— Вот именно! — обрадовалась женщина и достала из-под вороха разложенных платьев нож.
Ее глаза были абсолютно безумны. В рукопашной я бы, пожалуй, попробовала за себя постоять, но сейчас, когда у соперницы появилось оружие, предпочла поберечься. Надо выиграть время, надо разговорить безумицу. Ведь всем известно, что натуры нервические любят работать на публику.
— И для чего вам понадобился этот сложный маскарад? — сделала я первый ход. — Сразу две личности, причем принадлежащие к разным сословиям, представлять совсем не просто.
— Ну, разумеется, чтобы отомстить! Ты слыхала, наверное, поговорку о том, что месть это блюдо, которое подают холодным? Даже такая деревенщина, как ты, должна была ее слышать!
Я отрицательно мотнула головой.
— Это значит, что мщение должно откладываться на долгий срок для того, чтобы мститель получил от процесса максимальное удовольствие. Моя месть затянулась на годы, на десятилетия, но оно того стоило.
— Вы ошибаетесь, — проникновенно произнесла я. — Десять лет назад я не могла вам сделать ничего плохого. Я же девчонкой была совсем.
— Еще как могла, деревенщина!
«Жива останусь, обязательно куда-нибудь для памяти черкну, что даже безумицам на возраст намекать нельзя, — уходя в сторону от ножевой атаки, подумала я. — Такая ошибка может стать фатальной».
Ходит в Кордобе среди завсегдатаев корриды одна любопытная байка. Сказывают, поначалу на арену и коров дозволено выпускать было. Корова, она ежели статная да откормленная, не хуже быка выглядит. Только вот от таких «коровьих боев» тореадоры калечились в огромных количествах, да смертей было — не сосчитать. Это потом уже умные люди разницу приметили. Когда бык атакует, перед самым ударом, когда вот-вот коснутся рога его мягкой человеческой плоти, на мгновение закрывает он глаза. Всего на одно мгновение, но для умелого тореро и этого довольно. А корова — нет, так с открытыми гляделками и прет, и поэтому нет против нее ни единого шанса.
Я сдернула с себя простыню и на манер мулеты стала выписывать ею в воздухе сложные фигуры.
— Торо!
Полотняный жгут охватил запястье соперницы. Я резко дернула. Нож упал на ковер.
«То-то же, ёжкин кот! Потому что надо хоть иногда тело тренировать, а не излишествам предаваться, — назидательно подумала я, уже предчувствуя победу. — Нет у Адонсии супротив меня ни единого шанса. Дамочка-то рыхловата».
— У тебя красивое тело, — тяжело дыша, проговорила обезоруженная графиня. — Соразмерное, с гладкой кожей…
— Вас удивляет этот факт? — настороженно переспросила я.
Она расхохоталась — гулко, по-совиному.
— В этом мире меня уже давно ничто не может удивить. Ты спрашивала о мести? Ее объект вовсе не ты. Я мщу Дракону.
Я испугалась, да так, что волосы зашевелились на голове. Я вспомнила, где я слышала этот противный ухающий смех.
— Это не вами случайно я одержима была… тетенька?
Ее хохот ввинчивался в уши, причиняя боль.
— Мною! Конечно, мною, деточка!
Адонсия широко раскрывала рот, так широко, что казалось, еще чуть-чуть — и уголки надорвутся. Глаза ее округлились, изменяя цвет. В их черноте растворялись зрачки.
— И не только ты. Для существа моего уровня дергать за ниточки сразу нескольких кукол — приятное разнообразие. Это был мой, лично мой театр! Твой любезный друг Кляйнерманн также делил со мною свое тело. Ах, какое удовольствие — управлять человечком, который даже не подозревает о твоем присутствии. Я вкладывала в его пустую головешку мечты о грядущем величии, ненависть к бывшему другу, грязные страстишки. Как я веселилась, когда простачок Зиги готовил покушение на Дракона!
— А зубы у вас по задумке так быстро растут? — испуганно спросила я. — Просто, кажется, у вас во рту их уже два ряда образовалось.
— Деревенщина! Ты смеешь шутить в такой момент?
А что мне еще оставалось? Картинка-то вырисовывалась вовсе бредовая. Голенькая барышня, прижимающаяся спиной к шпалере, а перед ней — чудовище вида ужасного.
Потому что приятное глазу лицо графини плавилось, как свечной воск. Скулы разъезжались в стороны, прятался подбородок, почти исчез нос, оставив по центру морды две волосатые ноздри. Брр… А собачьи уши? А зубы, длинные и острые?
Когда я все это увидела впервые, в зеркале любвеобильной Гретхен, испугалась не очень. Да и видела я ее тогда мгновение, не больше. А теперь…
Ноздрей коснулся отвратительный запах разлагающейся плоти. Меня вообще спасать кто-нибудь будет? Ау! Где мои боевые вовкудлаки?
Рука моя под повязкой начинала кровить. Графиня с удовольствием рассматривала расползающееся на ткани пятно.
— Я люблю кровь. Вкус ее люблю, цвет, запах. А какую магию она дает! У этого студента, твоего любовника, была замечательная кровь. Попробовав капельку, я уже не могла остановиться.
Я дернулась в сторону. Если выбежать в коридор и успеть захлопнуть дверь…
— Куда?! — Длинная пятипалая лапа потянулась ко мне через всю комнату.
Под руку подвернулся табурет, им-то я и запустила в тварь. Бах! Графиня исчезла. Груда деревяшек осыпалась на пол. В тот же миг Адонсия упала на меня сверху, как огромный паук.
Я заорала и вцепилась ей в морду, вдавливая большие пальцы в глазницы. Казалось, под моими ладонями копошатся черви, воняло просто гадостно. Я дышала ртом и усиливала нажим. Тварь клацала зубами. Подкатила тошнота. Я начинала слабеть. Нет, к таким дракам жизнь меня не готовила.
— Я тебя сожру, деревенщина, а кишки на люстру подвешу. Твой Дракон ошалеет от счастья…
— Жаль, что ты этого уже не увидишь, — пыхтела я.
— Думаешь, он тебя любит? Как бы не так! Он не может любить, уж я-то знаю.
— Что ты там знаешь!
Глазные яблоки твари лопнули, брызнув мне в лицо вонючей слизью. Адонсия завизжала от боли. Я откатилась в сторону и поднялась на четвереньки.
— Чтоб неповадно было!
Тварь лежала на животе, поводя головой из стороны в сторону. Я шарила рукой по ковру. Нож, где-то здесь он валялся… Вот!
Я вскочила, держа лезвие от себя на уровне пояса. Тварь с хлюпаньем втягивала в себя воздух.
— Что там происходит? — услышала я возмущенный шепот Иравари. — У меня обзора никакого! Лутоня, ты жива?
— Жива, — ответила я. — И даже, кажется, победила.
— Зеркало открой!
Я, не выпуская ножа, осторожно пересекла комнату и отодвинула шпалеру. Иравари, одетая с таким шиком, будто собиралась позировать для картины придворного художника, помахала мне рукой.
— Почему не добиваешь?
— Я тебе убийца, что ли? Сейчас Михая позову, пусть он ее своими методами изгоняет.
— Ну и зря, — зевнула демоница. — Мы таких перерожденцев сразу в расход пускаем, не цацкаемся.
— Ты не понимаешь — она, кажется, именно за смертью ко мне и пришла. Даже изничтожив меня, скрыться уже не сможет. Во дворце полно оборотней, ее схватят. И понимает она это не хуже меня.
И тут Адонсия подпрыгнула, испуская из пустых глазниц красные лучи. Рукоять ножа раскалилась докрасна, я охнула и разжала руку.
— Доболталась, бестолочь! — ругнулась Иравари. — А я даже помочь тебе ничем не могу! Ветреница-недоучка!
— А сама… Я замолчала, осененная простой мыслью.
— Осторожно! Справа! — Истошный крик подруги заглушил мой мягкий смех.
— Ты со мной поиграеш-ш-шь? — шепнул явившийся на зов ветер. — Пош-ш-шалим?..
Князь Влад любовался розами в обществе алькальда и нескольких высокородных кабальеро, когда на мощеную дорожку розария с неба спустилась его супруга. Шелковые полы платья донны Дракон развевал ветер.
— Дон ди Сааведра… — величественно поздоровалась Лутеция, ступив расшитыми туфельками на твердую поверхность.
— Сударь… — повторила приветствие для мужа.
Сопровождающие лица, поджидавшие в отдалении окончание беседы князя, удивления не выказали.
Влад, иронично подняв бровь, снял свой камзол и набросил на плечи супруге.
— Ты почему голая? В свите пара-тройка вовкудлаков, на которых мороки не действуют.
— Значит, так. — Тоненький пальчик обвиняюще уставился в княжью грудь. — С твоими бабами я разбиралась последний раз. А теперь немедленно прикажи оборотням арестовать графиню ди Васко, или как там ее на самом деле зовут, которая валяется в моей спальне в абсолютно непотребном виде.
Дракон вполголоса отдал распоряжения и обернулся к супруге:
— Ты не пострадала?
— Я? Нет. Но, если объявится еще какая-нибудь твоя бывшая пассия, пострадаешь ты, причем от моих рук!
— Злюка! — улыбнулся Влад и почтительно поцеловал руку своей княгини.
Одеться мне удалось только в комнате Агнешки. Даже и платье ее пришлось одалживать — узкое в груди, зато длинное просто до безобразия.
