С Т Е П К А. Это они извозчице платили, которая вас, значит, сюда привезла...
П Е Т Р Н И К О Л А Е В И Ч. Как сюда привезла? Ведь мы же на своих приехали, в коляске!
П Р О Ф Е С С О Р Ш А. Ну да, ну да... Она и сама говорила, что ошиблась. Не суетись, Петруша, все в порядке...
П Е Т Р Н И К О Л А Е В И Ч. А зачем ты сейчас этого горничного за шею держала?..
П Р О Ф Е С С О Р Ш А. Я... я... я думала, что это ты... Он так справа зашел, понимаешь? И ты часто справа стоишь, и... и здесь получилась иллюзия ... рефлекторный обман правой половины левого мозгового полушария... Явление, которое нужно будет еще разработать...
П Е Т Р Н И К О Л А Е В И Ч. Ах нет, не нужно, не нужно! Ты не разрабатывай, пусть лучше кто-нибудь из ассистенток...
Уходят в столовую. Степка в другую дверь. Через минуту из той же двери
входит д е н щ и х а.
Д Е Н Щ И X А. Ишь... не в те двери попала. (Заглядывает.) Столовая там. Господа питаются... Генеральша-то моя чвакает - аж сюда слышно.
С Т Е П К А (входит с блюдом). Ай!..
Д Е Н Щ И Х А. Степану Ильичу, наше вам. Глаза нале-во! Куды вы эдак рысью марш направляетесь?
С Т Е П К А (отмахиваясь блюдом и роняя котлеты) . А ну вас! Как сюда попали?
Д Е Н Щ И Х А. Перекусила малость и запила малость перекусочку-то. Федорушка поднес. Хорош Федорушка-то, а ты, Ильич, еще лучше (убежденно), ты, Ильич, - ягода. И я всегда согласна тебя осчастливить. Ты мое честное имя трепать не будешь, поведение твое самое выдающееся. А я всегда за себя постою. Слыхал нашу солдатскую песню? (Поет и приплясывает.)
Их, солдатка рядовая,
Сама себе голова я,
Как уеду я подальше
От своей от генеральши.
А вашу мужчинскую скромность ценю. И за вас грудью всегда пойду па всякого супостата. Грудью! Так точно-с! А вы меня за то всегда можете угостить-с. (Поднимает с пола котлету, вытирает обшлагом и ест.) Потому, как поется у нас в песне: "И за любовь мою в награду ты мне слезку подари!.."
С Т Е П К А (подбирая котлеты на блюдо, денщиха помогает, вытирает котлетки рукавом). О Господи, Соломонида Фоминишна! Да ведь мы к вам завсегда... Ой, Господи, никак, идут. (Бежит с блюдом в столовую.)
Денщиха уходит. Из столовой быстро выходит о т е ц. За ним т е т я М а ш а,
за ней гурьбой остальные.
Т Е Т Я М А Ш А (с бутылкой шампанского в руках). Нет, Шурочка, ты должен покориться. Это старинный польский обычай. Когда мы стояли в Польше, у нас ни один обед без этого не обходился. Всегда перед пирожным кто-нибудь предлагал выпить из сапожка хозяина дома.
О Т Е Ц. Но ведь мы не в Польше... Мне так неловко.
В С Е. Пустяки! Нужно! Что за глупости! Это так весело! Оригинально! Обычай!
М А Т Ь. Ну, полно кривляться! Сам радешенек. Снимай сапог! Чего ломаешься?
Отец садится и медленно стягивает с ноги высокий сапог.
Т Е Т Я М А Ш А. Ну, вот и отлично! Давай сюда! Вот так. (Выливает бутылку в сапог.) Степочка! Тащи, дружок, еще бутылочку! Еще две! Две тащи! Постой, тебе самому не откупорить - Катя, помоги ему.
Выливает еще две бутылки. Сапог растягивается в вышину.
Давай еще две.
М А Т Ь (тревожно). Может быть, одной довольно? Эдакая прорва... Ну и размер...
Т Е Т Я М А Ш А. Лей еще! Вот так, за здоровье прекрасных мужчин! Ура! Пью первая!
П Р О Ф Е С С О Р Ш А. Я! Я первая. Я не могу пить после вас! У вас во рту, наверное, всякие молекулы... Мне не поднять... Помогите... Подоприте снизу...
Тетя Маша поднимает сапог за каблук, вино выливается па профессоршу.
П Р О Ф Е С С О Р Ш А (захлебываясь). Ай, тону! Тону! У меня очки всплыли! Спасите! Я жить хочу!
Петр Николаевич рыдает у нее па плече.
М А Т Ь (Маше). Что ты наделала?
О Т Е Ц. Ужасно! Ужасно! Такую массу вина вылить...
Т Е Т Я М А Ш А. Виновата, виновата. Я ведь по вашему же указанию желала услужить, хе, хе. Расскажу вам по этому поводу одну историйку. Факт, но верно. Была, видите ли, одна бригадная генеральша, страшнейшая ругательница; так она, знаете ли, ругалась до такой степени...
О Т Е Ц. Мари, ле-з-анфан!..
Т Е Т Я М А Ш А. Ах, виновата, виновата, не буду!
П Е Т Р Н И К О Л А Е В И Ч (вытирает жену носовым платком). Едем домой, дружок, ты отдохнешь, просохнешь.
П Р О Ф Е С С О Р Ш А (трет глаза и хнычет). Все равно! Очки уплыли... И главное, так вредно после обеда это холодное обливание. Если бы перед обедом, я бы даже была благодарна. И в платье тоже нехорошо. Зачем было делать в платье? Надо было раздеться...
Т Е Т Я М А Ш А. Хе! хе! хе! А у нас в полковой конюшне...
О Т Е Ц. Да вы присядьте, вот сюда, к печке - мигом обсохнете.
П Р О Ф Е С С О Р Ш А. Ах нет... Лучше велите полить меня эфиром, чтобы ускорить испарение. Что? Нет? Так я пойду лягу. Простите, господа, я вас не задерживаю ввиду инцидента.
П Е Т Р Н И К О Л А Е В И Ч. Лили! Лили! Мы у них, а не они у нас.
П Р О Ф Е С С О Р Ш А. Ах да, совершенно верно, друг мой. Во всяком случае, благодарю вас, господа, за оказанную мне честь и надеюсь, что и впредь не забудете своим посещением... Чего тебе, Петруша?.. Посещением. Простите за скромную трапезу, но поверьте, что я от души, от души старалась обставить все поприличней, и если не удалось, то прошу прощения. Что, Петруша? Да, да! Мы у них, как говорит мой муж, то есть мы у вас в свою очередь тоже непременно побываем. До свиданья! (Делает эффектный поклон и направляется в Ванину спальню.)
В А Н Я. Ай, ой! Не туда! Не туда!
К О Л Я. Госпожа профессорша, там Ванина спальня.
Петр Николаевич и Степка подхватывают профессоршу под руки и уводят.
М А Т Ь. Эдакий ум!
О Т Е Ц. Гениальная женщина!
К А Т Я. Но до чего рассеянна!
Т Е Т Я М А Ш А. Гм... да. Припомнился мне по этому поводу...
М А Т Ь. Ну, детки, вы теперь пойдите, а мы здесь посидим в своей компании, покурим. Шурочка, приготовь нам кофе.
Отец, Ваня и Коля уходят.
Ну, теперь можно сан фасон. (Закуривают сигары.)
Т Е Т Я М А Ш А. Что это у тебя Ваня какой-то хмурый стал?
К А Т Я. Это он все с Андреем Николаевичем своим мужским вопросом занимаются.
Т Е Т Я М А Ш А. Это насчет мужского равноправия, что ли?
М А Т Ь. Ну да. Совсем с ума спятили. На курсы идут, волосы отпускают; Андрей, дурак, ерунды начитался и моего Ваньку сбивает. Выдать бы их поскорей за хороших жен...
