* * *
Такси везло меня из Домодедово, обгоняя и лавируя между машинами, но всё равно казалось, мы едем очень медленно. Разлука, как хороший хирург, сшила и залатала мою разваливающуюся любовь к жене. Я ехал к ней, чтобы сказать, что настала пора, наконец, завести ребёнка.
Наша будущая квартира, купленная на условиях долевого строительства, даже по самым плохим прогнозам должна была построиться не позже, чем через пару лет, и уж тогда мы могли бы, наконец, перестать мотаться по съемным квартирам и зажить, как нормальная семья: Светка смогла бы выбрать в квартиру мебель по своему вкусу, а я бы устроил в гараже репетиционную базу для нашей команды.
В Москве стояла тёплая погода, мягкие лучи заходящего солнца били в глаза и настраивали на самые позитивные мысли.
Светку я застал в слезах. Она сидела на кухне и плакала. Пепельница была полна окурков. Рядом стоял наполовину опустошенный стакан с водкой.
- «Социальная Инициатива» обанкротилась, — рассказала жена, - Мы потеряли всё.
Радужные планы рухнули в одночасье. Патронируемая Лужковым и Громовым строительная организация оказалась мошеннической схемой. Качественно построив несколько десятков домов и заручившись широкой поддержкой муниципальных властей по всем крупным городам России «Социальная Инициатива» создала себе необходимое реноме надежной компании. С определенного момента они уже ничего не строили, а только принимали деньги вкладчиков. Это была грандиозная и циничная афера!
Четыре года мы выбивались из сил, работая одновременно на двух-трёх работах в Америке, чтобы обеспечить самое необходимое для нашей молодой семьи — крышу над головой. Эта виртуальная непостроенная квартира оставалась для нас последним моральным утешением.
- Ну, ничего, — помнится, говаривали мы с Мишей, который тоже вложил свои американские средства в покупку квартиры в «СИ». — Зато у нас хотя бы квартирный вопрос решён.
Новое обстоятельство открывало нам двери в новую реальность. Реальность без крыши над головой. Реальность семьи без будущего.
Эти деньги я так никогда и не видел. Они всегда существовали как бы сами по себе. Копились где-то в банке, перемещаясь со счёта на счёт, и, наконец, нашли приют в ячейке продажного фсбшника (тафтология кстати) на Каймановых Островах. Как говорится, мы жили плохо, а потом нас ограбили.
